Нежданная песня > Оглавление > Глава 57

Глава 57

 

Купание голышом представлялось довольно соблазнительной идеей — на отвлеченном уровне, — но когда Элизабет ступила на террасу у бассейна, она тут же со всей болезненностью ощутила, насколько сложно ей будет это осуществить на практике. Заимствованный у Уильяма халат обеспечивал ей временное прикрытие, но вскоре придется его сбросить — или выглядеть последней идиоткой, пытаясь залезть в бассейн прямо в нем.

Элизабет накручивала на пальцы кончики махрового пояса, стоя на краю бассейна и осторожно пробуя воду пальцем ноги. Она очень жалела, что не может просто взять да и сбросить с себя этот чертов халат и перестать быть такой консервативной, зажатой ханжой. В конце концов, в поместье сейчас никого, кроме них, не было, а Уильям уже видел — и трогал — все, что скрывалось под халатом, причем неоднократно.

Да, но только тогда мы были в постели. Раздеваться же догола вне дома представлялось ей перспективой гораздо более устрашающей. Но все-таки уже почти стемнело, и сумерки обеспечивали кое-какое прикрытие. А если бы она еще успела прыгнуть в бассейн до появления Уильяма… Да, вот, пожалуй, и выход из положения.

Но прежде чем у нее появился шанс воспользоваться ситуацией, вокруг террасы вдруг вспыхнули яркие огни. Ее руки замерли на месте и сердце заколотилось о ребра, как птица, пойманная в силок. Бассейн тоже ожил и засиял, красиво подсвеченный подводными лампами. Она быстро обернулась и увидела Уильяма, который выходил из дома, держа в каждой руке по бокалу с шампанским.

— Ну что, на четверг уже все спланировано? — спросила она, заставив себя бодро улыбнуться и судорожно запахивая халат.

— Соня скоро перезвонит с подтверждением, но она сказала, что вылет первого беспосадочного рейса до Нью-Йорка около десяти утра. Я попросил ее забронировать для нас билеты, — он протянул ей бокал. — Я решил, что нам нужно поднять тост за этот вечер, который мы проводим вместе и наедине.

— А этим рейсом мы успеем в Нью-Йорк вовремя?

— Я еще раз уточнил время с миссис Рейнольдс. Ба велела ей подать индейку ровно к шести, а это значит, что по прилете у нас будет еще куча времени, — он чокнулся с ней бокалом, и они пригубили шампанское.

— Ну, как будто все утряслось, — Элизабет внимательно изучала тонкий влажный налет на запотевшем бокале. Чем дольше они будут пить шампанское и обсуждать технические вопросы, связанные с перелетом в Нью-Йорк, тем дольше она сможет оставаться надежно упакованной в его халат.

— Есть одно небольшое осложнение, — сказал Уильям. — Миссис Рейнольдс напомнила мне, что на праздники гостевые комнаты будут заняты. После того, как я сказал Ба, что ты не приедешь, она пригласила кое-кого из друзей остановиться у нас. Так что если ты по-прежнему не желаешь разделить со мной мою комнату…

— И даже не думай об этом, — не обязательно иметь диплом об окончании пансиона благородных девиц, чтобы представлять себе, как именно Роуз Дарси отнесется к этой идее. — Во всяком случае, это только к лучшему. Мне и так было неловко, что я сваливаюсь на голову твоей семье практически без предупреждения. То есть сначала я вроде как приезжаю на День Благодарения, потом не приезжаю, а теперь снова выясняется, что приезжаю… У них, наверное, уже головы от меня идут кругом.

— Лиззи, ты тратишь слишком много времени на беспокойство по поводу того, что и как подумает моя семья.

Что до Элизабет, то ей казалось, что она тратит на это как раз столько времени, сколько следует. У нее было какое-то тревожное предчувствие, и она предпочитала быть настороже.

— А что сказала твоя бабушка, когда ты поставил ее в известность о наших планах?

— Ба не было дома, но я оставил для нее сообщение через миссис Рейнольдс. Я ей завтра еще перезвоню.

— Надеюсь, она не будет возражать, что я фактически сама себя пригласила к вам на праздничный ужин.

— Это не так, — он поставил бокал на столик и схватил ее за руку. — Это ведь и мой дом тоже, и ты — моя гостья. А кроме того, когда я ей все объясню, она будет, наоборот, только благодарна тебе за то, что ты притащила меня домой.

Элизабет хотелось бы разделить его уверенность. Она вздохнула и заставила себя улыбнуться:

— Ну что ж, хорошо. Утром я позвоню Салли, чтобы убедиться, что диван в ее гостиной по-прежнему готов меня принять.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — он устремил на нее грозный, повелительный взгляд, но его губы изогнулись, и она заметила в темных глазах лукавый проблеск. — Я велел Соне заказать номер в отеле «Времена года».

— Ох, нет, мне вовсе не нужно ничего настолько шикарного.

Уильям вздернул подбородок — лорд-аристократ с головы до ног.

— Это не только для тебя. Я тоже намерен там остановиться, а это как раз недалеко от нашего дома.

— Но…

Он взял у нее из рук бокал и поставил на столик. Затем обхватил ее за плечи, разворачивая к себе.

— Если ты думаешь, что я собираюсь ночевать в одиночестве, когда ты будешь всего в нескольких кварталах от меня… — его губы легонько притронулись к ее губам мягким, соблазняющим касанием. — Подумай еще раз.

— Твоей бабушке это не понравится.

— Ей придется научиться с этим смиряться.

— Хотела бы я быть мухой на стене там, где ты будешь ей это объяснять.

— Ну, это не обязательно афишировать, — негромко протянул он. — Когда я уйду из дома, то просто скажу ей, что провожу тебя до гостиницы.

— А она что, не заметит, что это займет у тебя всю ночь?

— Судя по ее режиму, может и не заметить. И потом, если только она не увидит утром, как я вхожу в дверь, она имеет право официально не знать, где я спал, так что у нее будет возможность закрыть на это глаза и делать вид, что ничего не произошло, даже если она что-то и заподозрит. Так мы всегда и обходились, когда… — он вдруг резко умолк, плотно сжав губы.

— …когда ты проводил ночи с другими женщинами, — она посмотрела на большого мотылька, который пролетал мимо, без сомнения, держа курс на прямое столкновение с ближайшим фонарем у беседки.

— Прости меня, — вздохнув, сказал он.

— Не извиняйся. Ты же никогда не приносил святой обет целомудрия.

— Если честно, иногда я об этом жалею.

— Давай не будем расстраиваться из-за прошлого, — она пробежала дразнящим пальчиком по обнаженному треугольничку его груди, выглядывавшему из-за отворотов халата, — теперь мы вместе, и это главное.

По теплому свету, загоревшемуся в его глазах, она поняла, что сейчас будет расцелована. Так оно и случилось — ее целовали долго, медленно и тщательно, пока голова ее покоилась в его больших и теплых ладонях.

Сквозь окутавшую ее дымку желания пробился какой-то звук. Она отстранилась от Уильяма, склонила голову набок и прислушалась. Либо от его поцелуя начался колокольный перезвон, либо…

— Это что, телефон?

>Hа секунду его лоб перерезала озадаченная морщинка, но затем глаза расширились:

— Мне лучше взять трубку. Это может быть Соня, — и он быстрым шагом направился в сторону дома, предоставив ей прекрасную возможность полюбоваться сзади своими длинными и стройными ногами бегуна.

Она взяла со столика свой бокал и стала рассеянно потягивать шампанское, глядя на легкую рябь из крошечных волн, собиравшихся на поверхности бассейна. Наконец до нее дошло, что ей выпал еще один прекрасный шанс быстренько юркнуть в воду. Ее руки метнулись к поясу от халата.

— Лиззи?

Она обернулась, чтобы взглянуть на Уильяма, который пересекал террасу, держа в руке трубку радиотелефона.

— Это Соня, — сказал он, — ей нужно обсудить с тобой твой перелет домой в воскресенье.

— О Господи, а я об этом совсем забыла.

— И я забыл, но Соня в таких делах всегда держит руку на пульсе.

Она взяла у него трубку и коротко переговорила с Соней, выбрав подходящий рейс из Нью-Йорка до Сан-Франциско.

— Спасибо тебе огромное, что взяла на себя этот труд, — сказала она под конец.

— Я всего лишь выполняю свою работу, — бодро откликнулась Соня. — Кстати, с твоей стороны это было очень мудро — уговорить Уильяма прилететь домой на праздничный ужин.

— А-а-а, так он тебе об этом рассказал, да?

— Я ему уже сказала, что ему очень повезло с подругой, у которой есть здравый смысл, поскольку у него в этом отсеке, похоже, уже пустовато. Миссис Дарси относится к семейным празднествам со всей серьезностью. Ну, ты понимаешь — «семья» с большой буквы «С», такими гигантскими буквами с завитушками и виньетками на каждом изгибе.

— Ясно, — Элизабет приказала своему желудку прекратить нервно трепыхаться. Ее воображение уже выходило из-под контроля, рисуя бабушку Уильяма в образе огнедышащего дракона каких-то мифических размеров. Роуз Дарси могла быть требовательной и высокомерной, но все же солнце всходило не по ее повелению, да и приливы с отливами, судя по всему, как-то обходились без ее указки.

Она тут же забыла о своих страхах, когда Уильям, наблюдавший за ней с растущим нетерпением, снял свой халат. Элизабет невольно провела языком по губам, зачарованная совершенной красотой его худощавого, мужественного тела. Он направился к ней своей легкой походкой, двигаясь с грацией дикой кошки, и в его глазах отчетливо зажегся хищный, хулиганский огонек. Он подступил к ней сзади и стал массировать плечи. Затем, отодвинув ее волосы в сторону, прижался губами к шее и начал потихоньку продвигаться наверх.

— Готова поплавать? — прошептал он ей в ухо, нежно теребя зубами мочку. Она невольно задрожала и крепче стиснула трубку в руке.

— Тебе нужно что-нибудь еще? — спросила Соня.

— Нет, — как бы Элизабет ни старалась контролировать свой голос, это слово прозвучало, как прерывистый вздох.

— Ну тогда я не буду тебя больше задерживать, — быстро произнесла Соня. — Я оставлю записку с информацией о твоем рейсе в кабинете Уильяма, на столе. Надеюсь, все пройдет благополучно.

Элизабет собрала все остававшееся самообладание и сумела — хотя и с огромным трудом — говорить твердым голосом, невзирая на пару нежных, но настойчивых рук, коварно пробравшихся ей под халат.

— Еще раз спасибо, Соня. Счастливого Дня Благодарения.

— И тебе того же, и передай моему боссу, что лучше ему не звонить мне до следующей недели. Как только я забронирую вам билеты, сразу официально ухожу в праздничный отпуск.

Элизабет попрощалась и опустила телефон в карман. Уильям, обдавая ей шею горячим дыханием, протянул руки из-за ее спины и развязал пояс ее халата, после чего распахнул полы. Его прикосновения были теплыми и невероятно чуткими.

— Моя красавица-Лиззи, — прошептал он.

Его медленные ласки вызвали в ней трепет — теперь уже безошибочно знакомую ей дрожь желания. Она прильнула к нему спиной и слабо вздохнула, когда его ладони накрыли ее грудь, а подушечки больших пальцев тихонько притронулись к соскам. Затем одна рука легко заскользила вдоль ее живота и опустилась ниже, заставив Элизабет выгнуть спину и чуть слышно застонать.

Она развернулась в его объятиях, чувствуя, как к телу приливает жар, и в этот момент он скинул халат с ее плеч. На секунду она замерла, напрягшись, но все же позволила халату соскользнуть и горкой упасть к ее ногам. И когда руки Уильяма вновь сомкнулись вокруг нее, она тут же забыла о своих колебаниях, совершенно зачарованная этим волнующим ощущением — соприкосновения кожи с кожей, мягкости с силой.

— Пока что мне очень нравится купание голышом, — пробормотал он ей в ухо и наклонился, чтобы покрыть поцелуями шею и ключицы.

— А мне казалось, оно подразумевает погружение в воду, — ее руки блуждали вдоль его спины, наслаждаясь теплом и гладкостью кожи и упругими мышцами, перекатывавшимися под ней. Она потерлась об него, как кошечка, млея от того, как волоски на его груди щекочут ей соски.

— Про это я ничего не знаю, — он обхватил ее попку и тесно прижал к себе ее бедра, зарычав от удовольствия. Его тугая напрягшаяся плоть настойчиво уперлась в низ ее живота. — Вот возьму и отнесу тебя в один из шезлонгов, и там поступлю с тобой по-мужски. — Театрально охнув, он подхватил ее на руки и посмотрел в упор с очевидным вызовом, многозначительно приподняв одну бровь.

Она сомкнула руки на его шее и скопировала выражение его лица:

— Ты так говоришь, словно ждешь, что я буду возражать.

Его улыбка стала еще шире:

— Как мне нравится, когда мы сходимся во взглядах.

Несмотря на дополнительный вес, он устремился к ближайшему шезлонгу с впечатляющей скоростью и буквально мгновение спустя бережно опустил ее на мягкий матрас. Гладкая ткань показалась ее обнаженной коже сыроватой и прохладной — сказывался влажный ночной воздух.

Когда он склонился над ней, глаза его загорелись каким-то особенным светом, скользя вдоль ее тела, и Элизабет почувствала, что от этого взгляда у нее запылали щеки.

— Что?.. — спросила она, закусив губу.

В выражении его лица смешались нежность и желание:

— У меня от тебя просто дух захватывает.

Ей бы очень хотелось ощущать достаточно уверенности, чтобы спокойно наслаждаться его восхищенным, жадным взглядом, но она не могла до конца побороть в себе смущение и неловкость. Стремясь как-то отвлечься, она сосредоточилась на его теле, и взгляд ее вскоре приковало к себе очевидное свидетельство его страсти. И на ум сразу же пришли чисто практические вопросы.

— Мне ужасно не хочется звучать заезженной пластинкой, но как насчет…

Уильям виновато кивнул:

— Извини, минутку, — подхватив свой халат, он запустил руку в карман. Затем, ворчливо кряхтя, уселся на краю шезлонга и наконец с самодовольным видом выудил из кармана маленький квадратный пакетик.

— На этот раз, просто для разнообразия, я спланировал все заранее.

Она протянула к нему руки в ласковом и теплом приглашении:

— Ну, раз так, давай действовать согласно твоему замечательному плану.

Он вновь склонился к ней, приближаясь ртом к ее губам:

— Рад стараться, мэм.

Обычно после секса Уильям чувствовал себя расслабленным и сонным, но по какой-то причине — возможно, из-за особой пикантности того, что они занялись этим на открытом воздухе — после их слияния в шезлонге он ощущал заряд бодрости и энергии. Элизабет же, напротив, казалась ослабевшей и вялой, и томно покоилась в его объятиях, обессиленно склонив головку ему на плечо. Они сидели на каменных ступеньках, спускавшихся в бассейн, почти по плечи в воде. После дня, проведенного под палящим знойным солнцем, бассейн казался гигантской ванной под открытым небом — успокаивающей, но слишком теплой, чтобы освежать.

Он ласково отодвинул со лба Элизабет спутанные мокрые пряди и запечатлел нежный поцелуй на ее влажной коже. Она слегка пошевелилась в его объятиях, и он почувствал, как ее губы ласкают ему шею. Он посмотрел вверх, на буйство сверкающих звезд в иссиня-черном небе, и благоговейно изумился тому, какой глубокий, совершенный покой наполняет его душу.

— Я просто не могу не спросить еще раз. Ты абсолютно уверена, что нам необходимо уехать отсюда через тридцать шесть часов?

Мягко рассмеявшись, она подняла голову:

— Ты никогда не сдаешься, не так ли?

— Ничего не могу с собой поделать, если больше всего мне хочется быть с тобой наедине в раю.

— Я знаю, — сказала она, поцеловав его в подбородок. — И мне тоже. Но, по крайней мере, у нас есть еще завтрашний день. И я надеюсь, что когда-нибудь мы опять сюда вернемся.

— В этом можешь даже не сомневаться, — он уже прикидывал возможность в ближайшее время вырваться в Пемберли. Новогодние праздники были бы идеальным вариантом, но он уже связан другими обязательствами.

— Кстати, я ведь так и не успел тебе рассказать. Несколько недель назад меня попросили принять участие в благотворительном новогоднем концерте в Центре Кеннеди. Это называется Концерт для Америки. Патриотическое мероприятие — американские музыканты играют произведения американских композиторов.

— Звучит очень почетно. Я так полагаю, там и Президент будет?

— Да. Более того, в честь участников предусмотрен праздничный обед в Белом доме, — он не стал добавлять, что несколько лет назад уже был гостем Белого дома, когда давал сольный концерт после официального ужина, на котором присутствовал президент Италии. — Я пробуду в Вашингтоне два или три дня, и мне очень хотелось бы, чтобы ты поехала со мной.

Ее глаза засияли:

— С огромным удовольствием.

— Вот и отлично, — он легонько поцеловал ее, почувствовав неожиданный для него самого прилив ликования. Он не сомневался в ее согласии, но все равно было очень приятно это услышать. — Ричард тоже собирается поехать, и он говорил что-то о том, чтобы пригласить Шарлотту.

— О, в самом деле? — она победно посмотрела на него. — Вот видишь, я же тебе говорила, что между ними что-то происходит.

— Я преклоняюсь перед твоей сверхъестественной наблюдательностью, — он отбросил эту тему, возвращаясь к главному. — Мы можем провести Рождество в Нью-Йорке, а оттуда поехать на Новый год в Вашингтон.

Она поколебалась.

— Нам нужно определиться, где и как провести праздники. Я должна хотя бы какое-то время побыть со своей семьей. Догадываюсь, что ты бы предпочел этого избежать, но все же подумала, что, возможно, ты смог бы появиться там со мной.

Он, конечно, знал, что не может до бесконечности уклоняться от контактов с ее семьей, но осознание реальности не стало от этого приятнее.

— Как ты и сказала, нам нужно будет как-то с этим определиться, — и предпочтительно, чтобы это «как-то» свело к возможному минимуму общение с миссис Беннет.

— А концерт будут транслировать по телевидению?

— Да, по каналу PBS. Это будет гала-концерт, после которого состоится торжественный прием.

— Надеюсь, у меня есть что-нибудь подходящее к такому случаю, — она озабоченно нахмурилась. — Может, то платье, которое было на мне на приеме в Розингсе? Оно, конечно, больше подходит для теплой погоды, но на худой конец, наверное, сойдет. Я только надеюсь, что оно не слишком простенькое.

Он подумал, что никогда не забудет, как она выглядела в тот вечер — живое воплощение бесконечных мечтаний и снов, которыми было заполнено его долгое одинокое лето. Но она заслуживала того, чтобы чувствовать себя королевой.

— Позволь мне купить тебе в Нью-Йорке новое платье для этого вечера, что-нибудь особенное. Если хочешь, это будет моим подарком на Рождество.

— Что, мое платье для Розингса было настолько ужасно?

— Ну конечно нет, — он погладил ее по щеке. — Я в тот вечер просто глаз не мог от тебя отвести. Но Джорджи всегда хочет к таким случаям обзавестись новым нарядом, и я подумал, что и ты можешь испытывать похожие желания. И кроме того, я ведь предупреждал, что намерен заваливать тебя подарками.

— Предупреждал, было дело, — она вздохнула. — Ну что ж, хоть я и не хочу, чтобы у тебя входило в привычку обеспечивать мой гардероб, разве что только на этот раз… — Неохотная улыбка тронула уголки ее рта, и глаза лукаво сверкнули. — Должна признаться, это было бы шикарным рождественским подарком. Мне бы хотелось быть королевой бала.

Он снова привлек ее голову к себе на плечо.

— Ты будешь королевой бала, даже если появишься там обернутой в мешковину, — он решил не упоминать о том, что платье будет далеко не единственным рождественским подарком. В числе прочего, к этому платью понадобятся и соответствующие драгоценности.

— Я полагаю, нас там будут фотографировать? — она провела ладошкой по воде, закручивая крохотные водные вихри, золотившиеся в лучах света.

— Наверное.

— Тогда, видимо, это будет что-то вроде нашего дебюта на публике в качестве пары.

Уильям об этом не подумал. В пределах консерватории их отношения уже мало для кого оставались секретом, но дальше эти новости пока не распространились. Скоро все изменится.

— Возможно, тебе уделят какое-то внимание ведущие колонок светской хроники в нью-йоркской прессе. Может, не в самый первый раз, когда нас увидят вместе, но постепенно они заметят эту закономерность.

Она улыбнулась.

— «Неизвестная выскочка с Западного побережья подцепила завидного холостяка»? Что-нибудь в этом роде?

— Боюсь, что да. Наша семья достаточно заметна, чтобы держать нас на крючке, поэтому Ба и тетя Элеонор очень расстраиваются всякий раз, когда какой-нибудь из грешков Ричарда становится содержанием колонок светских сплетен. И меня тоже несколько раз склоняли в разных глянцевых журналах, в статьях про видных нью-йоркских холостяков.

Она слегка приподняла брови и крепко сжала губы, но ничего не сказала.

— Что? Я сейчас услышу какое-нибудь едкое замечание? О том, что, если бы они действительно хорошо меня знали, то вычеркнули бы из списка «10 самых завидных женихов»?

Она издала звук, похожий на легкое покашливание, хотя выражение ее лица заставляло предположить, что это был подавленный смешок.

— Нет. Просто дело в том, что у меня хранились вырезки этих самых статей из журналов.

— Правда? — он не смог удержаться от самодовольной ухмылки — не то чтобы он особо старался ее сдержать, впрочем. — И где ты их хранишь? Мне бы хотелось как-нибудь взглянуть на твою коллекцию, посвященную Уильяму Дарси.

— Я сказала, что они у меня хранились. В тот день в Нью-Йорке, когда ты принес мне цветы, а я разодрала тебя в мелкие клочья, вернувшись домой, я проделала то же самое и с вырезками. Затем я растерзала программки твоих концертов и порвала твою фотографию с автографом, который взяла у тебя в Интерлокене, когда мне было шестнадцать. Я оставила твои CD, но и только.

— А-а-а, — ну вот и хватит, пожалуй, на сегодня самодовольства. — Ну да, в бытность мою полнейшим ослом и задницей.

— Ну, не совсем так, но очень близко к тому, — поддразнила она, поцеловав его в щеку. — К счастью, потом у тебя обнаружились и кое-какие подкупающие черты.

— Слава Богу. Но почему же диски избежали твоего гнева? Разве не соблазнительно было бы разбить вдребезги хотя бы один?

Она отогнала любопытное насекомое, скользившее к ним по поверхности воды.

— У меня были большие проблемы с Уильямом Дарси-человеком, но Уильям Дарси-музыкант по-прежнему меня восхищал и завораживал. Испортить твою музыку было бы кощунством.

В последовавшей за этим теплой тишине он набрал воду в ладонь и побрызгал ей на плечи, любуясь тем, как красиво поблескивает в сумерках ее кожа. На передний план выступили ночные звуки — тихий, чуть слышный плеск воды по краям бассейна, прибрежные океанские волны, бьющие в отдалении о скалы, и песнь древесных лягушек, распевающих серенады в надежде привлечь внимание ближайших самочек. Он усмехнулся. И на что мы, мужики, не идем, только чтобы затащить женщину в постель.

Затем его мысли вновь вернулись к предстоящей поездке в Вашингтон.

— Ты даже не представляешь, как много это будет для меня значить — увидеть тебя в зале на Новогоднем концерте. Самое тяжелое, что мне довелось пережить за время тех концертов в Сан-Франциско — то, что ты тогда так и не пришла.

Она пристально посмотрела на него, прикусив губу. Он продолжал:

— Я себе уже так ясно все это представлял — как ты будешь сидеть на почетном месте в первом ряду и улыбаться мне. И каково это будет — играть весь концерт для тебя. А когда в финале все станут аплодировать, увидеть в твоих глазах гордость. Но твое кресло пустовало, — он до сих пор в полной мере ощущал всю боль безысходного отчаянья, которое сокрушило его дух в тот горький вечер.

— Мне так жаль, — она положила руку ему на сердце. — Поверь мне, я никогда осознанно не хотела причинять тебе боль.

— Как оно преследовало меня все эти долгие ночи в Австралии... Это пустое кресло, символ моей опустевшей жизни. Я все равно играл в тот вечер только для тебя: в моем воображении ты стояла прямо у меня за спиной, положив руки мне на плечи… хотя, конечно, ты не могла меня слышать.

Она в нерешительности провела языком губам.

— Вообще-то, могла. Ну, то есть, я имею в виду, я слышала. Я была в тот вечер в зале.

— Но я совершенно точно знал, где было твое кресло. Оно пустовало.

— Я сидела в задних рядах, с одной из моих студенток.

— Так ты все-таки пришла на концерт?.. — его глаза широко распахнулись. — Но тогда почему…

— Почему я не села на свое место? Я пришла туда, чтобы поговорить с тобой, возможно, чтобы окончательно разорвать наши отношения — я сама не знала, я тогда была еще не в состоянии что-то толком обдумать. Но я понимала, что не могу вводить тебя в заблуждение, сидя там в качестве твоей гостьи. Вначале я вообще решила подождать в верхнем фойе, когда ты закончишь играть, а потом перехватить тебя у артистического входа. Но моя студентка Дженна в тот вечер работала билетером. Она заметила меня и пригласила сесть рядом. Как бы я ни злилась на тебя, я не смогла устоять перед возможностью увидеть и услышать, как ты играешь. Словом, как я и говорила — Уильям Дарси-пианист для меня всегда был абсолютно безупречен и ни в чем передо мной не провинился.

— Ты была там... — он все еще не мог в это поверить.

— Ты был великолепен, — она нежно погладила его по щеке. — Но я буквально слышала, как из тебя изливается боль. Это был словно крик о помощи, и я знала: его не мог услышать никто, кроме меня. Мне так хотелось взбежать на сцену и обнять тебя…

— А почему же ты не пришла после концерта, как собиралась?

— Большую часть концерта я проплакала навзрыд. Твоя музыка всегда на меня так действует, но, кроме того, твоя боль была такой сильной, такой острой, и я ведь знала, что это именно я ее вызвала. Мне нужно было сперва остаться одной, придти в себя, подумать. Но, очевидно, во мне есть какая-то мазохисткая жилка, потому что в результате я поехала прямиком на Марин Хедлэндс. Сидела на том месте, где мы с тобой бывали вдвоем, и ревела до тех пор, пока не выплакала все слезы до последней капли. А когда приехала домой, там был ты и ждал меня.

Уильям покрепче обнял ее и прижал к себе.

— Как бы я хотел повернуть время вспять и исправить все, что пошло не так, — сдавленным голосом пробормотал он.

— Да уж… Но, может быть, нам и нужно было пройти через все это, чтобы оказаться там, где мы сейчас. А я не променяла бы возможность быть сейчас рядом с тобой ни на что на свете.

— Аминь, — их губы встретились в теплом, утешающем поцелуе. Ладонь Уильяма скользнула ниже, обхватывая ее грудь, и пальцы нежно обвели полные округлые контуры. Затем их объятия прервал его внезапный смешок.

— Что смешного?

Он усмехался, сморщив нос.

— Мне только что пришло в голову, что все это время я держу на коленях роскошную обнаженную женщину, но вместо того чтобы радоваться этому, купаюсь в меланхолии.

— Ну, предполагается, что творческие, артистические натуры и должны все время мучаться, не так ли? — она высвободилась из объятий и спрыгнула с его колен, оказавшись в воде по пояс. Он не отрываясь смотрел на ее поблескивающую от влаги, мягко колеблющуюся грудь, и чувствовал растущее напряжение в паху.

— Мне кажется, пришло время немного развеяться и вдоволь насладиться этим бассейном. Давай наперегонки до того края!

Прежде чем он успел отреагировать, она нырнула в воду и поплыла вперед уверенными, длинными гребками. К тому моменту, когда он достиг противоположной стены, она уже стояла у бортика, и лицо ее победно сияло:

— Я выиграла.

— Ты сжульничала, — отплевываясь, выдохнул он. — Когда я стартовал, ты была уже на середине, — именно столько времени ему понадобилось, чтобы восстановить хотя бы остатки самообладания, серьезно пострадавшего от сногсшибательного, захватывающего дух вида, который открылся ему, когда она уплывала прочь.

— Ну да, мой мужественный мачо не сможет смириться с тем, что его обставила девушка. Ну хорошо, ладно. Это был пробный раунд, для разогрева. На этот раз сам давай старт.

Он так и сделал и с легкостью победил.

— Соревнование из трех заплывов, кто выиграет два — победит, — пропела она. — На старт, внимание, марш!

Его реакция была ленивой и замедленной, и она дотронулась до противоположного бортика на секунду раньше него — по крайней мере, так она настаивала.

— Я думаю, нам нужно сделать последний заплыв увлекательнее, — сказал он, оценивающе поглядев на нее. — На пари, например.

— Ну и на что же ты собрался спорить? Как будто я не знаю, впрочем.

— Победитель решает, как именно мы проведем остаток ночи, — он приподнял бровь, перебирая в уме множество восхитительных вариантов, один заманчивее другого.

Она потерлась об него томным, волнообразным движением, от которого его тут же бросило в чувственный жар. Он не удивился бы, если бы от воды сейчас пошел пар.

— А если я выберу возвращение в дом и поглощение остатков чизкейка с пинаколадой? — с озорной усмешкой спросила она.

Он обхватил ее за талию.

— Уверен, что мы сможем разработать креативный, творческий подход к его поеданию. Хотя это все чисто умозрительные рассуждения, ибо я не намерен проигрывать.

— Это мы еще посмотрим, — ее руки обняли его ягодицы и нежно сжали их.

Ее задорное, игривое настроение было заразительным, и он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь настолько весело проводил время в плавательном бассейне. Но мягкие женственные округлости, прижавшиеся к его телу, в сочетании с текучим жаром ее ласковых прикосновений поднимали в нем новую — и весьма высокую — волну желания.

— Ну ладно, этот заплыв — на золотую медаль. Поехали.

Плыть на скорость нагишом с жестокой эрекцией было, прямо скажем, непросто, но Уильям волевым усилием выиграл и этот, финальный заплыв. Оказавшись в мелком конце бассейна, он выпрямился, выпятив грудь колесом, страшно довольный собой. Пробегая руками по мокрым волосам, он сардонически ухмыльнулся. Если мы плавали для разогрева, то разогрелся я более чем достаточно.

— Все лавры победителю, — сказала она, пробегая пальчиком вдоль его торса и попутно испаряя капельки воды на его разгоряченной коже. — Ну ладно, твоя взяла. Я женщина слова. Давай, называй свои условия.

Он притянул ее к себе так, что их тела слились воедино от макушек до кончиков пальцев ног.

— Я хочу, чтобы ты промассировала каждый дюйм моего тела.

— Да уж, тоже мне наказание! — озорная, игривая улыбка осветила ее лицо. — Особенно если учесть, что я и без того никак не могу от тебя оторваться. Но ничего, если мы пройдем в дом? Мне кажется, на кровати я бы лучше справилась с этой задачей.

— Тогда пошли в дом, — он склонился к ней и крепко поцеловал, снова обхватив ладонями ее попку и тесно прижимаясь к ней нижней частью тела. — Но чур, завтра вечером мы опять будем плавать голышом. У меня уже есть для нас далеко идущие планы, в которых будет участвовать и гидромассажная ванна.

Он вышел из бассейна, провожаемый ее откровенно восхищенным взглядом:

— М-м-м, эта перспектива мне уже нравится.

Уильям лежал с закрытыми глазами, дыша медленно и глубоко. Ему казалось, что он дрейфует в безмятежном бирюзовом море, мягко покачиваясь на мелких прибрежных волнах, и солнце ласкает кожу, благотворным теплом убаюкивая до состояния такого глубокого умиротворения, какое ему редко доводилось испытывать.

Зазвучал негромкий, спокойный джаз — это Элизабет обнаружила его здешнюю коллекцию компакт-дисков. Он открыл глаза и стал смотреть, как она тихо движется по комнате, расставляя свечи на комоде и двух ночных столиках. Затем она присела на краешек кровати и взглянула на него своими изумительными глазами, таинственно поблескивающими в мерцающем золотистом свете.

Он провел пальцем по рукаву ее халата.

— Ты не могла бы снять его? Пожалуйста… Я хочу видеть тебя.

Она послушно развязала пояс, но улыбка ее была натянутой.

Он сел и взял ее лицо в ладони:

— Ты до сих пор стесняешься, когда я смотрю на тебя? — внутренний голос, который он попытался игнорировать, нашептывал, что если бы она действительно безоговорочно доверяла ему, то не была бы в его присутствии такой сдержанной и стыдливой.

— Нет, дело не в этом. Просто… ну, я бы чувствовала себя странно, разгуливая по комнате в чем мать родила. Я знаю, что ты ощущаешь себя комфортно, когда ходишь нагишом, ну а я — нет, — она опустила глаза, и его взгляд невольно последовал за нею. Распахнутый халат держался сейчас на ее плечах, и его отвороты соблазнительно приподнимались видневшимися между ними упругими, тугими полушариями. Он с усилием заставил себя перевести взгляд на ее лицо. Как бы аппетитно она ни выглядела, не стоило так откровенно пожирать ее глазами сейчас, когда ей и так уже неловко.

— Но ты вроде чувствовала себя комфортно, пока мы были на воздухе?

— На самом деле — нет, но когда ты снял халат, я позабыла и о себе, и обо всем на свете.

Он ласково усмехнулся, очарованный ее милой застенчивой улыбкой.

— Тогда ты понимаешь, что я чувствую каждый раз, когда смотрю на тебя. Ты самая красивая из… — он внезапно осекся, плотно сжав губы. Любое сравнение — даже в ее пользу — с другими обнаженными женщинами из его прошлого было бы совершенно бестактным.

Как ни странно, но его оплошность, казалось, только помогла ей расслабиться.

— Спасибо тебе, — хихикнув, сказала она, и в глазах ее заплясали смешинки, — и за то, что начал эту фразу, и за то, что не закончил ее, — она вытащила руки из рукавов и позволила халату соскользнуть на постель, предлагая себя его теплому, ласкающему взгляду.

— Моя красавица-девочка, — прошептал он, склоняясь, чтобы прижаться губами к верхней части каждого из полушарий. Затем нежно поцеловал ее в губы, которые потянулись к нему, чтобы продлить это легкое, как перышко, касание.

Она пригладила его волосы.

— Перевернись на живот. Думаю, что массаж стоит начать со спины.

— Очень хорошо. Отдаю себя в твои руки.

Она начала с его макушки, зарываясь пальцами во влажные пряди и нежно массируя кожу головы. Издав глубокий вздох, он буквально растворился в кровати. Матрас мягко качнулся, когда она оседлала его бедра и наклонилась вперед, чтобы заняться плечами.

— Ох, как хорошо, — простонал он, пока она разминала его мускулы неожиданно сильными руками. Одна из его бывших подружек, которая считала себя большой специалисткой по чувственному массажу, часто заканчивала их совместные вечера подобным образом. Но ее прикосновения казались холодными и почти медицинскими по сравнению с ласковыми, любящими ладошками его Элизабет, особенно когда эти касания дополнялись нежными поцелуями, которыми она попутно покрывала его плечи.

— У тебя самая красивая в мире спина, — выдохнула она, склонившись, чтобы запечатлеть очередной поцелуй в особенно чувствительном местечке у него за ухом. Сноп энергии пронизал его тело, когда она высунула язычок, пробуя его кожу на вкус. — Эти замечательно широкие плечи и такие упругие, сильные мускулы. Я могла бы часами просто смотреть на твою спину.

Но сейчас она не просто смотрела, мягко поглаживая его от плеч до талии, и ее губы следовали за руками, словно ставя теплую и влажную печать на каждом прикосновении. Он мог бы постепенно заснуть, убаюканный ее заботливыми ласками, если бы каждое ее прикосновение не разжигало в нем крохотные чувственные искорки, которые, словно направляемые неким безошибочным радаром, устремлялись прямиком в область паха.

— А ты знаешь, что еще в самый первый раз, когда увидела тебя в Сан-Франциско, я заметила, какая у тебя потрясающая попка?

— В аэропорту? — его бедра невольно приподнялись, получив внезапный эротический заряд, когда она приступила к массажу ягодиц.

— У-гумм, — мягко произнесла она. — На тебе были такие классные обтягивающие джинсы, и мы с Джейн шли как раз следом за тобой к выходу из аэропорта. Я тогда сочла тебя высокомерным козлом, но все равно не могла не признать, что вид сзади просто исключительный.

Одна ласковая ручка скользнула между его ног, осторожно исследуя нежную плоть в месте их соединения. Уильям резко вдохнул сквозь сжатые зубы, пронзенный острой, как бритва, впышкой экстаза. Кажется, она что-то говорила — это он еще мог сообразить — но смысл ее слов так и не проник в его сознание.

Затем она переменила положение, усевшись подле него на коленях, и начала обеими руками массировать его ногу.

— И ноги у тебя тоже изумительно хороши. Сразу видно, что занятия бегом даром не проходят, — она медленно продвигалась сверху вниз, разминая вначале его бедра, а потом икры. Он застонал от совершенного наслаждения, чувствуя, как последнее напряжение покидает его постепенно расслабляющиеся под ее ловкими пальчиками мышцы.

Миновав ступню, она переместилась ко второй ноге и повторила ту же процедуру. Затем легонько шлепнула его по заду:

— Ну хорошо, теперь переворачивайся.

Он с готовностью подчинился. Его восставший орган тут же взметнулся, радостно покачиваясь с явным облегчением от того, что ему удалось наконец вырваться на свободу. Глаза Элизабет расширились, и еле заметная улыбка заиграла в уголках ее губ, но она воздержалась от комментариев, а только передвинулась к его ступням и взяла одну из них, пробежав нежным пальчиком по стопе.

Бедра Уильяма дернулись вверх, и он чуть не вскрикнул. У него возникло ощущение, что все нервные окончания его стопы напрямую связаны с областью паха. Кровь прилила к и без того уже самой напряженной части тела, и он скрипнул зубами. Если она сделает это еще раз…

Она сделала это еще раз, с другой стопой, чем привела его в такое состояние, когда он уже не был способен произнести ничего более членораздельного, чем отчаянный стон, вырвавшийся из груди. Это была невыносимая и одновременно сладостная пытка. Он сомневался, что сможет вынести ее еще хоть сколько-нибудь, но в то же время с радостью упал бы перед ней на колени, умоляя продолжать.

После этого она нежно промассировала его ноги снаружи, тщательно обойдя и чувствительную внутреннюю сторону бедер, и изнывающий от напряжения орган, который тянулся все выше в тщетной надежде удостоиться ее внимания.

— И потом еще эта великолепная грудь, — шептала она, пока ее ладони гладили широкую поверхность, покрытую легким пушком, — она — абсолютное совершенство.

— Не считая шрама, — он словно издалека заметил, что его голос прозвучал хрипло.

Она склонилась и прижалась губами к следу от давней детской операции.

— Включая шрам. Это напоминание о том, что я должна как следует заботиться о моем ранимом парне с нежным сердцем.

Даже в его нынешнем состоянии, почти безумном от вожделения, он был до глубины души тронут ее словами.

— Я люблю тебя, — прошептал он, и его голос перешел в тихий стон, когда ее зубки осторожно сомкнулись вокруг заострившегося коричневого соска.

Затем она приступила к массажу рук, разминая мышцы и ласково поглаживая кожу. Легкими, дразнящими движениями она активизировала, казалось, все эрогенные зоны на его ладонях, пока их не начало покалывать от чувственного напряжения. А когда она обнаружила на внутреннем сгибе локтя еще одну уязвимую точку, ее пальцы и губы пробудили к жизни такие нервные окончания, о существовании которых он раньше и не подозревал.

А потом продолжилось ее постепенное продвижение вниз, и вот уже теплые нежные ладони заскользили вдоль его талии. Он твердо решил не умолять ее ни о чем, но когда она вновь обошла стороной самую напряженную часть его тела, восставшую уже до каких-то беспрецедентных размеров, вожделение все-таки одержало верх над самообладанием.

— Пожалуйста, — простонал он, опустив взгляд вниз.

С улыбкой, исполненной невыразимой нежности, она склонилась над ним и поцеловала в губы, касанием легким и бережным, несмотря на его попытки жадно прильнуть к ней и полностью завладеть ее ртом. Ее руки покоились на его бедрах, и от этих ласковых прикосновений чувствительную кожу там пощипывало, а мышцы буквально сводило от нетерпеливого ожидания. Затем один пальчик поднялся вверх вдоль напрягшейся колонны его плоти и легонько притронулся к горячей и влажной верхушке.

— Да, — выдохнул он, и все мускулы в его теле разом сжались, пока он, затаив дыхание, жаждал новых прикосновений.

Однако ее рука вновь вернулась на его бедро, и он чуть не всхлипнул. Уильям отчаянно, из последних сил боролся с неодолимым порывом схватить ее, подмять под себя и ворваться внутрь одним безрассудным, стремительным и мощным рывком, наплевав на возможные последствия. А затем ее ласковая ручка легко сомкнулась вокруг него, осторожно массируя набухшую плоть. Невольно выгнувшись, он уже открыл было рот, чтобы умолять ее не останавливаться — чтобы объяснить, что он просто не выживет, если она опять остановится, ибо не вынесет больше этой мучительной, восхитительной пытки. Но ее лукавая и озорная улыбка ясно дала ему понять, что она и так прекрасно осознает масштабы вызванного ею бедствия. Было совершенно очевидно, что она получает большое удовольствие от этой возможности — держать его, дрожащего от возбуждения, на грани освобождения так долго, как ей заблагорассудится.

Уильям застонал уже, по меньшей мере, в сотый раз, когда она склонилась над ним и легонько притронулась губами к бедрам. А после ее рот начал потихоньку продвигаться вверх, подбираясь все ближе к эпицентру огня, который так безжалостно сжигал его — дюйм за дюймом, так медленно, что это сводило его с ума. Рука ее продолжала свой гипнотический массаж, и каждое восходящее движение пронзало его острыми вспышками блаженства. Он снова невольно представил, с какой легкостью мог бы сейчас перекатить ее под себя, вдавить спиной в кровать и войти в нее, если бы только ему заблагорассудилось.

А затем ее губы легонько притронулись к самому кончику его плоти, и он едва не выпрыгнул из кожи.

Она никогда еще не целовала его туда, несмотря на его неистовое, страстное желание ощутить там прикосновения ее губ, ее рта. Он едва не выбрал это в качестве своей награды за выигранный заплыв, но удержался, поскольку не был уверен в ее реакции и не хотел рисковать, боясь нарушить теплую интимность этой ночи. И то, что она сама, по собственной инициативе, выбрала именно эту ласку, глубоко его тронуло. Он попытался сказать ей об этом, но похоже было, что он попросту потерял дар речи, за исключением одного лишь слова — ее имени — произнесенного хриплым голосом, в котором он с большим трудом узнал свой собственный.

Он задержал дыхание, когда она повторила поцелуй, и снова застонал, когда ее язычок осторожно высунулся, несмело пробуя его на вкус. Затем язычок стал смелее и провел нежную, влажную дорожку вдоль подрагивающей от напряжения плоти. Все его тело невольно содрогнулось в беспомощной мольбе о большем.

Она продолжила свои ласки, медленно обводя языком сверхчувствительную головку так, словно это был самый вкусный в мире рожок с мороженым. Ее рука пробралась между его ног и нежно сжала мошонку. Когда она взглянула на него с неуверенной улыбкой, которая, казалось, спрашивала его одобрения, он завороженно, словно пьяный, кивнул ей.

— Да, — хрипло прошептал он, — пожалуйста, cara, только не останавливайся.

Он просто умрет, если она остановится, ибо тело его неминуемо разорвется от неистовой дрожи, пронзающей его с головы до ног.

Уильям смотрел, не отрываясь, как ее губы сомкнулись вокруг него и ленивым, томным движением заскользили вниз. Голова его откинулась на подушки, и он выдохнул ее имя. Комната, зыбкий свет свечей, мягкая кровать — все вокруг перестало существовать, поскольку его Вселенная, казалось, была теперь заключена лишь в этой влажной и теплой гавани, принявшей его в свои ласковые воды и дарившей абсолютное блаженство нирваны.

Он не мог лежать спокойно: его бедра подрагивали и изгибались с каждой новой вспышкой экстаза; одна рука судорожно вцепилась в простыню, а другая безнадежно заблудилась в спутанной роскоши влажных кудрей, рассыпавшихся по его животу. И еще он не мог оторвать взгляд от самого эротического зрелища в своей жизни: его возлюбленная Элизабет, хранительница его измученной души, занималась с ним любовью самым интимным из способов. Он купался в восторге, сиявшем в ее глазах, и его стоны участились и делались все громче, пока ему уже не стало казаться, что сердце вот-вот взорвется или выскочит из груди.

Затем, ощутив в себе силу действующего вулкана, исподволь нараставшую от самых кончиков пальцев ног, он вновь обрел голос.

— Лиззи, я, кажется… — но предупреждение опоздало: его бедра мощно дернулись вверх, и он извергся в серии долгих, повторяющихся спазмов, сотрясших все тело, натянувших в нем струнами каждую мышцу.

С трудом переводя дыхание, он обессилено уронил голову на подушку. Элизабет по-прежнему склонялась над ним, окружив его нежной заботой и ласково гладя по покрытой испариной груди. Внутри все еще подрагивало от остаточных импульсов пережитого взрыва, и каждая клеточка кожи стала гиперчувствительной к малейшему прикосновению. Казалось, что даже молекулы воздуха в комнате, движимые ленивым вращением вентилятора на потолке, тихонько поглаживали его разгоряченное тело, овевая приятной прохладой. Постепенно эти ощущения притуплялись, оставляя после себя лишь крохотные чувственные искорки, которые парили над ним, легко покалывая кожу, словно светлячки, в неверном, дрожащем свете свечей.

Уильям закрыл глаза; душа его и тело тонули в нежном, расслабленном тепле. Пережитое им жгучее наслаждение было ошеломительным по своей остроте и силе и совершенно лишило его энергии. Он сейчас способен был лишь на одну-единственную связную мысль — о том, что непременно отплатит ей той же услугой, как только сможет пошевелиться… если только когда-нибудь сможет пошевелиться.

Но едва — и довольно скоро — к нему вернулась способность соображать, сердце тут же стиснули ледяные щупальца тревоги. Как он мог, пусть даже и в пароксизме вожделения, быть настолько эгоистичным? Он тут же широко распахнул глаза, опасаясь того, что может увидеть. Но она спокойно сидела рядом, задумчиво глядя в пространство и нежно перебирая пальчиками тонкие волоски на его бедрах.

— Прости меня, — прошептал он, протянув к ней дрожащую от слабости руку. К счастью, она тут же с готовностью улеглась рядом и сама прильнула к нему, ибо у него сейчас просто не было сил на то, чтобы притянуть ее ближе.

— За что? — она привлекла его в свои объятья. С благодарным вздохом он опустил голову ей на грудь и прижался всем телом.

— Я должен был пораньше предупредить тебя, что приближаюсь к финалу, — приглушенным голосом пробормотал он.

— Я это и так поняла, — он услышал в ее голосе улыбку.

— Но, может быть, ты не хотела… может, тебе… — к своему удивлению, он запнулся. — Может, тебе хотелось бы закончить это как-то по-другому.

Медленным, успокаивающим движением она погладила его по спине.

— Нет. Все было просто замечательно, хотя, должна признать, для меня это новый и непривычный опыт. Но я уверена, что ты предпочел бы именно тот способ, который мы выбрали.

Действительно, с этим он спорить не мог. Захлестнувшее его наслаждение поглотило его внимание без остатка, и он не в состоянии был следить за ее реакцией.

— Я просто не знал, как ты к этому отнесешься.

— Как я к этому отнесусь? Мне всегда доставляет огромное удовольствие видеть, что я могу свести тебя с ума от страсти. И мне очень понравился весь процесс, от первой секунды до последней.

Уильям сильно сомневался в том, что она была предельно искренна в данном вопросе, но воспринял эту ложь с благодарностью.

— Я люблю тебя, — прошептал он, радуясь уютному теплу ее тела. — Как ты догадалась о том, насколько сильно мне этого хотелось?

Она мягко рассмеялась:

— А разве не этого хочется всем мужчинам?

— Полагаю, что так, — хмыкнув, ответил он. — Но где, ради всего святого, ты этому научи… — сглотнув, он осекся. — Извини. Забудь про то, что я спросил. — О некоторых вещах, наверное, лучше просто не знать.

— Да нет, все в порядке — мой ответ тебя не расстроит. Шарли подарила мне на день рождения одну очень полезную книжку.

— Книжку? — он попытался было приподнять голову, чтобы заглянуть ей в глаза, но почему-то сейчас голова была чуть ли не в десять раз тяжелее обычного. Тогда он припал к мягкому розовому соску, который очень кстати оказался в удобной близости от его губ, и стал тихонько его посасывать.

— Ох, как хорошо, — вздохнула она. — Да, книжку. О разных способах доставить мужчине удовольствие. Пока ты был в Нью-Йорке, еще до нашей ссоры, я успела прочесть ее раз пять, — она снова издала чуть слышный блаженный вздох и зарылась пальцами в его волосы. — Мне хотелось тебя удивить, когда мы в следующий раз окажемся вместе.

Он оторвался на мгновение от ее груди, чтобы пробормотать:

— Что ж, и тебе это удалось. Напомни мне, чтобы я поблагодарил Шарлотту.

— Значит, у меня хорошо получилось? Ну, в смысле — я уверена, что многие женщины делали это с тобой и до меня.

Он собрал остававшиеся силы, чтобы все-таки поднять голову, и пристально посмотрел в ее нежные зеленые глаза.

— Cara, никто и никогда не доставлял мне и десятой доли того блаженства, которое только что доставила ты. Это было чуть ли не больше того, что я мог вынести.

— Ну тогда, стало быть, как только я немного попрактикуюсь, то смогу и на самом деле свести тебя с ума, — ее улыбка, казалось, осветила всю комнату.

Он с трудом сглотнул.

— Ну, по крайней мере, если я этого и не выдержу, то умру счастливейшим из смертных.

Тень пробежала по ее лицу, и он мысленно выбранил себя. Хотя Элизабет редко заговаривала об этом, но он знал, что она по-прежнему беспокоится из-за его проблем с сердцем. Вместо того чтобы ее успокоить и ободрить, он предпочел отвлечь ее от тревожных мыслей — тем более, что этот подход показался ему гораздо более приятным. Покрывая ее грудь частой сетью нежных поцелуев, он вдыхал пьянящий женственный аромат ее тела, смешанный с привкусом соли и чуть слышным запахом хлорки, оставшимся после бассейна. Лаская ее, он опускался все ниже, упиваясь шелковистой гладкостью кожи, пока наконец рука его не скользнула между ее ног. Он поиграл с ней, зачарованный жаром и нежностью ее плоти, тихими всхлипами и стонами и тем, как она беспомощно ухватилась за его плечи, словно стремясь обрести надежную опору в колеблющемся, уплывающем мире.

Уильям склонился над возлюбленной, лаская ее с терпеливой, медлительной тщательностью, которую ему редко позволяла неудержимая страсть к ней. Он заучивал каждый нежный изгиб, каждую ложбинку и округлость ее груди, шеи, плеч, и экспериментировал с тем, какие именно ласки и прикосновения доставляют ей, судя по ее реакции, наибольшее удовольствие. Вскоре ее бедра задвигались под его рукой, прижимаясь к ней, а дыхание стало прерывистым и неровным. Ее возбуждение пробудило в нем желание, несмотря на то, что совсем недавно он достиг апогея. Элизабет никогда не принадлежала ему полнее и безраздельнее, чем в такие моменты, когда отдавала свое тело для наслаждения — наслаждения, которое мог доставить ей только он (во всяком случае, так он себе говорил).

Он переместился ниже, и его губы одарили ее живот тем же благоговейным вниманием, которое он до этого так щедро уделил ее груди. Целуя, покусывая и лаская языком ее кожу, он постепенно продвигался все ниже, пытаясь потихоньку раздвинуть ее бедра, чтобы пробраться внутрь. Ее нежное тело, страстные стоны и дразнящий, женственный аромат взбудоражили его сверх меры, и он почувствовал, как его собственная плоть вновь восстает и твердеет от желания.

Когда его губы прильнули к внутренней части ее бедер, она резко схватила его за плечи.

— Уильям, нет.

— Ну прошу тебя, любимая, — он и раньше пытался доставить ей удовольствие таким способом, но она неизменно отстраняла его, и все ее тело при этом напрягалось от неловкости и смущения.

— Нет. Тебе не нужно отвечать мне тем же. Я делала это не ради ответной благодарности.

Он взглянул наверх, в ее встревоженные глаза.

— Но я сам этого хочу. И я знаю, что тебе понравится — так же, как и мне понравилось то, что делала ты.

Она отодвинулась в сторону, тесно сжав ноги.

— Я просто пока еще к этому не готова. Это… — она покачала головой и вздохнула. — Пока нет.

Испустив шумный вздох, он перекатился на спину и уставился в потолок. Она склонилась над ним, нежно поглаживая по груди.

— Я не отталкиваю тебя, Уилл, не отказываю тебе. Но для меня это все внове, и ты ведь уже знаешь, что я несколько стеснительна в этих вопросах. Мне просто нужно еще немного времени. Хорошо?

Он снова вздохнул. Она была права. Они и так уже достигли огромного прогресса в том, что касалось физической близости, и рано или поздно преодолеют и этот барьер. А до этого ему надлежит набраться терпения, а не вести себя подобно обиженному ребенку.

— Вот чего бы мне действительно хотелось, — прошептала она ему на ухо, сделав паузу, чтобы потеребить зубами мочку, — так это чтобы ты занялся со мной любовью. — Она растянулась на нем, ее грудь прильнула к его груди, ноги переплелись с его ногами. — Но решение за тобой — ведь ты выиграл заплыв. Пожалуйста?

Давно уже пора было перестать дуться. Он ухватился за ее бедра и тесно прижал к себе.

— У меня есть идея получше, — с хулиганской ухмылкой ответил он, — почему бы тебе не заняться любовью со мной?

И чуть позже, когда она приникла к нему, вскричав от неудержимого, ничем не сдерживаемого экстаза, он решил, что это была лучшая идея, которая когда-либо приходила ему в голову. 

 

© 2007. Все права принадлежат автору