Нежданная песня

Глава 68

 

Уильям зажег сигару, бросив виноватый взгляд на дверь своей гостиной. Она была плотно закрыта именно по этой причине, но Ба славилась тонким обонянием и крайней антипатией к запаху сигарного дыма. Только Ричард мог совершить такой безрассудный поступок, принеся сигары в дом, даже под предлогом празднования помолвки Уильяма.

cognac Ричард, сидевший напротив, выглядел абсолютно в своей стихии, с сигарой в одной руке и бокалом коньяка в другой. Он первым после Уильяма обновил шикарное кресло, стоящее напротив камина. Отныне гостиная должна была быть обставлена мебелью для двоих.

— Мне хотелось бы произнести тост, — сказал Ричард, поднимая свой бокал. — За Элизабет — чертовски привлекательную девушку, несмотря на ее сомнительный вкус в выборе мужчин.

— Я бы попросил, — Уильям бросил на Ричарда прищуренный взгляд. Конечно, он не был обижен, но знал, что Ричард будет разочарован, если он не отыграет свою партию.

— Ох, да ладно! Признайся, что тебе крупно повезло. Или я сильно ошибаюсь насчет мисс Лиззи, или твои деньги ее не интересуют.

— Ты не ошибаешься.

— Ну вот видишь. И, тем не менее, она по собственной воле вступает в ряды сумасшедших.

— Каких еще сумасшедших?

— Ку-ку, — Ричард помахал сигарой, изображая Граучо Маркса*. — «Произнеси тайное слово и выиграй поездку в сумасшедший дом», — он замолчал, попыхивая сигарой, и выпустил облачко голубоватого дыма. — Возможно, ты помнишь День Благодарения? Ну, знаешь, есть такой священный семейный праздник. Тот самый день, когда мы все чинно сидели рядком и наблюдали, как Лиззи прессуют. Приятное знакомство с образом жизни семейства Дарси.

Уильям вздохнул.

— Это была экстремальная ситуация.

— И я отнюдь не завидую Лиззи, что ей придется переехать в этот дом. Ба — это точно не тот тип свекрови, о которой мечтает каждая стыдливая невеста.

— Бабушки-свекрови.

— Неважно. Иметь дело с тобой одним, старик, уже достаточно сложная задача. Но, собравшись вместе, мы становимся семейным аналогом горы Эверест, а это испытание явно не для любителей.

— Лиззи сумеет с этим справиться.

— Да, думаю, сумеет. Что и удивительно.

Он снова поднял свой бокал.

— Позволь мне немного переформулировать мой тост. За тебя и Лиззи, и за вашу долгую счастливую жизнь вместе. Поздравляю, старина.

— Спасибо, — Уильям вдохнул богатый букет коньяка и с благоговением пригубил его. Крепкий и приятный на вкус, он медленно заструился по венам. Но выпады Ричарда против семейства Дарси мешали Уильяму до конца насладиться состоянием довольства. Ведь Элизабет придется еще не раз столкнуться со всем этим, когда она станет его женой — включая и нечто еще, о чем ни она, ни Ричард не знали. Он не думал, что это может изменить ее решение, но все-таки страшился рассказать ей.

Ричард поставил свой бокал на край стола и одобрительно кивнул.

cognac bottle — Коньяк совсем неплох.

— Неплох? Это же Реми Мартэн Луи XIII.

— Ну, я же и говорю: неплох. Это конечно, не Макаллан тридцатилетней выдержки, но ради твоей помолвки я готов опуститься и до этого.

— Тронут твоей жертвой, — мрачно процедил Уильям.

— Еще бы. Но это особый случай. Ты же не обручаешься каждую неделю. И слава Богу, иначе я снова попал бы под матушкин обстрел по поводу обустройства моей жизни.

— Мне очень жаль.

— Ничего тебе не жаль.

— Ты прав, — Уильям усмехнулся. — Она не заставляет тебя сожалеть, что ты не остался в Пемберли?

— Все вокруг заставляет меня сожалеть, что я не остался в Пемберли, — Ричард удивил всех, в день выступления Уильяма внезапно улетев на Барбадос. Он вернулся в Нью-Йорк лишь несколько часов назад с глубоким загаром и фирменной ленивой улыбкой, которую не видели у него на лице уже много недель.

— Как там погода?

— Зной. А женщины еще знойнее.

Уильям усмехнулся и покачал головой.

— Другими словами, ты там не высыпался.

— У меня будет полно времени выспаться после смерти. Пока же я знаю способы получше, как проводить ночи. И — кстати о птичках — когда приезжает Лиззи?

— В субботу, — еще два дня. Телефонные разговоры, даже долгие, не могли заменить ее присутствия. Пять дней разлуки стали казаться Уильяму пятью десятками.

— И останется на все праздники?

— Кстати, ты мне напомнил, — Уильям стряхнул пепел с сигары в пепельницу. — Мы с Лиззи собираемся 29-го ехать в Вашингтон поездом. Не хочешь отправиться с нами, или ты собираешься поехать с родителями на машине?

— На самом деле я собираюсь послать к черту всю эту мутотень и встретить Новый год здесь.

— Почему?

Ричард пожал плечами.

— Для меня это все как-то слишком цивильно. Не говоря уж о том, что перспектива оказаться в одном зале с нашим уважаемым президентом вовсе не кружит мне голову, словно школьнице.

— Но когда я спрашивал тебя несколько недель назад, не слишком скучно ли тебе будет в Вашингтоне, ты сказал…

— Я передумал. Вряд ли ты станешь без меня тосковать. Чем меньше людей поедет с тобой, тем легче будет вам с мисс Лиззи улизнуть, чтобы отпраздновать только вдвоем — на своей собственной новогодней вечеринке, где будет явно погорячей.

С этим Уильям спорить не мог, хотя и не намеревался откладывать это… горячее празднование аж до встречи Нового года. Он откинулся в кресле и закрыл глаза, наслаждаясь одной из своих любимых фантазий — Элизабет, возлежащей в его ванне и окутанной клубами благоухающих пузырьков. В одной руке у нее бокал с шампанским, а другой она манит его, ее глаза полуприкрыты от желания, а улыбка наполнена обещанием страсти… Он не смог удержаться от еле слышного вздоха.

— О чем это ты задумался? Как будто я не знаю, впрочем.

Уильям выпрямился, оглядывая глазами комнату и стараясь избежать понимающей усмешки Ричарда.

— Ни о чем особенном.

— Ладно, сменим тему. Расскажи-ка мне подробнее о ситуации с Джорджи. Я знаком с делом в общих чертах, без подробностей.

— Ты ведь знаешь, что в понедельник мы были в суде?

— Да. Но это было вроде только предъявление обвинения.

— В семейном суде это называется по-другому, но, в принципе, верно. Судья убедился, что Джорджиана понимает, в чем суть обвинения, и установил дату слушания — они называют это так, но фактически это суд.

За последние дни Уильям узнал о системе правосудия по делам несовершеннолетних гораздо больше, чем хотел бы.

— А почему они не провели предварительное прослушивание прямо в пятницу, когда задержали ее?

— Суд к тому времени уже закрылся на выходные.

— И слушание не состоится раньше января?

— Да. Мне очень не нравится, что это будет так долго висеть над нашими головами.

— Но почему бы им просто не пожурить ее и не отпустить? Я имею в виду, что она же еще ребенок, и ведь она никого не убила и не ограбила банк.

— Тут есть два осложнения. Во-первых, формально это подпадает под уголовное преступление из-за цены вещей, которые она… — Уильям до сих пор не мог заставить себя произнести слово «украла». Он глотнул коньяк и уставился на бокал.

— А во-вторых?

— Адвокат Джорджи считает, что с Кортни происходит что-то странное.

Виктор Росси заезжал к ним вчера, чтобы сообщить эту неприятную новость, и Уильям с тех пор не переставал об этом думать.

— А, эта ее сообщница.

— Подстрекательница, ты хочешь сказать.

— Так в чем проблема?

— Отец Кортни — защитник, и, судя по всему, у него довольно сомнительная репутация по тактике ведения процесса в суде. Это не было бы проблемой, если бы он по непонятным причинам не отказывался от встречи с адвокатом Джорджи. А Джорджи говорит, что, как ей кажется, Кортни стала ее избегать. Есть повод для беспокойства.

— Да, звучит тревожно, — Ричард помолчал, изучая свою сигару. — Ты веришь Джорджи, когда она говорит, что это Кортни подтолкнула ее к краже?

— Конечно. Она бы никогда сама до этого не додумалась. А что?

Ричард пожал плечами.

— Не знаю. Просто, когда это случилось в первый раз, в магазине поймали за руку только ее одну.

— Джорджи говорит, что Кортни постоянно ворует, просто она раньше ни разу не попадалась. Может быть, она набила руку, практикуясь в кражах.

— Г-м-м.

— Ты знал про первый раз? Тетя Элеонор рассказала тебе сразу же после того, как это случилось?

— Да. Я случайно услышал, как мама разговаривала с Джорджи через день или два после того, как все произошло, и затем задал несколько наводящих вопросов. Мама говорит, что Ба очень сердится на нее из-за того, что она скрыла тот случай.

Уильям кивнул.

— По сути, я не осуждаю Ба — тете Элеонор следовало бы рассказать нам.

— Возможно, — Ричард положил сигару в пепельницу, — но Ба и Джорджи в последнее время ладили между собой примерно как вода Perrier с оливковым маслом. Матушка просто старалась, чтобы отношения между ними не стали еще хуже. И к тому же она считала, что Джорджи уже усвоила урок.

— Я понимаю, — Уильям вздохнул. — Как же это все неприятно.

— Ладно, нам снова нужно сменить тему. Мы ведь собирались праздновать вашу помолвку, а не впадать в тоску, — Ричард потянулся за бутылкой коньяка. — Тебе нужно добавить.

— Спасибо. Как насчет музыки?

— Только, умоляю, не очередную праздничную дребедень. Я уже по горло сыт «Звенящими колокольчиками» и «Украсим зал», а ведь впереди еще пять рождественских дней.

— И то верно, — Уильям поставил свой любимый диск Джона Колтрейна и вернулся на свое место. — Между прочим, спасибо, что привез сигары. Ты протащил контрабанду с Барбадоса?

— Не спрашивай, все равно не отвечу, — Ричард подмигнул ему. — Я просто доволен, что достал их, и мы можем заняться подходящим делом, чтобы отметить твои последние холостяцкие денечки. Приходится отдать тебе должное — я не смог бы засунуть голову в эту петлю.

— Если бы ты встретил подходящую женщину, могу поспорить, смог бы.

— Оставаться верным одной-единственной женщине, когда вокруг так много других? Да ни за что.

Уильям улыбнулся и покачал головой.

— Ты сам не знаешь, чего лишаешься.

— И предпочитаю не знать, — Ричард поднял свой бокал. — Следующий тост. За возможность выбора. И за то, чтобы наш выбор всегда оказывался правильным.

— За это я с удовольствием выпью.

Потому что я сделал правильный выбор и абсолютно уверен в этом.

divider

Элизабет шагнула на веранду родительского дома и прикрыла за собой двери. Двери были стеклянными, но все равно помогали хоть немного заглушить резкие голоса, рикошетом отскакивающие от кухонных стен. К ее удивлению, все сестры, даже Лидия, вовремя приехали домой на семейное празднование Рождества, которое в этом году справлялось на четыре дня раньше, чтобы подстроиться под планы Элизабет. К лучшему или к худшему, а, скорее всего, и к тому и другому, дом был под завязку полон Беннетами.

Ужин стал суматошным, но радостным событием. Миссис Беннет, настроение которой устремилось в стратосферу после новости о помолвке Элизабет, провела большую часть ужина, щебеча об огромных свадебных тортах, антикварных кружевных нарядах и знаменитых будущих родственниках. Время от времени она прерывала свой монолог, чтобы задать повисающий в воздухе вопрос, хотя вряд ли ждала на него ответа.

Элизабет не волновала суета, потому что здесь не было Уильяма, который мог бы все это увидеть. Кроме того, она не могла вспомнить, когда в последний раз ее мать говорила о ней со столь очевидной гордостью. Кабы знать это раньше. Чтобы стать ее любимой дочерью, нужно было всего-то выйти замуж за миллионера.

Но после ужина шум стал невыносимым. Казалось, на кухне объявлен мировой чемпионат по крику и болтовне, в котором Китти явно уступала Лидии и их матери. Наконец, когда терпение Элизабет натянулось до последнего предела, она отдала Мэри кухонное полотенце и сбежала во двор.

crescent moon Чистое небо обещало скорое похолодание, но сейчас в воздухе витала лишь легкая прохлада. Она смотрела на Луну, зачарованная мыслью, что этот же хрупкий полумесяц светит сейчас над Манхэттеном, и Уильям, возможно, в эту самую минуту так же смотрит на него. Если повезет, завтра им удастся вместе полюбоваться этим зрелищем с крыши его нью-йоркского дома.

В конце маленькой лужайки стояли кучкой три лимонных дерева и словно сплетничали о соседях, заглядывая через красный деревянный забор. В детстве Элизабет обожала забираться на этот забор и, качаясь, балансировать на его кромке — до того дня, когда она попыталась изобразить канатоходца, которого видела в цирке. В результате она свалилась с забора в соседний двор, сломав ногу. Неудивительно, что мама поставила крест на своих попытках сделать из меня настоящую леди.

Она направилась к деревьям через лужайку, на которой свет, льющийся с веранды, чередовался с длинными призрачными тенями, постепенно тонувшими во мраке. Мэри не любила двор в темноте, еще в раннем детстве убежденная одной из своих нянек, что среди теней таятся чудовища. Элизабет покраснела при воспоминании о том, как дразнила свою пугливую сестру историями о гигантских злодеях, рыскающих снаружи, которых она якобы видела через окно спальни.

Пока она брела через двор, каждый встреченный предмет — дерево, бочка с водой, ржавый садовый стул — навевали воспоминания. Самым ярким образом ее детства было одно давнее зимнее утро, когда отец наклонился к ней, чтобы сложить в ее пухлые детские ладошки созревшие лимоны и апельсины.

Дверь на веранду отворилась, и взрыв шума вырвался из кухни наружу. Она услышала свое имя, а также слова «Дарси» и «сказочно богат», произнесенные пронзительным голосом матери. Звук уменьшился, когда ее отец закрыл дверь за собой.

— Лиззи? — он пересек маленькую, словно заплатка, лужайку и присоединился к ней под деревьями.

— Я подумал, что, возможно, найду тебя здесь. Даешь отдых своим барабанным перепонкам?

Она улыбнулась.

— Думаешь, они заметили бы, если бы мы сбежали в какое-нибудь местечко потише?

— В местечко потише? Это не слишком ограничивает наш выбор, — он приподнял бровь, и они улыбнулись друг другу. — Во сколько твой самолет?

— Около одиннадцати. У меня еще целый час до отъезда, — она склонила голову к дереву, стоящему слева. — Я подумала: не взять ли мне пару лимонов для миссис Рейнольдс — это экономка Уильяма, — если можно.

meyer lemon tree — Конечно.

Он потянулся и сорвал с дерева два лимона.

— Думаю, эти спелые.

— Я рассказывала ей, как каждое рождественское утро мы с тобой рвали для всех свежие лимоны.

— Думаю, в этом году мне придется делать это самому.

Он сказал это спокойно и буднично, но его слова казались, повисли в воздухе, простирая между ними пропасть.

— Мне очень жаль, папа,— сказала она нежно. — Мы с Уильямом правда собирались провести сочельник с вами. И не смогли только из-за того, что у него неожиданно возникли серьезные семейные проблемы.

Зная талант своей матери к сплетням, она не поделилась подробностями о ситуации с Джорджианой.

— Лиззи… — он помолчал, изучая дерево, и затем сорвал другой лимон. — Я все пытаюсь сообразить, как лучше это сказать.

— А что не так? Я так и поняла, еще за ужином, что тебя что-то беспокоит.

Он вздохнул и потер нос.

— Очевидно, что твоя мать просто в восторге от известия о твоей помолвке. Я был почти уверен, что она бросится танцевать джигу, когда ты сообщила ей эту новость. Более того, она вероятно сделала бы это, если бы кто-нибудь сыграл на скрипке. Впервые в жизни я пожалел, что не умею на ней играть.

Элизабет усмехнулась, но ее улыбка растаяла, когда она вспомнила начало его фразы.

— Ты сказал, мама в восторге. Значит ли это, что ты — нет?

Он нахмурился и молча посмотрел на нее, прежде чем ответить.

— Лиззи, ты уверена, что поступаешь правильно, соглашаясь на этот брак?

— Да. Почему ты спрашиваешь? — она расправила плечи и взглянула на него.

— Потому что я боюсь, что ты, возможно, выходишь за него замуж по неправильным причинам.

— Не может быть, чтобы ты думал, что я выхожу за Уильяма из-за его денег, — она не ожидала от своего отца такого унижения.

— Конечно, нет. Я слишком хорошо тебя знаю. Но не из-за его ли славы? В этом я как раз не уверен.

— Я выхожу за него замуж не потому, что он знаменит, папа.

— Но ты выходишь за него потому, что он Уильям Дарси?

— Я не понимаю… — но тут она внезапно сообразила, что он имеет в виду.

— У тебя есть все его диски. После того как ты впервые увидела его в Интерлокене, — когда это было, лет десять назад? — ты месяцами только о нем и говорила. Ты была на его концертах… я не знаю сколько раз, но слишком часто, чтобы рассматривать это как случайный интерес, — он помолчал и покачал головой. — Лиззи, я понимаю, что это, должно быть, приводит в восторг, когда кто-то, на кого ты молишься годами, вдруг проявляет к тебе интерес, но это еще не основа для удачного замужества.

— Я это прекрасно понимаю, — она глубоко вздохнула и призвала на помощь все свое терпение. В конце концов, в начале своих отношений с Уильямом она и сама испытывала те же сомнения. — Я выхожу за него замуж не поэтому.

Он продолжал, казалось, не слыша ее:

— В тот день, на предсвадебном приеме, мне стало за тебя неспокойно. Он почти весь вечер неотрывно смотрел на тебя — даже во время ужина, хотя и ты сидела за другим столиком. Не то чтобы я мог поставить это ему в вину — в тот вечер ты словно освещала собой весь зал. Но, видя его явную заинтересованность тобой, я боялся, что он, возможно, попытается воспользоваться твоей…

— Моей подростковой влюбленностью в него?

Он пожал плечами.

— Я хотел сказать — твоей повышенной восприимчивостью к нему. Сперва ты, казалось, игнорировала его, но к концу вечера все изменилось, и это меня несколько встревожило.

Она вспомнила необычно теплое для ее отца прощание в тот памятный вечер, и то, что Уильям стоял тогда рядом с ней.

— Тебе не о чем было беспокоиться. В тот вечер он проявил доброту и заботу, предложив мне свою поддержку, но ничего более.

— Но на следующий день, когда мы делали все эти звонки об отмене свадьбы Джейн, ты говорила о нем совсем другое. Ты называла его «высокомерным», «самовлюбленным», «снобом», и это еще далеко не все характеристики.

Элизабет поморщилась. Она вернулась в то утро с Крисси Филд, кипя от гнева и возмущения.

— К тому же как-то летом — думаю, это было 4 июля, — мы все были во дворе, и я готовил барбекю. Ты разговаривала с Шарлоттой об Уильяме, и я случайно услышал часть вашей беседы. Твои замечания о нем были, помнится, отнюдь нелестными.

Элизабет снова поморщилась. Испытывая боль и унижение от очевидного равнодушия к ней Уильяма, она тогда изо всех сил пыталась убедить своих подруг — и себя заодно — что ей на это плевать.

— А пару месяцев назад мы с мамой узнали, что ты встречаешься с ним. Но когда бы мама ни спрашивала тебя об этом, ты сразу же меняла тему разговора, и ей не оставалось ничего лучшего, как тщетно пытаться вытянуть хоть что-то из Джейн. То немногое, что ей удалось узнать, сообщила Китти: что у вас двоих «все ништяк», что бы уж это ни значило.

— Я не собиралась от вас ничего скрывать, но… — но тогда она еще не доверяла Уильяму — или своим собственным чувствам.

— Ты понимаешь мою дилемму? Сначала ты уверяешь нас — категорически, — что ты его презираешь. Затем ты начинаешь встречаться с ним, но не говоришь об этом, как будто стыдишься того, что делаешь. И сейчас ты внезапно выходишь за него замуж? — он сжал ее руку. — Неудачное замужество — детка, ты не знаешь, сколько вреда оно может принести. Мне страшно подумать, что это может случиться именно с тобой. Можешь ли ты винить меня в том, что я беспокоюсь, как бы ты не совершила ужасную ошибку?

Нет, она не могла его в этом винить. Исходя из ее поведения, едва ли он мог сделать иные выводы.

— Это единственное, что беспокоит тебя — что я выхожу за него замуж не по тем причинам?

Он кивнул.

— Видит Бог, что материально он сможет тебя обеспечить.

Он предостерегающе поднял руку, когда она открыла было рот, чтобы возразить.

— Да, я понимаю, что это старомодно. Я — не твоя мать, которая надеется, что вы все непременно выйдете замуж за богачей, но мне все же хотелось бы, чтобы вы оказались рядом с мужчинами, которых вам, по крайней мере, не придется содержать.

— Ты просто боишься, что в таком случае содержать их придется тебе, — поддразнила она.

— Возможно и так, — усмехнулся он. — По крайней мере с Дарси на этот счет можно не беспокоиться. И очевидно, что мозги у него имеются, а это еще одно очко в его пользу. Но я совершенно не заметил, чтобы у него было чувство юмора, и он наговорил кое-что о твоей карьере, что мне очень не понравилось в тот вечер, за предсвадебным ужином. И, Бог свидетель, он самовлюблен. Но если он тебе действительно нравится, все это не имеет особого значения.

— Папа, «нравится» даже и близко не описывает того, что я чувствую, — неожиданно глаза ее наполнились слезами. — Я люблю его. Я никогда и ни к кому ничего подобного не испытывала.

— А ты уверена, что это не просто оттого, что ты издали боготворила его все эти годы?

— Совершенно не поэтому. Да, Уильям Дарси — пианист, от игры которого у меня каждый раз перехватывает дыхание: так было всегда и, думаю, так и будет всегда, но я полюбила именно Уильяма Дарси — человека.

Он не ответил, лишь слегка кивнул.

— И у него есть чувство юмора. Нет, правда, есть, — настаивала она в ответ на скептическую усмешку отца. — Он просто неловко себя чувствует с незнакомыми людьми, поэтому и кажется таким чопорным. Но внутри, по сути своей, он совершенно другой.

— Мне придется поверить тебе на слово.

— Я знаю, что он кажется надменным, если плохо знать его, — она грустно улыбнулась. — На самом деле, иногда он кажется надменным, даже если знать его хорошо. Но он еще и очень заботливый, и щедрый, и милый, и… — ее голос пресекся. — Я очень люблю его, папа. С ним я чувствую себя счастливой, и уверенной в себе, и… — она шмыгнула носом, чувствуя, как увлажняются ее глаза, — и любимой.

— Тогда я счастлив за тебя, Лиззи, — произнес он слегка охрипшим от волнения голосом. — Я не очень-то склонен говорить о своих чувствах, но ты ведь знаешь, что всегда была мне особенно дорога.

Она кивнула, чувствуя в горле ком.

— У тебя есть одно качество — я никогда не мог до конца определить, что же это такое. Словно ты светишься изнутри. И этот твой свет — он всегда согревал мои дни.

Она снова всхлипнула и смахнула с уголка глаза слезинку.

— Мне вечно казалось, что в мире нет такого мужчины, который заслуживал бы тебя. Но я вынужден признать, что сейчас ты не просто светишься изнутри, а, можно сказать, сияешь ослепительно ярким пламенем. И, я так полагаю, это из-за Дарси.

— Лиззи? Папа? Вы здесь?

Элизабет посмотрела в сторону дома и увидела в дверях Джейн.

— Мама повсюду ищет вас, — сказала Джейн. — Она хочет открыть подарки.

— Хорошо, мы уже идем.

Эндрю Беннет с преувеличенной галантностью подал Элизабет руку.

— Не окажете ли мне честь сопроводить вас в дом, моя дорогая?

— О, благодарю вас, сэр, — улыбаясь, она взяла его под руку.

— Обещай мне одну вещь. Дай нам возможность узнать Уильяма получше.

— Конечно. Прости, что я не сделала этого раньше. Я думаю, он тебе понравится.

— Ну, он уже заработал одно стартовое очко в свою пользу — тем, что у него хватило ума влюбиться в мою малышку.

Она тяжело сглотнула.

— Я люблю тебя, папа.

Он похлопал ее по руке, лежащей на сгибе его локтя.

— Все, Лиззи, прекращай бередить мне душу. Возможно, я еще решу, что терпеть его не могу, и бойкотирую вашу свадьбу.

Она искоса взглянула на него и заметила, что его губы подрагивают. Рассмеявшись, они прошли через двери веранды, немедленно попав в атмосферу добродушного помешательства.

divider

jfk airport security area Уильяму жутко не нравилось, что друзья и родственники больше не имели возможности встретить прилетевших пассажиров прямо у выхода, а вынуждены ждать их снаружи, за специальной охраняемой зоной безопасности. Он стоял, прислонившись к стене, нетерпеливо вытягивая шею, вглядываясь как можно дальше в глубины тускло мерцающего коридора. По крайней мере в аэропорту было пока не слишком людно. Конечно, позже днем он наполнится пассажирами, но рейсов, прибывающих с раннего утра, было не так много.

Наконец он увидел ее, спешащую ему навстречу. Еще несколько секунд — и он подхватил ее и сгреб в объятия. Они прижались друг к другу и замерли в блаженном молчании. Она казалась еще нежнее и теплее, чем ему помнилось.

Через пару мгновений Элизабет оторвала голову от его плеча и, подняв к нему лицо, просияла в широкой улыбке.

— Почему ты смеешься? — спросил он, убирая прядку волос с ее щеки. Ее радость была заразительной, и он вдруг обнаружил, что тоже смеется, сам не зная чему.

Она тряхнула головой.

— Я просто страшно счастлива видеть тебя.

Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, но аэропорт был явно неподходящим местом для того поцелуя, которого он жаждал, поэтому он быстро отпустил ее и потянулся за ручной кладью.

— Полагаю, ты сдавала вещи в багаж?

jfk airport curbside — Разумеется. Неужели ты думаешь, что я смогла бы упихнуть все мои наряды — к обеду в Белом Доме, Новогоднему гала-концерту и Рождеству в кругу семейства Дарси — в эту небольшую сумочку?

Ее багаж прибыл довольно быстро, и вскоре они уже стояли снаружи на тротуаре. Аллен, чье обветренное лицо расплылось в теплой улыбке, выскочил им навстречу из машины.

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс Беннет.

— Рада видеть вас, Аллен, — Элизабет подала ему руку.

— Мы с Маршей были так счастливы узнать, что вы станете частью семьи, — он по-отечески похлопал ее по руке, чем немало изумил Уильяма. Обычно Аллен держался с людьми формально и отстраненно, храня невозмутимое достоинство.

— Спасибо, — она искоса взглянула на Уильяма, улыбаясь застенчивой улыбкой, которая была самым прекрасным, что ему доводилось видеть с тех пор как… с тех самых пор, как он расстался с ней неделю назад.

Как только машина стартовала в направлении Манхэттена, Уильям привлек Элизабет к себе. Не обращая внимания на присутствие Аллена на водительском сиденье, он самозабвенно прильнул губами к ее губам и целовал ее долго, медленно и страстно, словно изливая в этом поцелуе всю тоску по ней, скопившуюся за неделю разлуки. Когда он наконец поднял голову, ее лицо пылало, а глаза смотрели томно и полусонно — тем самым взглядом, который он так любил.

— Не могу передать, как сильно я по тебе скучал, — прошептал он, нежно погладив ее зарозовевшую щечку.

— М-м-м. Я тоже, — ее слова утонули в зевке.

— Ты хоть немного поспала в самолете?

— Практически нет. Надеюсь, твоя бабушка не посчитает меня невежливой, если я прилягу и подремлю немного, как только мы приедем домой.

— Нет, она поймет. Ночные перелеты — это тяжело.

Вздохнув, она положила голову ему на плечо.

— Вот чего мне так не хватало в полете, — тихо произнесла она. — Сейчас я заснула бы через секунду.

— Ну так давай, поспи, — он поцеловал ее в лоб. — С утра нет большого движения, но все же, пока мы доберемся, пройдет какое-то время. Возможно, ты успеешь немного подремать.

Элизабет пристроилась поближе к нему, и ее глаза начали слипаться. Несколько минут спустя он услышал, как ее дыхание стало ровным — она уснула. Уильям закрыл глаза, вдыхая ее знакомый аромат, и откинул голову на спинку сиденья. Он позволил себе полностью расслабиться, погружаясь в удовлетворенное забвение, и легкая счастливая улыбка заиграла на его губах. Он не мог припомнить, когда еще ждал Рождества с таким радостным предвкушением.

------
* – «Граучо Маркс» — Джулиус Генри (1890-1977) — американский комик и кинозвезда, был известен как мастер острот.

 

Рояль