Нежданная песня

Глава 33

 

Выйдя на улицу из ресторана, группа распрощалась. Соня взяла такси, возвращаясь в отель «Фермонт», Джейн и Ричард в другом такси отправились в неизвестном направлении, а Элизабет вскоре очутилась в третьей по счету машине, уютно устроившись рядом с Уильямом. Сообщив водителю адрес, он откинулся назад на сиденье и обхватил её рукой за плечи.

Элизабет проводила взглядом такси, двигавшееся прямо перед ними, в котором уехали Джейн и Ричард.

— Мне не очень по душе эта идея — Ричард, который отправляется бог знает куда вместе с Джейн. Не пойми меня неправильно — он мне нравится. Но у меня возникло ощущение, что он занят постоянным поиском новых побед на женском фронте, и…

— Не волнуйся. Пока вы были в дамской комнате, я отозвал его в сторонку и велел вести себя прилично. — Пальцы Уильяма ласково зарылись в её волосы.

— Ага, и, разумеется, он всегда беспрекословно тебя слушается и делает то, что ты ему говоришь.

Усмехнувшись, Уильям поцеловал её в щеку:

— Все будет в порядке. Ричард, конечно, проводит мало ночей в одиночестве, но соблазнение и манипуляции — это не его стиль. Он всегда прямо дает понять, чего хочет, и подыскивает себе женщин, которые настроены на то же, что и он. К тому же, я уверен, что Джейн способна о себе позаботиться.

В этом Уильям не ошибался. Склонность Джейн видеть в людях только самое лучшее часто вызывала у Элизабет стремление защищать и оберегать её, но в данной конкретной области в этом не было особой нужды. Джейн привлекала к себе внимание мужчин еще с подросткового возраста и давно уже научилась отваживать наиболее пылких поклонников, проявляя при этом неизменную доброжелательность и такт.

— Да, должно быть, ты прав.

— Вот и хорошо. А теперь давай забудем о них и сосредоточимся на нас. — Он наклонил голову, и её тело охватила упоительная волна чувственной неги, вызванная движениями его горячих губ, нежно прильнувших к её шее. Глубокий голос, резонируя, томно произнёс ей на ухо:

— Знаешь, что мне снилось каждую ночь, пока я был в Нью-Йорке?

— Нет. — Это слово было больше похоже на всхлип — неизбежное следствие осторожного, ласкового покусывания мочки её уха.

— Ты, cara, —  прошептал он. — Мне снилась ты, лежащая в моих объятиях, в моей постели.

Нервная дрожь — то ли желания, то ли страха, то ли того и другого вместе — пронизала её.

— Уильям…

— Тш-ш-ш. — Он легонько прижал большой палец к её губам и взял её лицо в ладони. Она смотрела, как завороженная, как он склоняет к ней голову — медленно, очень медленно… вот его губы чуть коснулись её дразнящим, ласковым движением, и он нежно обвел языком контуры её рта, отчего её снова бросило в дрожь. На этот раз сомнений не оставалось — это было желание, жаркие лучи которого проникли даже в самые отдаленные уголочки её естества. Она оплела руками его шею и прижалась к нему, ощущая, как этот поцелуй захлестывает их мощной приливной волной неутолённой взаимной жажды.

Рука его скользнула ей под свитер, и лёгкими, как перышко, касаниями, от которых она тут же покрылась гусиной кожей, начала осторожное путешествие от обнаженного живота вверх, пока не обхватила грудь. Он с трудом оторвал от неё губы, и она почувствовала на лице теплое дыхание,  когда глубокий, рокочущий голос тихо произнёс:

— Я так устал видеть бесплотные сны. Я так устал тосковать по тебе день и ночь, устал желать тебя так, что мне больше уже этого не вынести. Разве мы не достаточно долго ждали?

Да. Да, мы ждали достаточно. И я так хочу тебя. Её мозг сразу очнулся от этого безрассудного утверждения, но тело, утопавшее в его объятиях на заднем сиденье автомобиля, уже буквально содрогалось от желания. Его тёмные глаза впились в неё пристальным, страстным взглядом, в то время как длинные чувствительные пальцы осторожно скользнули под лифчик и начали дразнить её напрягшуюся плоть, пока у нее не вырвался гортанный, прерывистый стон. Изнывая от стремления вновь ощутить на губах его поцелуй, она запустила руки в густые кудри и притянула к себе его голову. Он прижал её спиной к сиденью, и его жадные губы вновь заявили на неё свои права с безудержным, неистовым пылом, в котором испарялись без следа последние крупицы её стойкости. 

Она потянула на себя его тонкий свитер, трясущимися руками вытаскивая край из-под ремешка брюк. Ей просто необходимо было прикоснуться к нему, погладить его — поделиться с ним хотя бы малой толикой того восхитительного наслаждения, которое он так щедро дарил ей своими ласками. Он судорожно вздохнул у её губ, не прерывая поцелуя, когда её пальцы заскользили по гладкой, упругой, подтянуто-плоской поверхности его живота. Он был таким тёплым, таким сильным, таким совершенным.

Уильям поднял голову, посмотрев на неё замутнённым, почти безумным взглядом. Исступленным, прерывающимся от страсти шепотом выдохнул:

— Да, cara, да. Ласкай меня, пожалуйста…

Такси вдруг резко затормозило, поскольку прямо перед ними перебегал дорогу ярко освещенный фарами пешеход. Водитель, сделав сердитый жест в его сторону, громко засигналил. 

— Ты как, не ушиблась? — Уильям, тяжело дыша, крепко и надежно укрывал её в своих объятиях. 

Поначалу её сознание было слишком затуманено, чтобы она могла сформулировать хоть какой-то ответ. Но затем мир вокруг вновь обрел чёткие очертания, и она вдруг со всей остротой ощутила, где они сейчас находятся. Взгляд в окно подсказал, что до её дома оставалось всего несколько кварталов. 

— Со мной… все… в порядке.

— Вот и хорошо, — медленно протянул Уильям, после чего его губы вновь властно завладели её ртом и он возобновил искушающие ласки.

Минуточку. Ее мозг начал постепенно возвращать себе утраченный было контроль.  Тебя тискают на заднем сиденье такси, а водитель, скорее всего, наслаждается бесплатным шоу в зеркальце заднего вида. Наверное, поэтому он и не замечал пешехода до самого последнего момента, пока чуть было не стало слишком поздно. Если ты уж так настаиваешь на том, чтобы этим заниматься, нельзя ли подождать хотя бы до того момента, когда мы окажемся дома, без свидетелей?

Даже ее разгоряченному телу пришлось признать весомость этого аргумента. Она оторвала от него губы и настойчиво зашептала:

— Остановись. Пожалуйста. 

Он нахмурился, глядя на неё затуманенным, непонимающим взглядом.

— Что?..

— Остановись, я сказала. Нам лучше подождать, пока…

— Я не хочу больше слышать слова «ждать».

Она схватила его за предплечье, останавливая движения руки.

— Я только хочу сказать, что нам нужно подождать до…

Уильям выдернул руку у нее из-под свитера, словно её плоть обожгла его; на лице у него появилось выражение глубокой обиды.

— Я так чертовски устал от ожидания, — произнёс он напряженным голосом. — Уже который месяц только и делаю, что жду. 

Такси подъехало к дому. Элизабет попробовала еще раз урезонить Уильяма.

— Может быть, ты все-таки дашь мне возможность объяснить, что я имела в виду? Я просто пыталась сказать, что…

— Нет, тебе не нужно ничего объяснять. — Она видела, что он пытается выглядеть спокойным и бесстрастным, но в голосе звучала нескрываемая горечь. — Я всё прекрасно понимаю. Если ты по-прежнему хочешь ждать, значит, мы подождем ещё.

Элизабет шумно вздохнула, крепко стиснув зубы. То, что он так грубо перебивал её и пришёл к такому угрюмому заключению, заметно охладило её пыл, и она уже с трудом контролировала закипавший в ней гнев. Это всего лишь глупое недоразумение. Как только мы поднимемся наверх, он успокоится и прислушается к голосу разума.

К её удивлению, вместо того, чтобы расплатиться с водителем, Уильям наклонился вперёд и сказал:

— Подождите минутку, пожалуйста.

Он выскочил из такси и обошел его кругом, открыв для нее дверцу. Вылезая из машины, она встретилась глазами с его прохладным, отстраненным взглядом. Он в молчании проводил её до входной двери, пока она на ходу рылась в сумочке, вытаскивая ключи. Когда они подошли к подъезду, он повернулся к ней:

— Спокойной ночи, Лиззи.  

— Ты разве не поднимешься со мной наверх, хотя бы ненадолго? — Ну вот я и заставила его прислушаться к голосу разума.

Его лицо было бесстрастным.

— Я думаю, лучше всего мне сейчас поехать домой и отдохнуть; я позвоню тебе завтра. Я устал и боюсь, что могу сказать что-то, о чем потом пожалею.

С точки зрения Элизабет, этот поезд уже ушёл — для начала, он задолжал ей извинение хотя бы за то, что так и не дал возможности закончить фразу. Но он выглядел таким усталым и измученным, его затуманенному, потухшему взгляду не хватало сейчас привычного проникновенного блеска, а плечи поникли и ссутулились в резком контрасте с его обычной прямой и царственной осанкой. Вот когда болезнь дает ему несправедливое преимущество — в результате я стою тут и жалею его вместо того, чтобы дать как следует по башке, как он того заслуживает.

Она заговорила спокойным и сдержанным тоном:

 — Хорошо, возможно, так будет лучше всего. Но когда ты будешь готов к разумному разговору, я должна буду тебе кое-что сказать, и я намереваюсь все-таки заставить тебя выслушать. 

Элизабет отперла дверь в подъезд. Она задержалась в дверях и, обернувшись, бросила на него вопросительный взгляд, как бы давая еще один шанс передумать. Но он просто стоял и молча смотрел на неё, мрачный и серьезный, засунув руки в карманы. Пожав плечами, она вошла в здание, оставив его стоять на улице одинокой фигурой на нижней ступеньке входной лестницы.

К тому моменту, когда Элизабет, резко хлопнув дверью своей квартиры, бросила сумочку на кухонный столик, в ней не на шутку боролись сожаление и раздражение. Сожаление временно взяло верх. Если бы ты проявила побольше настойчивости, он поднялся бы сюда, и тогда вы могли бы поговорить и все выяснить. Это было простое недоразумение, а теперь оно превратилось в нечто большее. Почему же ты это допустила?

Действительно, почему? Это был хороший вопрос, и, как ей казалась, она знала ответ. Теперь, когда огонь между ними поостыл, в ней заговорил голос здравого смысла — и заговорил властным, непререкаемым тоном. В такси, когда поцелуи и ласки Уильяма вытеснили на задворки её сознания абсолютно всё, кроме исступленного желания находиться в его объятиях и ощущать прикосновения его рук и губ, казалось почти неизбежным, что дело кончится их совместной ночью в её постели. Но теперь к ней вернулось сомнение и с мстительной силой вновь напомнилоо себе.

Элизабет не могла не испытывать сочувствия к его затруднениям. В целом, его терпение и уважение к ней были достойны восхищения, особенно если учесть, что она, скорей всего, была одной из очень немногих женщин, которые когда-либо хоть в чем-то отказывали ему. Он, без всякого сомнения, мог запросто зайти в практически любой городской бар для одиночек и найти себе женщину — или двух, или пять, — которые с готовностью удовлетворили бы все его желания. Она часто имела возможность наблюдать, каким вниманием Уильям пользовался у противоположного пола — иногда из-за его статуса знаменитости, но чаще благодаря красивому лицу, высокой широкоплечей фигуре и ауре привилегированности и силы, которую излучал. Ей вдруг подумалось, что колкая острота Ричарда насчет существования «Магнетического Поля Уильяма Дарси» была на удивление точной. 

Его очень часто приглашали танцевать в клубах, даже несмотря на то, что с ним рядом сидела Элизабет. На мероприятиях в кампусе его всегда легко было найти по неизменно окружавшей его стайке студенток, одни из которых молча взирали на своего кумира, онемев от благоговения, в то время как другие задыхающимися от восторга голосами безостановочно лепетали комплименты. Официантки очень любили с ним флиртовать — одна как-то даже написала на чеке номер своего телефона, протянув его Уильяму с недвусмысленной улыбкой. Он же при этом никогда не давал Элизабет ни малейшего повода для неловкости или ревности, не проявляя абсолютно никакого интереса ко всем этим знакам внимания и бросая в её сторону извиняющиеся взгляды. Но что, если он не желает больше ждать? Он может решить, что раз я этого не хочу, то он найдет себе кого-то еще, кто захочет.

Ноги на автопилоте провели ее по коридору, и она оказалась в своей спальне. Раздевшись, девушка небрежно свалила одежду в кучу на стул и натянула просторную розовую футболку. Пока она разглядывала в зеркале свое бледное, напряженное лицо, в голове у неё с мучительной ясностью возник образ Уильяма, лежащего обнаженным в объятиях другой женщины, — она увидела его чуткие ласковые руки, скользящие по роскошным округлостям и изгибам, его теплые губы, пылко целующие нежную плоть. Элизабет закрыла глаза, содрогнувшись от пронзившей её невыносимой боли, когда явственно представила, как у него вырывается тот глубокий, низкий, страстный стон, который ей не раз доводилось слышать, находясь в его объятиях. 

Нет. Прекрати это. Однажды в прошлом она уже позволила вовлечь себя в интимные отношения вопреки голосу здравого смысла, и теперь отказывалась повторять эту ошибку. В конце концов, я никогда не соглашалась на какой-то определенный график, календарный план или крайний срок для того, чтобы начать спать с ним. Как он смеет вести себя так, словно у него есть какое-то священное право диктовать мне темпы развития наших физических отношений? Раздражение начало одерживать верх в ее внутренней борьбе, и Элизабет ухватилась за него, как за спасательный круг, предпочитая его мучительной боли сожаления, которую раздражению удалось сейчас потеснить.

ice creamГнев вновь зарядил её энергией, и девушка быстрым шагом направилась на кухню. Она не была голодна, но чувствовала, что ей сейчас не помешала бы порция чего-нибудь вкусненького для поднятия настроения, исключительно в медицинских целях. Она вздохнула с облегчением, найдя в холодильнике банку с арахисовым мороженым, но сердито нахмурилась, когда, открыв крышку, обнаружила, что банка почти пуста. Тем не менее, пара ложек мороженого была все-таки лучше, чем ни одной. 

Так, а теперь еще не помешало бы чего-нибудь солёненького к этому лакомству. Она порылась в кухонном шкафу, вытащила полупустой пакет с подсоленными крендельками и, схватив чайную ложку, потащила свою добычу в гостиную, по дороге выскребая остатки мороженого со дна банки. Ну вот, мне уже и стало гораздо легче.

Ага, конечно. Ну и врушка же ты.

divider

Darcy bldg lobbyУильям напряженным шагом прошел сквозь богато украшенный вестибюль своего дома, преследуя одну-единственную цель — побыстрее дойти до пентхауса, где он сможет оказаться в одиночестве. Поездка на такси от дома Элизабет была сплошным унижением. Водитель ничего  не сказал, но Уильям готов был поклясться, что заметил у него на лице нахальную ухмылку. А почему бы и нет? Он, вероятно, все видел и слышал. В обычных обстоятельствах Уильям остался бы равнодушным к мнению столь незначительной персоны, как водитель такси, но сейчас острая боль от отказа Элизабет сделалась еще невыносимее от того, что этому был свидетель.

Портье из ночной смены поприветствовал Уильяма, который коротко кивнул в ответ и направился к лифту. Наверху он с трудом дотащился через фойе до своей двери и дальше по коридору. Войдя в спальню, он обессиленно рухнул на кровать, спрятав лицо в подушку, сломленный усталостью, переполнявшей его тело и душу.

Он провел этот вечер словно в дурмане, охваченный сладостной истомой желания, едва замечая вокруг кого-либо, кроме Элизабет. В ней вновь проступили невероятно соблазнительные, возбуждающие качества девочки-женщины, которым неизменно удавалось скручивать его в самый тугой узел. Обтягивающий черный свитерок идеально облегал её роскошные женственные формы, в то время как тонкое кружево на воротничке и манжетах придавало ей вид милой и нежной невинности. Ее прелестные точеные ножки, казавшиеся еще более аппетитными в прозрачных черных колготках и почти не скрытые короткой юбкой, чуть не остановили биение сердца у него в груди, и в то же время трогательные складки на юбке делали её чем-то похожей на школьницу. 

Но не только её внешний вид довел его до такого парящего, эйфорического состояния. Сказать, что он всего лишь скучал по ней в Нью-Йорке, было равнозначно утверждению, что Тихий океан можно запросто перейти вброд. Их долгие телефонные разговоры, полные ласкового взаимного подтрунивания и теплого комфортного общения, только обострили его жажду постоянно находиться в её компании. Если у него еще и оставались хоть какие-то сомнения относительно своих желаний и планов на будущее, за время этой недолгой разлуки они растаяли без следа. Он просто не мог без неё жить — ни сейчас, ни когда-либо.

Его глаза потеплели и на лице промелькнула легкая улыбка, когда он вспомнил, как увидел её сегодня в аэропорту. Если бы они были одни, а не в людном месте, под любопытствующими взглядами его кузена и секретарши, он, возможно, упал бы перед ней на одно колено, чтобы умолять её принадлежать ему навеки и больше никогда не разлучаться. Как низко величие пало! Когда-то у меня были гордость и чувство собственного достоинства, но это было до того, как я полюбил.

А до каких крайностей довела его любовь сегодня? Лапал её на заднем сиденье такси, как… как Ричард, хотя полагаю, что и он проявляет больше осмотрительности в таких делах. И вновь получил от ворот поворот, на сей раз еще и при свидетеле. Не знаю, сколько еще я смогу это выдержать — сколько раз еще я смогу услышать, как она говорит мне «нет». Каждый её отказ наносил его сердцу очередную кровоточащую рану, и сегодня вечером боль сделалась слишком острой, чтобы он мог её выносить. 

Ради нее он изо всех сил старался проявлять терпение. Уильям Дарси Терпеливый, да уж, воистину. Он обуздывал свою страсть, ожидая, пока Элизабет сама проявит инициативу и сделает первый шаг к большей интимной близости. Эта задача оказалась  вдвойне тяжелой с тех пор, как доктор Сэлинджер снял запрет на занятия сексом, но Уильям по-прежнему сдерживался, проявляя поистине геркулесову выдержку в том, что должно было стать явным доказательством всей глубины тех чувств, которые он к ней испытывал.

Но она так и не сделала первый шаг. Мы все это время стоим на месте. И думаю, я знаю, почему. Хотя ему и было стыдно за недостаток самоконтроля, который он проявил сегодня вечером, он не мог себя безоговорочно за это винить. Он был сделан не из стали — он был мужчиной из плоти из крови, страстно влюбленным в безумно желанную и соблазнительную, но ускользающую от обладания женщину. Ей нравились его поцелуи, и она не возражала против его ласк и объятий при подходящих обстоятельствах, но было совершенно очевидно, что она не жаждала его так сильно и не тосковала по нему так отчаянно, как он по ней. Её не преследовали мучительные сны, в которых он страстно и пылко занимался с ней любовью до тех пор, пока они оба уже пошевелиться не могли от изнеможения. Её тело не горело от его легчайших прикосновений. Он глухо застонал, немедленно возбудившись при одном воспоминании о ее нежной руке, скользнувшей в такси ему под свитер, чтобы погладить его торс. И все-таки она отказала ему, оттолкнула его. Снова.

Этим вечером, несмотря на восторг, охвативший его от возможности вновь быть с ней рядом, он открыл для себя и новые источники неудовлетворенности. Он чуть было не зарычал в голос, когда она присоединилась к Ричарду и заказала перед ужином устриц, ибо сразу же вспомнил о том, что устрицы считаются сильнейшим афродизиаком. А когда она с самым игривым и соблазнительным видом угостила его ложечкой своего десерта, Уильям воспринял это как приглашение, которое и воплощал с таким энтузиазмом, когда она отвергла его любовную увертюру в такси.

Уильям перекатился на спину, уставившись на слабые отблески уличного света, подрагивающие на потолке. Он вздохнул и закрыл глаза, страстно желая побыстрее забыться сном. По крайней мере, в моих снах она принадлежит мне, телом и душой.

divider

Элизабет лежала на диване в гостиной, свернувшись калачиком под кремовым шерстяным пледом. Контейнер из-под мороженого одиноко возвышался на кофейном столике, абсолютно пустой, если не считать скомканного пакета из-под крендельков, который она в него засунула. В комнате было темно — единственным источником света был телевизионный экран, на котором мелькали кадры какого-то старого черно-белого фильма, который она сейчас толком и не смотрела. 

Джейн до сих пор не было дома. Элизабет не знала, который час, но у нее было такое ощущение, что она лежит здесь на диване и ждёт возвращения сестры уже как минимум неделю. Джейн помогла бы ей разобраться в том водовороте противоречивых чувств и порывов, которые бушевали в ней, борясь за власть. А вообще, с чего я так уверена, что Джейн непременно вернется сегодня домой? Возможно, в этот самый момент она уже лежит в постели в пентхаусе.

Элизабет чуть не содрогнулась, непроизвольно отреагировав на словосочетание «в постели в пентхаусе». Хоть она и не призналась в этом, когда Уильям заговорил о своих снах, но она тоже видела сны — сны, в которых она лежала в его крепких объятиях, прижавшись к сильному худощавому телу и утопая вместе с ним на мягком ложе ее кровати; сны, после которых она просыпалась, дрожа от страстной тоски по его прикосновениям. 

Она попыталась отвлечься от этих несвоевременных мыслей, вернувшись к вопросу о том, где сейчас может находиться сестра. Наверное, они в этот момент заняты поисками идеального мартини. Джейн не собирается спать с Ричардом — скорее всего, вообще никогда, и уж точно не сегодня. Она бы ни за что не прыгнула в постель на первом же свидании, и уж тем более с таким, как он.

А что касается меня, то я не только на первом свидании в постель не прыгаю, я туда и на цыпочках не подхожу даже на… так, давай-ка посчитаем, сколько у меня уже свиданий было с Уильямом?Предсвадебный ужин считать? И прогулку у Крисси Филд… в то утро на пляже мы с ним в первый раз поцеловались, но это не было, строго говоря, свиданием. А потом… Прием на концерте в пользу Джуллиарда считается?

Телевизор вдруг разразился громким, назойливым звуком рекламы какого-то мебельного магазина, изливая поток слоганов настолько быстро, что их практически невозможно было разобрать. Поморщившись, Элизабет протянула руку за голову, вслепую шаря по столику в поисках пульта управления, и в результате смахнула его на пол. Склонившись с дивана, она наконец дотянулась до пульта и выключила звук, погрузив комнату в тишину. Затем вновь свернулась калачиком, подложив под голову диванную подушку и поплотнее укутавшись в плед. Вернувшись домой, она открыла двери, выходившие на их крошечный балкон, с удовольствием впуская свежий воздух, но сейчас температура довольно быстро падала — как снаружи, так и здесь, в тихой и тёмной гостиной.

Не важно, сколько свиданий у нас уже было. Вместо этого давай-ка зададим фундаментальный вопрос. Чего я жду? Я никогда ничего похожего ни к кому не испытывала. Мне снятся сны о том, как я делю с ним свою постель, и я прекрасно  знаю, как сильно он меня хочет. Уверена, что большинство людей, которым известно о том, что мы встречаемся, полагают, что мы уже какое-то время вместе спим. Так почему же у меня до сих пор возникает ощущение, что я еще к этому не готова? 

Немедленный ответ так и не возник, но, пока она размышляла на эту тему, из глубин подсознания выплыл и сформулировался другой вопрос. Неужели до сих пор все дело в Майкле?

Она наскоро прикинула в уме эту возможность, но затем медленно покачала головой. Нет, дело не в этом — больше не в этом. Майкл остался в прошлом — там, где ему и место. Но уроки, которые она усвоила в результате своего первого интимного опыта, были по-прежнему с ней. Я всегда знала, что не создана для случайных связей. Мое тело и сердце идут одним пакетом, я отдаю их только вместе. Но Майкл научил меня не отдавать этот дар до тех пор, пока я не буду абсолютно уверена, что мои чувства взаимны. 

Конечно, это очень сложная материя для оценки, когда речь заходит о чувствах другого человека. Уже не одну неделю Джейн и Шарлотта упорно настаивали на том, что Уильям её любит, но она отказывалась соглашаться с их мнением на этот счет.

И у тебя есть веские причины для скептицизма. Критический голос, ютившийся где-то на задворках её сознания в ожидании возможности выступить на авансцену и нанести удар, оживился и заговорил насмешливым тоном. Для начала, он никогда и не говорил о том, что любит тебя.

Нет, говорил. Немедленный ответ удивил её. Тогда, в Нью-Йорке, в моей квартире.

На критический голос это не произвело особого впечатления. Этим словам грош цена. Он сказал их только для того, чтобы затащить тебя в постель, и ты прекрасно это знаешь.

Но она этого не знала — теперь уже не знала — и не замедлила выдвинуть контраргумент. А разве ни о чем не говорит тот факт, что, когда мы вместе, он сосредоточен исключительно на мне и ведет себя так, словно я для него — единственная женщина на свете? Со сколькими парнями доводилось мне встречаться, чьи глаза посредине нашего разговора скользили мимо меня, чтобы оглядывать других девушек? Или с такими, которые приглашали меня на вечеринку, а в результате проводили вечер, коллекционируя телефоны других особ, а то и уходили с вечеринки с кем-то другим?

Подумаешь, большое дело. Может, он просто ведет себя несколько тоньше других. Попробуй снова. Что он сделал такого, что может служить свидетельством его преданности тебе и вашим отношениям?

Как насчет того, что он дважды в день звонил мне из Нью-Йорка? Что он хотел слышать обо всем, что я делаю, вплоть до самых мелких пустячков, и, в свою очередь, рассказывал о мне, как провел свой день?

Никто же не отрицает, что ты ему нравишься. Но ты ведь заметила, что он провел там несколько лишних дней. Очевидно, что он не так уж и торопился снова тебя увидеть.

Он остался там ради Джорджианы. Естественно, что он хотел порадовать сестру.

Ну да, ну да, разумеется. Просто сделай себе пометку, что ты для него играешь всего лишь вторую скрипку — вернее, полагаю, в данном случае это будет второй альт — после его сестры. Еще что?

Пора было пускать в ход тяжёлую артиллерию. Ну а как насчет того факта, что он пригласил меня провести День Благодарения вместе со своей семьей, чтобы мы все могли поближе друг с другом познакомиться? Подобное приглашение обычно свидетельствует о довольно серьезных намерениях.

Что ж, если ты так уверена в его чувствах, то почему же лежишь тут, свернувшись на диване в позе эмбриона, в полнейшем одиночестве? Элизабет почувствовала, как её невидимый оппонент, глумливо усмехаясь, медленно удаляется обратно, в темные закоулки её сознания, откуда он и явился.

Скатертью дорога — сама не знаешь, о чем говоришь! Приглашение в Нью-Йорк и его желание поближе познакомить ее со своей семьей должно было означать, что он любит её несмотря на его молчание по этому поводу. Она была в этом уверена.

Но уверенность уверенности рознь. В случае с Майклом ты ведь тоже была более чем уверена, но ты не могла сильнее ошибаться на этот счет.

Прозвонил дверной звонок, заставив ее вздрогнуть. Прищурившись, она уставилась на табло времени на видеомагнитофоне, но там, как, впрочем, и всегда, моргало 12:00. И все-таки для гостей было уже слишком поздно, в этом она была убеждена — значит, это могла быть только Джейн, наконец вернувшаяся домой. Но зачем Джейн стала бы звонить в дверь? А-а, может, она забыла ключи, а кто-то внизу впустил ее в здание.

— Минуточку! — Элизабет вскочила с дивана, задрожав от холода, поскольку плед приземлился на пол, и от прохладного воздуха она тут же покрылась гусиной кожей. Подхватив плед, она накинула его на плечи и, пересекая комнату, укуталась в него поплотнее. Она уже собиралась было распахнуть дверь, но какой-то инстинкт заставил её вначале заглянуть в глазок.

Когда она увидела, что на лестничной клетке стоит Уильям, её сердце тут же сделало двойное сальто назад с пируэтом. Девушка потянулась было к дверной ручке, но невольный взгляд вниз остановил её. Несмотря на дополнительное прикрытие, которое обеспечивал плед, розовая футболка все-таки достаточно явно выставляла на обозрение её голые ноги. Учитывая предмет нашей сегодняшней размолвки, лучше бы мне надеть что-нибудь менее откровенное. Она приоткрыла дверь на маленькую щёлку и выглянула в неё.

— Я сейчас.

Хлопнув дверью перед носом у изумленного Уильяма, Элизабет бросилась по коридору в свою спальню, едва не ударившись пальцем ноги о дверной косяк на повороте. Она быстро окинула взглядом комнату, отказавшись от идеи снова напяливать на себя одежду, в которой была сегодня вечером и которая теперь валялась скомканной кучей на стуле подле кровати. Наконец она заметила лиловый бархатный банный халат, который выглядывал из шкафа, и быстро запахнулась в него. Запустив пальцы в волосы и пытаясь хоть как-то пригладить их на ходу, Элизабет понеслась обратно в коридор и открыла дверь.

Никогда еще она не видела обычно аккуратного, безупречно элегантного Уильяма в таком растрепанном виде, начиная с  измятых брюк и заканчивая всклокоченными волосами и щетиной, тёмным налетом покрывшей его подбородок и шею. Взгляд усталых, замутнённых глаз был озабоченным и тревожным. 

— Можно войти?

— Конечно. — Она отступила в сторону, пропуская его в квартиру, все еще пораженная его неожиданным появлением в такой час — хотя понятия не имела, сколько сейчас может быть времени.

— Я так понимаю, кто-то внизу впустил тебя в здание? 

— Да. Мне пришлось довольно долго ждать, пока кто-нибудь не войдет или не выйдет.

— А почему ты просто не позвонил мне в домофон? 

— Боялся, что ты велишь мне уйти. Но я подумал, что если ты меня увидишь, то, может, сжалишься над моим несчастным состоянием.

Элизабет крепко сжала губы, слегка изогнув их в борьбе с непрошеной улыбкой. Он встретил ее взгляд, нервно сунув руки в карманы брюк и переминаясь с ноги на ногу. Она быстро прикинула в уме, не подождать ли ей, пока он сам поднимет первую тему в их предстоящей дискуссии, но тут же поняла, что ему сейчас очень нужна от неё какая-нибудь уступка, ну хотя бы знак того, что она не против его прихода. Хоть она и испытывала раздражение от его прежнего поведения этим вечером, сейчас его «несчастное состояние» тронуло её сердце, и она заговорила мягким тоном:

— Ну проходи, давай присядем и поговорим.

Она видела, как на его лице проступало облегчение, пока провожала его в гостиную и усаживала на диван. Когда он уселся, Элизабет ненадолго подошла к окну, чтобы закрыть балконную дверь.

— Ты, конечно, знаешь, почему я здесь. — Он следил за ее передвижениями по комнате пристальным, внимательным взглядом, возможно, пытаясь оценить её настроение.

Она включила напольную лампу рядом с журнальным столиком, выключила телевизор и уселась с ним рядом.

— Ну, давай на минутку представим себе, что я не телепат. Поговори со мной, хорошо?  Я думала, что ты отправился домой, чтобы лечь спать.

— Ну да. То есть я отправился домой. Но не мог заснуть. 

— И я не могла. Я лежала тут и пыталась смотреть телевизор, одновременно избавляя кухню от излишков вредной сверхкалорийной пищи путем её поглощения.

— Я пришел, потому что… — он замолчал и выглядел сейчас таким несчастным, что ей захотелось обнять его покрепче и убаюкать его голову на своем плече. — Извини меня, Лиззи. Ты можешь меня простить?

Искреннее раскаяние в его голосе, в особенности исходящее от человека, для которого принесение извинений было не слишком-то легким и естественным делом, в ту же секунду растопило все остатки её гнева, но ей удалось сохранить нейтральное выражение лица.

— За что именно ты просишь тебя простить?

Он неловко поерзал на месте и вздохнул.

— За крайне грубое и невежливое поведение. И в особенности за то, что я выплескиваю на тебя свою неудовлетворенность. Да, ты её причина, но это не значит, что я должен винить тебя за это, и разумеется, это еще не дает мне никакого права срывать её на тебе. — Он снова пристально посмотрел ей в глаза своим настороженным, напряженным взглядом, напомнив маленького мальчика, который умоляет не наказывать его за провинность слишком строго.

Он потянулась и накрыла своей ладонью его руку.

— Извинения приняты.

Он повернул ладонь, переплетя её пальцы со своими, и усталая улыбка чуть тронула уголки его рта.

— Спасибо. — Он наклонился к ней и поцеловал — медленным, нежным касанием, которое пробрало её до кончиков пальцев ног. — Ты последний человек на свете, которого я хотел бы обидеть, Лиззи. Я надеюсь, что ты это знаешь.

— Знаю. Но мы с тобой оба упрямы и иногда предпочитаем говорить, а не слушать.

Уильям устремил на нее любопытствующий взгляд.

— Кстати, я вспомнил, что ты пыталась сказать мне о чем-то в такси.

Элизабет сморщила нос. Она надеялась, что он об этом забыл.

— Я думаю, что теперь это уже не важно.

— Ты покраснела, следовательно, это очень даже важно. — Он убрал прядь волос с её щеки. 

Хмм. Как бы это сказать поделикатнее? Она решила, что лучше всего в этом деле ей поможет честность.

— Ну хорошо. Когда я сказала «подождать», я не имела в виду «подождать еще месяц», или неделю, или даже день. Я имела в виду «подождать, пока мы не поднимемся наверх». Ты ведь заметил, что мы были не одни, правда? Ну, там, водитель такси на переднем сиденье и всё такое?

Он поморщился.

— Прости меня еще раз. Я знаю, говорят, что таксисты повидали всё на свете, но я бы меньше всего хотел компрометировать нашу личную жизнь подобным образом.

— Я рада, что в этом мы солидарны. 

Он никак не прореагировал на первую часть её реплики. Она уже поздравляла себя с тем, что её благополучно пронесло, как вдруг его глаза расширились и он бросил на неё озадаченный взгляд.

— Погоди-ка. Ты имела в виду «подождать, пока мы не поднимемся наверх»?

— Вот и второй сапог упал. Да. Именно это я и имела в виду.

— Так ты была готова заниматься любовью?

— В тот момент я думала, что была.

Уильям испустил громкий вздох, подняв глаза к потолку.

— Значит, ты приглашала меня наверх. в свою спальню, а я этого не заметил, поскольку был слишком занят жалобами на то, что ты не приглашаешь меня наверх в свою спальню?

— Именно так. 

Он склонился вперед, уперев локти в колени, и начал массировать виски.

— Ой, мой Бог. Поверить не могу, что я это сделал. — Он покосился на неё, и по его лицу пробежала слабая тень улыбки. — Ты, должно быть, подумала, что я совсем спятил.

— Ну, я бы так не сказала. Что я подумала, так это то, чтобы было бы очень неплохо, если бы ты прекратил меня перебивать и дал мне возможность закончить фразу.

Он снова откинулся на спинку дивана.

— Все дело было в слове «подождать». На меня оно сейчас уже действует, как красная тряпка на быка. 

— Я знаю, что тебя это очень расстраивает, — мягко произнесла она, и взяв его руку, поднесла её к губам. — И я рада, что ты находишь меня настолько  привлекательной. Но… Я знаю, что это последнее, что тебе хочется сейчас услышать, но к тому моменту, как я поднялась наверх, я передумала. Я не настолько была к этому готова, как мне показалось.

— Но почему нет? Почему ты меня не хочешь?

Элизабет поразила страстная сила, с которой была произнесена эта фраза, и её тон, просто купавшийся в горечи.

— Ты действительно так думаешь?

— А что еще я должен думать? Я знаю, ты сказала, что тебе нужно какое-то время, но это было давным-давно. Я думал, ты наверняка уже будешь готова к близости к тому моменту, когда я вернусь из Нью-Йорка. А если нет, то это определенно должно означать, что я просто не вызываю у тебя никакого желания.

Она развернулась к нему на диване и взяла его лицо в ладони, ощущая, как колючая щетина щекочет ей пальцы.

— Как же ты ошибаешься, — произнесла она твёрдым тоном, пристально глядя ему в глаза. — Послушай меня. Ты — самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречала. Я даже и не знаю, кого поставить на второе место, так далеко ты всех обогнал.

Его взгляд оставался настороженным и недоверчивым, но она почувствовала, как его крепко сжатые челюстные мышцы начали потихоньку расслабляться.

— Рад слышать. Но меня придется долго в этом убеждать.  

Ладно. Похоже, сейчас его эго действительно нужно подкормить, поэтому я просто возьму да и сделаю это.

— Значит, тебе недостаточно того, что ты самый сексуальный мужчина на свете? Ну хорошо, тогда как насчет этого: когда я тебя вижу или слышу твой голос, у меня слабеют коленки. А когда я нахожусь с тобой рядом, мне все время хочется быть еще ближе. — Она наклонилась к нему и потёрлась носом о его нос. — И, между прочим, вы просто умопомрачительно целуетесь, мистер Дарси.

— В этом участвуют двое. — Элизабет не удивило, когда он накрыл её губы своими, чтобы лишний раз продемонстрировать ей свое искусство самым медленным и тщательным образом, заставив её желать большего. 

Она уже почти не могла дышать, когда он, наконец, поднял голову и промурлыкал:

— Пожалуйста, продолжай перечислять по пунктам. Мне это нравится.

— У меня возникает ужасное чувство, что я породила монстра. Ну ладно, хорошо, я признаюсь и в этом. У меня бывали… сны о тебе.

Он с любопытством изогнул бровь.

— О, в самом деле? Какие именно, не хочешь поделиться?

Элизабет мягко рассмеялась:

— Не думаю, что это было бы мудро с моей стороны. Кстати, ты становишься особенно сексуальным, когда у тебя в глазах появляется вот эта хулиганская искорка, как сейчас.

Хулиганская искорка заметно усилилась, чуть не лишив Элизабет остатков самообладания.

— Тебе, пожалуй, не стоило мне этого говорить. — Он снова склонил к ней голову и заключил её в объятья, а она крепко ухватилась за него, чувствуя, как его язык вновь уверенно раздвигает ей губы.

Несколько минут спустя они откинулись на спинку дивана, сидя рядышком и обнимая друг друга за плечи. Элизабет нежно поцеловала его в щеку.

— Как бы то ни было, я надеюсь, все это опровергает утверждение, что я не нахожу тебя соблазнительным.

— Полагаю, что так. 

Она почувствовала, что его ворчливый тон был шуткой всего лишь отчасти, и решила немного приподнять ему настроение.

— Ты, на самом деле, просто не привык к тому, что какая-либо женщина может тебя оттолкнуть, не так ли? Обычно, я уверена, все они просто падают к твоим ногам и умоляют взять их тут же, не сходя с этого самого места.

Он фыркнул.

— Ну разумеется, это происходит постоянно. Ну, то есть, за исключением той единственной женщины, которую я хотел бы видеть ведущей себя подобным образом.

— О, тебе бы это тут же наскучило. Держу пари, что единственная причина, по которой ты находишь меня интересной — это некоторые затруднения, возникшие на твоем пути. — Иногда она спрашивала себя, не является ли это и в самом деле правдой.

— Это вряд ли, хотя слово «затруднения» даже и близко не описывает положения вещей, когда имеешь дело с тобой. Но не можем ли мы снова на минутку стать серьезными?

Элизабет взглянула на него, приподняв брови.

— Ты так и не объяснила, чего мы до сих пор ждем. Если это то, чего хотим мы оба, тогда я не понимаю, что стоит у нас на пути.

— Нужно нечто большее, чем признать тот факт, что я хочу тебя. — Она удивилась тому, как хорошо было произнести это вслух. — Да, я тебя хочу, и даже очень. Но наши отношения тоже имеют значение — то, как у нас обстоят дела как у пары.

Он слегка нахмурился.

— Ну разумеется, имеют — но разве тебе не кажется, что дела у нас обстоят очень даже хорошо?

— Ну да, в основном. Но… Я не знаю, как это толком объяснить.

Он сидел в молчании, поглаживая её руку ласковыми пальцами. Это была одна из тех черт, которые она очень в нем любила. Вместо того, чтобы требовать немедленного ответа или заполнять тишину безостановочным потоком слов, как это было свойственно ей самой, он всегда был готов спокойно ждать, давая ей время собраться с мыслями.

Наконец ответ выкристаллизовался у нее в голове, и она решила проиллюстрировать его на примере.

— Тогда в августе, твой доктор ведь запретил тебе на какое-то время занятия сексом?

— Откуда ты узнала? — Он нервно запустил руку в волосы. — Я никому не говорил, кроме Ричарда. Он что…

— Нет, он ничего мне не говорил. Я сама догадалась по некоторым вещам, которые ты сказал в тот день, когда пришел от врача.

— Значит, ты всё время об этом знала?

— Ну, я не знала точно, но у меня было сильное подозрение, что это так. Ты понимаешь, почему я сейчас об этом заговорила? Ты не мог со мной этим поделиться, а я не решалась расспрашивать из страха, что тебя это расстроит. Разве мы не должны доверять друг другу до такой степени, чтобы иметь возможность говорить о подобных вещах? 

— Можешь ли ты винить меня в том, что я не хотел, чтобы кто-то об этом узнал?

— Но я ведь не просто «кто-то». Я думала, мы друг другу ближе, чем «кто-то».

— Но именно в этом-то и было дело. Ты — моя девушка, и я не хотел, чтобы ты… — он пожал плечами и покачал головой. — Сомневаюсь, что женщина сможет понять, каково мужчине чувствовать себя неполноценным в этом отношении.

— Но ты же не был неполноценным, на самом-то деле. Физически ты был способен. — Не один раз во время их наиболее тесных объятий она ощущала очевидное тому доказательство. — Тебе просто нужно было подождать, пока твое здоровье достаточно окрепнет.

— Всё, что я знаю — что я чувствовал себя, словно евнух. 

Элизабет удалось не рассмеяться тому исполненному глубочайшего отвращения тону, с которым он почти выплюнул слово «евнух», но она не смогла стереть с лица улыбку. Подавшись к нему, она притянула к себе его голову и поцеловала.

— Бедный Уильям. 

— Это не смешно. — Он поднял голову с видом уязвленного достоинства.

— Прости. — Она перевела дыхание и согнала с лица улыбку. — Я так полагаю, что запрет уже снят?

Он неохотно кивнул.

— Около месяца назад.

— Я понимаю, что это очень деликатный вопрос, но разве тебе не кажется, что это было как раз нечто такое, что двое людей должны быть готовы обсуждать друг с другом, если они всерьез собираются переводить свои отношения на следующий уровень?

Уильям помолчал в нерешительности, и его взгляд, казалось, умолял её о понимании.

— Мне очень трудно обсуждать свои личные проблемы. Это не из-за тебя, Лиззи. Я просто такими вещами вообще ни с кем не делюсь. 

Она знала, что это правда, — это подтверждал и её разговор с миссис Рейнольдс.

— Я понимаю, но все же думаю, что это нам мешает. Из-за этого у меня постоянно  возникает ощущение, что ты что-то от меня скрываешь. — Совсем как Майкл. Её пронизала дрожь.

— Ну а что насчет тебя? В тот вечер, после приема в Розингсе, ты сказала, что у тебя был какой-то отрицательный опыт с мужчинами, и это сделало тебя осторожной. Но ты так и не сочла нужным довериться мне и рассказать об этом подробнее.

Элизабет прикусила губу.

— Об этом не беспокойся. Сейчас это уже не имеет значения, потому что я оставила все в прошлом.

Он убрал руку с её плеча.

— Значит, ты ожидаешь от меня полной откровенности, а сама при этом оставляешь за собой право хранить секреты.

Элизабет попала в ловушку и понимала это.

— Дело в том, что я очень долго и упорно старалась забыть прошлое и больше к нему не возвращаться, и после всех этих усилий мне бы очень не хотелось снова извлекать его на свет во всех отвратительных и жестоких подробностях. — Пульс бешено заколотился у неё в горле, и она нервно сглотнула.

Его рука вновь обняла её за плечи, и он притянул ее поближе к себе.

— Прости. Я не хотел заставлять тебя говорить о чем-то, что причиняет тебе боль. — Уильям легко прикоснулся губами к её макушке.

Несмотря на его ласковое участие она чувствовала, что он разочарован её отказом. Элизабет сделала глубокий, судорожный вдох. Она понимала, что должна дать ему какое-то объяснение, но она никогда и никому не рассказывала эту историю целиком — даже Джейн и Шарлотта не знали всей правды.

— Что, если я расскажу тебе сокращенную версию?

— Если хочешь.

У нее возникло сильное искушение воспользоваться той лазейкой, которую он ей только что предложил, но ведь он был прав — если она хотела, чтобы он полностью доверял ей и делился с ней всеми своими секретами, ей нужно быть готовой отвечать ему тем же. 

— Когда я училась в колледже, там был один парень. Я думала, что люблю его, и он тоже сказал, что любит меня. Но это была ложь, направленная на то, чтобы заставить меня… — Она остановилась и крепко сжала губы.

Рука Уильяма еще крепче обхватила её плечи, и она с радостью уткнулась головой в комфортное, прочное тепло его широкой груди.

— Ну, короче, — продолжала она, — он использовал мои чувства против меня самой, чтобы получить то, что ему хотелось, а после этого он меня еще и унизил. Это были мои первые серьезные отношения с мужчиной — ну, или, во всяком случае, я их таковыми считала, — и я поклялась, что больше никогда и никому не позволю причинить мне такую боль. С тех пор я не очень-то доверяла всему, что касалось мужчин.

Он ласково гладил её по щеке, и она повернула голову, чтобы легко притронуться губами к костяшкам его пальцев.

— Мне очень жаль, — произнес он, и от нежного сочувствия, прозвучавшего в его глубоком голосе, ей на глаза навернулись слезы.  — Он был полным дураком, если не сумел оценить тебя.

Она сморгнула слёзы, молча приказав им остановиться.

— Это я была дурой. Если разгуливаешь по белу свету, будучи наивной и глупой, окружающие не преминут этим воспользоваться.

— Ты могла быть невинной и доверчивой, но никогда не могла бы быть глупой, cara. — Его пальцы продолжали поглаживать её щеку в медленном, успокаивающем ритме. 

— Мне нравится, когда ты так меня называешь. 

— Вот и хорошо, потому что мне нравится так тебя называть.

Они ненадолго замолчали, а потом Элизабет мягко продолжила:

— Так что в этом и заключается моя проблема. Когда я чувствую, что мы недостаточно доверяем друг другу, я начинаю гадать, что же происходит, и начинаю вспоминать… — Она вздохнула. — Послушай, я знаю, что это несправедливо по отношению к тебе. Ты совершенно не похож на Майкла.

— Так его звали?

Она кивнула.

— Я знаю, что это иррационально — позволять прошлому вмешиваться в настоящее, когда между ними нет никакой связи. Я никогда и не считала, что в этом есть какой-то здравый смысл. — Она снова вздохнула. — Прости меня. — Она взяла его руку в свою, ласково поигрывая с длинными, изящными пальцами. 

— Я не могу сказать, что полностью это понимаю, но я хочу, чтобы ты научилась мне доверять. Поэтому в следующий раз, когда ты решишь, что я что-то от тебя скрываю, просто спроси меня об этом. Я обещаю, что скажу тебе правду.

— Договорились.

Они замолчали, и Элизабет, прильнув еще ближе, наслаждалась теплом его тела, умиротворенно прикрыв веки. Почувствовав, что он пошевелился, она открыла глаза и обнаружила, что Уильям, морщась, свободной рукой массирует себе виски. 

— Ты хорошо себя чувствуешь? У тебя что, голова болит? 

— Это просто от усталости. Я сегодня утром очень рано встал, и, если учесть разницу во времени между Сан-Франциско и Нью-Йорком, у меня был очень длинный день.

Она села прямо, вырванная из своего томного, расслабленного состояния приступом беспокойства. У него теперь очень редко болела голова — если, конечно, он этого от неё не скрывал.

— Ты уверен, что причина только в этом?

— Думаю, да. Периодически у меня случаются головные боли от смены часовых поясов, особенно если я начинаю путешествие невыспавшимся.

— Хорошо, ты только посиди тогда спокойно, — Элизабет поднялась на ноги. — Я сейчас вернусь.

Ненадолго заглянув в ванную и чуть дольше задержавшись на кухне, она вернулась в гостиную, осторожно неся в руках две чашки с любимым травяным чаем Уильяма и пузырёк ибупрофена.

Он тепло улыбнулся, глядя, как она подходит к столу, и в уголках его глаз лучиками собрались морщинки.

— Ты самая очаровательная медсестричка, которую я когда-либо видел.

Элизабет снова уселась с ним рядом, наблюдая, как он глотает две таблетки обезболивающего и запивает их чаем.

— Может, тебе нужно что-нибудь еще?

Он приподнял брови, бросив на неё изучающий взгляд.

— Вообще-то, не помешало бы. Помнится, как-то раз, когда у меня разболелась голова, я пристроил её на некую необычайно удобную подушечку. — Его ямочки ненадолго блеснули, заиграв на щеках.

Она хихикнула и скользнула на дальний конец дивана, устроив на коленях небольшую декоративную подушку.

— Рада услужить.

Он поставил чашку с чаем на кофейный столик, скинул туфли и положил голову ей на колени, с глубоким вздохом вытянув свои длинные ноги.

— М-м-м. Вот самое лучшее лекарство на свете.

Они посмотрели друг другу в глаза долгим, довольным взглядом, пока она гладила его по волосам, перебирая любящей рукой густые вьющиеся пряди. Он потянулся и ласково провел ладонью по её щеке, сонным голосом прошептав её имя. Затем она увидела, как его отяжелевшие веки упали и закрылись, и вскоре медленное, размеренное дыхание, приподнимавшее и опускавшее его грудь, подсказало ей, что он уснул. 

Элизабет, закусив губу, дотянулась до лампы, изо всех сил стараясь не потревожить Уильяма, и выключила её. Затем она откинула голову на спинку дивана, все еще зарываясь пальцами в его волосы, и закрыла глаза.

divider

Элизабет крепко зажмурила глаза и открыла их, сощурившись от внезапно нахлынувшего яркого света. Что происходит?

— Лиззи? — Это был голос Джейн. Она продолжила, сразу же понизив голос до шепота: — Ой, прости, пожалуйста! — Верхний свет снова погас, и комната опять погрузилась во мрак, освещаемая только слабым лучом уличного света, проникавшим из окна. — Я не знала, что вы здесь.

Элизабет поморгала и протерла глаза. Голова Уильяма всё еще покоилась у неё на коленях; взглянув ему в лицо, она убедилась, что онпо-прежнему спит.

— Мы вроде как задремали, — шепнула она. — Думаю, мне нужно его разбудить.

— Нет, не делай этого, не стоит. Уже очень поздно. Может, ему лучше будет просто остаться здесь до утра.

— Ну тогда и я, наверное, тоже здесь останусь. Я не знаю, как мне удастся встать, не разбудив его.

— Подожди секунду. 

Джейн на цыпочках вышла из комнаты и вернулась минуту спустя, неся одеяло и подушку.

— Положи подушку ему под голову, и тогда ты, наверное, сможешь выбраться, не потревожив его.

— Хорошая идея. 

— Ладно, я пошла спать. Я совершенно вымотана. 

— Разве ты мне не расскажешь, как вы провели ночь в городе? 

— Да нечего особенно рассказывать, правда. С Ричардом очень весело, и мы хорошо провели время. У него потрясающий нюх на разные крутые точки в городе — мы нашли такие места, о которых я никогда раньше и не слышала, несмотря на то, что всю жизнь здесь живу. 

Джейн отправилась в ванную готовиться ко сну, а Элизабет бережно приподняла голову Уильяма и подложила под неё подушку. Затем она медленно и осторожно поднялась на ноги и устроила подушку у него под головой поудобнее.

Уильям пошевелился, и веки его затрепетали.

— Лиззи?.. — сонно пробормотал он.

— Тш-ш-ш, — прошептала она. — Все хорошо. Спи.

Элизабет укрыла его одеялом и постояла неподвижно, не в силах оторвать взгляд. У него был совершенно очаровательный вид — по-мальчишески беззащитный, уютный и в высшей степени притягательный. И в то же время он выглядел просто невыносимо сексуально, лежа здесь, на этом диване, и ей пришлось подавить в себе мощный импульс, призывавший её разбудить его, взять за руку и отвести в свою спальню на остаток ночи.

Прекрати это. Критический голос вернулся вновь, словно решив выступить на бис. Помнишь все, что ты говорила ему о ваших отношениях и доверии?

Ну, мы могли бы просто держать друг друга в объятиях, пока спим. Он сам предложил мне это однажды, несколько недель назад.

Эта идея показалась ей до невозможности соблазнительной. Она уже потянулась к нему, чтобы разбудить и предложить это, когда ее рука, дрогнув от смущения, замерла у него на плече. Неужели ты всерьёз веришь в то, что если вы окажетесь вместе в одной постели, то ограничитесь только сном?

С виноватой усмешкой она склонилась над спящим и нежно притронулась губами к его губам.

— Спокойной ночи, — прошептала она, гладя его по щеке. — Я люблю тебя.

Элизабет на цыпочках прокралась по коридору в свою комнату и скользнула под прохладное одеяло своей постели, вдруг показавшейся ей невыносимо одинокой, мыслями и сердцем сосредоточившись на мужчине, который спал всего в нескольких шагах от нее по коридору. Похоже, эта ночь будет длинной.

 

Рояль