Нежданная песня > Оглавление > Глава 61

Глава 61

 

— Какого черта тетя Элеонор там застряла? — проворчал Уильям. Он сердито нахмурил лоб, сделав добрый глоток виски. С вином он покончил минут двадцать назад, когда приехал Ричард.

— Расслабься, старик, — Ричард блеснул своей фирменной ленивой улыбкой. — Мама же не может схватить Лиззи и рвануть оттуда, как футболист с мячом под мышкой.

Уильям фыркнул и уставился в свой стакан. Ричард очень точно выразил как раз то, что ему хотелось сделать в течение последнего часа.

Обычно Уильяму очень нравилась атмосфера, царившая в отделанном темными деревянными панелями «Дубовом баре» отеля «Плаза», — тихом убежище, где можно было укрыться от хаоса сердца города, Манхэттена. Но сегодня он то и дело посматривал на часы. Перед ним красовалась кучка изорванных бумажек — клочки двух салфеток. Кучка могла бы быть и больше, если бы не бдительность официантов. Хорошо хоть, что Ричард пришел, и ему уже не нужно сидеть одному, считая удары своего сердца и то и дело поглядывая в сторону входа в бар.

— Надо признаться, — сказал Ричард, — мне тоже не терпится. Скорей бы рассказать тебе свои новости, но надо подождать Лиззи.

Ричард уже не в первый раз намекал на некую потрясающую историю, которой рвался поделиться, но Уильям не мог изобразить и тени интереса.

— Как же ты надоел со своими новостями. Или рассказывай, или заткнись…

Услышав знакомый голос, он резко повернулся к дверям. При виде подходивших к ним Элизабет и Элеонор его захлестнуло чувством невероятного облегчения.— Слава Богу, — пробормотал он, вскакивая со стула.

В глазах Элизабет не было всегдашнего энергичного блеска, и она улыбалась через силу, не так оживленно, как обычно.

— Все хорошо? — спросил он, беря ее руку.

Она машинально улыбнулась еще шире, будто повернула некую рукоятку, довершая эффект.

— Хорошо. А вообще — спасибо, что спас. Мне уже хотелось перерыва.

— Спасибо тете Элеонор, — ответил он, кивая в сторону тетки, — это она придумала.

— Я просто подумала, что Уильям дольше не выдержит неопределенности, — Элеонор подмигнула Элизабет.

Уильям помог сесть Элеонор, а затем Элизабет.

— Спасибо, — улыбнулась ему Элеонор. — Жаль, Ричард не научился у тебя хорошим манерам.

— Ох, ладно тебе, мама. Мне уже ничто не поможет, ты знаешь.

— Это правда, — сказал Уильям, усаживаясь на свой стул. — Я махнул на него рукой много лет назад, — он потянулся за винной картой и сделал знак официантке. На сегодняшний день виски более чем достаточно. — Я бы заказал бутылку вина. Красного или белого?

— Меня, пожалуйста, не считайте, — сказала Элеонор. — Я только на несколько минут. А Ричард ни на что не променяет свой бесценный «Макаллан».

— Чертовски справедливо, — Ричард взглянул на официантку и постучал по своему полупустому бокалу. — Еще, и следите, чтобы бокал не стоял пустым.

— Поздравляю, Лиззи, — сказал Ричард, как только официантка отошла. — Ты, похоже, успешно пережила исБанскую инквизицию. И по виду не скажешь, что много крови потеряла. Но я и ставил на тебя с самого начала.

Уильяму не терпелось услышать все подробности разговора, но не хотелось свидетелей. Пока же приходилось довольствоваться уверенностью, что если кто и способен остаться в живых после единоборства с Роуз, так это Элизабет. Она поймала его беспокойный взгляд, улыбаясь сначала чуть-чуть, потом все теплее.

— Не волнуйся, — тихо сказала она, положив руку ему на плечо. — Все нормально.

— Я хочу выпить, — сказал Ричард, когда им принесли вино. — За Лиззи, хочу поблагодарить ее за самый занимательный День Благодарения, который у нас когда-либо бывал.

— Ричард Фитцуильям, веди себя прилично, — Элеонор сердито посмотрела на сына. — Не думаю, что Элизабет и Уильяму это кажется таким уж смешным.

— Ох, ладно тебе, мама. Можно и посмеяться. Не будешь же ты спорить, что сцена была прекрасная, особенно под конец, — он улыбнулся Элизабет. — Хотя еще лучше было бы покидаться тортами.

Она улыбнулась, но снова бледной тенью обычной своей улыбки.

— Почему-то я сомневаюсь, что ваша бабушка с этим согласилась бы.

— По поводу того, чтобы побросаться тортами? — фыркнул Ричард. — Пожалуй что нет.

— По поводу всего, что произошло. Сегодня она что-то совсем не смеялась.

— Может и нет, но… — Ричард взглянул на мать. — Ты ведь ей не говорила?

— Я же обещала, что не скажу.

— О чем это вы? — Элизабет подвинулась ближе к столу и ногой коснулась ноги Уильяма. Сердце у него заколотилось от ее хитрой улыбки.

— Когда вы вчера ушли, бой не прекратился.

— Отлично, — сказала Элизабет. — Мы как раз рассчитывали узнать, что было дальше, правда?

Она весело улыбнулась Уильяму. Он откинулся на спинку стула, притворяясь, что ему все равно. После его пренебрежительных замечаний по поводу истории Ричарда любое проявление любопытства с его стороны вызвало бы волну сарказма. И так уж Ричард прежде, чем начать рассказывать, бесцеремонно хмыкнул, взглянув на него.

— Кэтрин взялась за тебя, как только ты, Лиззи, вышла из библиотеки. Ты, конечно, догадывалась, что так оно и будет. Она сказала, что в жизни не слышала подобных грубостей, и какая ты такая-сякая. Между прочим, она так и выразилась: такая-сякая, наверное, чтобы показать, что воспитание не позволяет ей использовать более крепкие выражения.

— Так и сказала, — кивнула Элеонор. — Я чуть не рассмеялась, несмотря на драматизм ситуации.

— В общем, она разорялась и фонтанировала, и тыр-пыр-восемь-дыр. Это все пока Ба в холле спорила с нашим общим другом.

— Но ты не думай, что мы просто сидели и внимали ее филиппике, — сказала Элеонор. — Роберт прямо сказал ей, что, по его мнению, все тобой сказанное было спровоцировано.

— Вряд ли ей это понравилось, — Элизабет поставила свой бокал на стол.

— А-а, среди нас сегодня сама мисс Сдержанность, — Ричард сделал глоток. — Нет, ей это совсем не понравилось. Лицо у нее сделалось очень впечатляющего пурпурного цвета, особенно когда мама добавила, что восхищается твоим самообладанием. Потом вернулась Ба и вытащила ее из комнаты. Не в буквальном смысле, конечно, но когда Ба говорит таким тоном, сопротивление бесполезно.

— А что потом?

— Потом они пошли в гостиную поговорить с глазу на глаз.

— Вот обида, — вздохнула Элизабет. — На самом интересном месте.

Уильям тоже был разочарован, но хранил бесстрастное выражение лица.

— Не бойся, — Элеонор сузила глаза в сторону Ричарда. — Когда он говорит «с глазу на глаз», он имеет в виду «не считая тех, кто подслушивал».

— Не может быть! — Элизабет подалась вперед, удивленно расширив глаза.

— Еще как может, — возразил Ричард. — Я посчитал своим долгом тщательно во всем разобраться, чтобы потом представить полный отчет. В конце концов, Уилл — мой начальник. Кроме того, я надеялся, что они в саду устроят борьбу в грязи — Ба выше ростом, у нее было бы преимущество.

— И ты подумал, что им нужен будет рефери, — засмеялась Элизабет.

Уильям покачал головой; ему было и смешно, и неприятно.

— Неужели ты затаился в коридоре?

— Ничего подобного, — Ричард вздернул подбородок. — Ты меня оскорбляешь своими предположениями.

— Тогда как же…

— Я затаился в дверях кухни. И миссис Эр тоже. Она старалась этого не показывать, но постоянно находила поводы, чтобы подойти к шкафам рядом с дверью. И не говорите мне, что это было случайностью.

Иногда Уильяму трудно было поверить, что они с Ричардом родственники.

— Вам обоим должно быть стыдно.

— Ну извините, высокоморальный господин. Ты хочешь заслушать донесение разведки или нет?

— Хочет, — быстро сказала Элизабет, положив локти на стол. — Давай, говори.

— Слово в слово не скажу, но по сути Ба продолжила с того, на чем остановилась Лиззи. Она просто порвала Кэтрин.

Уильям поднял брови. Он надеялся услышать что-то в этом роде.

— Кэтрин пыталась вырвать у Ба обещание сохранить субсидии за консерваторией. Но Ба сказала, что никто еще не выставлял Дарси на смех безнаказанно. Кэтрин утверждала, что ничего подобного не произошло — Лиззи, мол, просто подняла бурю в стакане воды. И кроме того, по ее убеждению, Ба не должна была одобрить того, что Уилл оплачивал жалованье Лиззи, — Ричард поглядел на Уильяма и нахмурился. — Кстати говоря, как это Лиззи тебе не оторвала кое-что за такие фокусы? Насколько я понимаю, ты с ней заранее не посоветовался. Странно, что ты после этого не поешь сопрано или хотя бы фальцетом.

— Прекрати, — Уильям свирепо поглядел на кузена.

— Вечно ты портишь удовольствие, — усмешка Ричарда могла довести до белого каления. — Держу пари, эта история еще интереснее, чем моя.

Элизабет потрепала Ричарда по плечу.

— Уильям свое получил, и, поверь мне, все части его тела остались на месте. И хватит об этом, ладно?

— Для тебя, дорогая, что угодно, — ответствовал Ричард. — Со вчерашнего дня ты героиня в моих глазах, — преувеличенно любезно он взял ее руку со своего плеча и поцеловал.

— Мы когда-нибудь услышим конец этой истории? — Уильям зло смотрел на Ричарда. Элизабет положила руку ему на колено и чуть подмигнула.

— Прошу простить, нетерпеливый мой. Да, так о чем бишь я? Ах да. Ба сказала, что Кэтрин со своей консерваторией зажралась. Нет, не спрашивайте даже, конечно, не в таких выражениях. В общем, Ба согласилась с тобой, Лиззи. Она сказала, что просто отвратительно брать у людей деньги, а потом презирать их за это. И что фонд может делать пожертвования в другие места, где не укусят руку, которая кормит.

— Браво, — Уильям положил руку на спинку стула Элизабет. — А она что-то еще говорила о манерах Кэтрин?

— Ты хочешь сказать, об отсутствии манер? — заметила Элеонор.

Ричард улыбнулся матери и продолжал.

— Кэтрин опять начала о Лиззи, но Ба ее остановила и сказала — слушай внимательно, Лиззи, — что пусть тебя под конец немного занесло, но она восхищается тем, как ты выдержала все это дерьмо.

— Другими словами, я все-таки могла получить от нее штамп «утверждаю», если бы держала язык за зубами, — вздохнула Элизабет.

— Ты получила мой штамп «утверждаю», потому что защищала меня, — Уильям наклонился и нежно поцеловал ее.

Отстранившись, Уильям заметил, что Ричард уже открыл рот, чтобы отпустить саркастическое замечание. Элеонор схватила сына за руку и взглядом заставила его промолчать.

— Спасибо тебе за расследование, Ричард, — улыбнулась Элизабет. — Я очень тронута, что ради нас ты рисковал собственной честью.

— А я тронут тем, что ты думаешь, что у меня есть честь.

— И на этой ноте, — сказала Элеонор, — я вас покину. Но пока я не ушла, Элизабет, мы с Робертом надеемся, что вы с Уильямом сможете завтра вечером у нас поужинать.

Элизабет молча вопросительно взглянула на Уильяма. Они поняли друг друга без слов, и Элизабет повернулась к Элеонор.

— Спасибо, с удовольствием.

Уильям сидел, откинувшись на спинку стула, пока женщины договаривались о деталях. Ему нередко приходилось видеть, как пары «обсуждают» приглашения без помощи слов, и задумываться о том, каково это — быть с кем-то близким настолько, чтобы понимать друг друга с полувзгляда. Теперь он знает. Тепло разлилось у него в груди, и напряжение забылось.

— Ты уверен, что хочешь этого? — прошептала Элизабет Уильяму, разглаживая лацканы его пальто. — Может быть, дать ей еще немного времени?

Уильям покачал головой.

— Может и так, но мне надоело, что это висит надо мной. Нам с ней нужно наконец прийти к взаимопониманию.

За обедом он не переставал размышлять над ситуацией, сложившейся с Роуз, и решил наведаться в логово львицы. Они с Элизабет прощались в полутемной передней своего номера, пока Джон и Салли болтали в гостиной.

— Не надо резко разговаривать с бабушкой из-за сегодняшнего. Она просто беспокоится о тебе.

— Знаю, но моя личная жизнь ее не касается. Господи, я уже давно взрослый.

— Конечно, взрослый, — тихо сказала Элизабет. Она придвинулась ближе и с шаловливым блеском в глазах провела пальчиком в расстегнутом вороте его рубашки. — Еще какой взрослый. Я свидетель.

Он не мог не улыбнуться, обнял ее за талию и наклонился, чтобы быстро поцеловать, но губы ее были такими теплыми и сладкими, что поцелуй затянулся. Она вздохнула, не отрываясь от него, и обвила руками его шею.

Ему захотелось схватить ее на руки, унести в спальню и окунуться в тепло ее любви, закутаться в него, словно в уютный мягкий кокон. Но каким бы заманчивым это ни казалось, все равно они не могли отправиться в постель, пока в номере сидели их гости.

— Джон и Салли еще будут здесь, когда я вернусь?

— Не думаю. Салли завтра с утра на работу, а в городе столько туристов, что в кафе будет не протолкнуться. Ей нужно сегодня хорошенько выспаться. А Джон уйдет с ней, я уверена.

— А если не уйдет?

— А что? — она поцеловала его в шею, чуть ниже уха. — У тебя что-то на уме?

Он медленно кивнул и прошептал ей на ухо соблазнительное предложение.

— О-о-о, мы еще говорим о возбуждающих средствах! — она опять поцеловала его в шею и отстранилась. — Не беспокойся. К тому времени, как ты вернешься, я буду ждать тебя одна.

— М-м-м. Есть чего ждать, — он снова поцеловал ее. — Пожалуйста, еще раз извинись за меня перед Джоном и Салли. Я обычно не покидаю гостей, но тебе будет приятно побыть с ними наедине, — и ему больше не придется терпеть Джона с его педерастическими прихватами.

Она открыла дверь.

— И мы не будем надоедать тебе разговорами о людях, которых ты не знаешь. Ну, давай уже, иди. Раньше уйдешь — раньше вернешься, — она придвинулась ближе, и их тела соприкоснулись. — С чего бы это… но я не могу дождаться, когда мы останемся вдвоем.

Он повиновался, но только после еще одного восхитительно долгого поцелуя.

— Ну, слава богу, ушел, — Джон, как маленький, весело попрыгал на диванной подушке. — Теперь можно получить объективную информацию. Я так понимаю, дражайшая бабулька вполне себе стерва?

За обедом, доставленным из ресторана гостиницы и оказавшимся настоящим праздником гурмана, Элизабет конспективно рассказала, как была повержена Кэтрин в День Благодарения. Но из уважения к Уильяму она лишь вскользь упомянула о Роуз в связи с чаепитием в «Плаза».

— Почему ты так говоришь?

— Воспаленное воображение, — тихо хмыкнула Салли.

— …сказала мадам Бестолковка. Вот почему, — Джон стал по очереди загибать пальцы. — Несколько часов назад у тебя была персональная встреча с бабулей. Весь обед Уильям был еще мрачнее обычного. И вдруг он решает, что ему надо срочно встретиться с бабкой. В такое время? Зачем — сказочку на ночь послушать? Здесь пахнет неприятностями.

Элизабет поерзала на диване и кивнула.

— Ну ладно. Она не в восторге от того, что мы с Уильямом встречаемся. Она предпочла бы, чтобы он ухаживал за юными девами своего племени.

— Бедная Лиззи, — Джон погладил ее по руке. —Тебе на первый зубик подарили пластмассовую ложечку, а не серебряную.

Они вместе рассмеялись.

— Ну уж точно из нержавейки, — сказала Элизабет. — Но если серьезно — миссис Дарси ясно дала понять, что дело тут не в деньгах.

Салли фыркнула.

— Уж конечно, так она тебе и сказала.

— Нет, я и в самом деле считаю, что так и есть, — Элизабет не могла себе представить, что Роуз станет чваниться из-за таких вещей. — Тут дело больше в воспитании и жизненном укладе, с которыми связано богатство; во всяком случае, старое унаследованное состояние.

— Ах да, — Джон заговорил тоненьким голоском, имитируя преувеличенный британский акцент: — Мы не можем принять в семью тех, кто не знает, какой вилкой нужно пользоваться, — он продолжал уже своим голосом: — Вилки, ложки – что-то мы всё о приборах. Надеюсь, ты положила на нее… с прибором?

— Хватит, Джон, — Салли шлепнула его по руке.

— Ой, больно!

— Ничего смешного тут нет, — Салли кивнула Элизабет. — Давай дальше.

— Да все нормально. Лучше смеяться над этим, чем плакать.

Джон выпятил подбородок и показал Салли язык. Элизабет не могла удержаться от улыбки. Сумасшедшая парочка, но ей их не хватало.

— Миссис Дарси считает, что Уильяму нужна жена как украшение, в сущности, безделушка, чтобы планировать изысканные званые вечера и изображать перед всем светом даму-благотворительницу.

— Жена? — Салли подняла брови. — Это так невзначай сообщают о помолвке? Кольца я не заметила.

Элизабет разглядывала свои ногти.

— Нет. Мы… — она вздохнула. — Так просто не объяснишь.

— По-моему, все достаточно просто, — Джон устроил ноги на кофейном столике и сложил на груди руки. — Тебе еще не предложили эту роль, в эти выходные состоялось только прослушивание. И ты уехала с Барбадоса тремя днями раньше срока, стало быть, тебе это очень нужно. Не то чтобы я тебя в чем-то обвиняю, это ведь самые сливки, а не какой-нибудь паршивый театрик на Лонг-Айленде, где в стоимость билета включен заодно и обед.

— Если вчера у меня было прослушивание, я его не прошла, — Элизабет попыталась объяснить ситуацию без упоминания об отклоненном предложении руки и сердца. Уильям не пережил бы, если бы Джон стал шутить по этому поводу. — Можно сказать, речь об этом заходила. Но пока все неопределенно.

— Словом, вы уже обмолвились о помолвке, — сказала Салли.

— Получается так, — Элизабет не представляла, что ответил бы Уильям на вопросы Джона и Салли.

— То-то! Я чувствовала, что дело серьезное.

— Благодарю вас, Шерлок Холмс, — сказал Джон, закатывая глаза. — Чувствовала? Ты что, не заметила этих пожароопасных взглядов во время обеда? — он потянулся к Элизабет и поцеловал ее в щеку. — Счастлив за тебя, Лиззи. Не думал, что ты влюбишься в такого парня, но вполне понимаю, как можно запасть на «мрачного брюнета с тайным страданием». А уж у него от тебя вообще крышу снесло.

— К тому же, — сказала Салли, — у него куча достоинств.

Джон фыркнул.

— Бери выше — не куча, а целая гора. Я душу продал бы за такую «Феррари», как у него.

— Но я же не за это его люблю, — возразила Элизабет.

— Мы-то это знаем, — Джон заложил руки за голову и поглубже зарылся в плюшевую диванную подушку. — Но лучше тебе привыкать к тому, что люди будут думать самое плохое.

Элизабет содрогнулась. Противно думать, что о ней всегда будут неверно судить.

— Джон дело говорит, — сказала Салли, — как ни странно это для него. Посмотри вокруг, Лиззи. Сколько любому из нас нужно работать, чтобы позволить себе хотя бы одну ночь в таком номере?

— Давай поглядим, — сказал Джон, с серьезным видом взявшись за подбородок. — Если бы мы с тобой сложили все свои сбережения за прошлый год, может и купили бы одну такую бутылку французского вина, которое было у нас к обеду. Или пару бокалов вот этой штуки, — он наклонился и взял со столика свой бокал с коньяком. Он благоговейно вдохнул его аромат, закрыл глаза и сделал долгий, медленный глоток. — Сказка! Знаешь, так и привыкнешь дружить с вроде-как-без-пяти-минут-невестой богача.

Элизабет закусила губу. Она не забыла, в каком шоке была, впервые оказавшись в этом номере. Возможно, Роуз не так уж неправа — разве она умеет быть богатой? Несколько месяцев общения с Уильямом вряд ли добавили ей опыта в этом смысле.

Надо перестать волноваться. Это же не ядерная физика. Чего я не знаю — научусь.

Вот как? Научишься, как научилась мать Уильяма?

Она заглушила свой внутренний спор и сосредоточилась на друзьях.

— Одно точно, — говорил Джон: — если ты выйдешь за него, твоя жизнь переменится, попадешь на самый верх. Прислуга, лимузины, все дела. Нет, конечно, перемены не обязательно бывают к худшему, — он глотнул еще коньяку, блаженно вздыхая.

— И уж преподавать ты вряд ли будешь, — сказала Салли.

— Почему это? — Элизабет скрестила руки на груди. Ей начинало надоедать, что другие говорят ей, о чем она думает, чего хочет, что должна делать, а чего не должна.

— Ну, во-первых, чего ради? Твое жалованье будет — капля в море, а тут настоящий океан.

— Кроме того, Уильям не произвел на меня впечатления человека, который захочет, чтобы его жена ломалась на работе. Что он об этом сказал? — спросил Джон, вопросительно подняв брови.

— Этого мы еще не обсуждали. — Во всяком случае, после ссоры.

— Ну, ведь это не так уж важно. Как Салли сказала, зачем тебе вообще работать? Можно расслабиться и наслаждаться жизнью. На самом деле…

— Послушайте, я знаю, что вы оба желаете мне добра, но на сегодняшний день советов достаточно. Мы с Уильямом решим эти вопросы в свое время. Можем мы сменить тему? — Элизабет вскочила, схватила свой бокал, прошла через комнату и стала глядеть в окно, чувствуя, как колотится сердце.

Салли подошла и стала рядом, за ней — Джон.

— Извини, Лиззи. Наверное, в том, что касается взаимоотношений, хуже нас с Джоном советчиков не найдешь. С тех пор, как ты уехала из города, нас самих никто даже за ушком не почесал.

— Да уж, если честно, это все равно что назначить Рэя Чарльза автогонщиком, — Джон широко развел руки. — Прости нас. Давайте все вместе обнимемся?

Элизабет никогда не могла долго сердиться на Джона. Напряжение исчезло, как только они встали тесным кружком, обняв друг друга за плечи. И остались стоять рядом, глядя в окно.

— Хорошо, хоть снега нет, — сказала Салли.

Перед ними простирался ночной Манхэттен. Здания устремлялись вверх, но далеко не все достигали уровня их окна. Свет отражался в небе, окрашивая его оранжевым заревом. Центральный парк казался черным озером, помеченным крошечными яркими островками. Элизабет внимательно вглядывалась в горизонт, как будто там можно было найти ответы на вопросы, вихрем кружившиеся в голове. Если бы так и было на самом деле.

— Не думала увидеть тебя сегодня вечером, — Роуз отвлеклась от книги и посмотрела на Уильяма поверх очков для чтения.

— Я знаю, — он решил войти в ее гостиную без предупреждения, в надежде застать ее врасплох и получить психологическое преимущество. — Ба, нам надо поговорить.

— Вполне согласна. Но уже довольно поздно.

— Я не могу ждать до завтра, — сказал Уильям. — Кроме того, когда мы в последний раз беседовали накануне моего отъезда на Барбадос, было еще позднее.

Она кивнула.

— Тогда хорошо. Садись, — она сняла очки для чтения и положила на столик рядом с креслом.

Уильям повиновался. С этой комнатой у него было связано множество воспоминаний. Именно здесь, с тарелкой теплого, только что из духовки печенья от миссис
Рейнольдс под боком, его научили понимать и любить  джазовую музыку. Джаз казался несколько неуместным пристрастием для такой строгой и утонченной светской дамы, как Роуз, но к нему ее приучил муж — дед Уильяма, которого он никогда не видел. И даже сейчас в комнате негромко звучал голос Эллы Фитцджеральд: «A tisket, a tasket …».

Сколько раз ему приходилось сидеть в этом кресле, красная бархатная обивка которого выцвела с годами? Сколько раз он покорно проходил через эту комнату и брал чеканный медный подстаканник, чтобы не оставить след от стакана с молоком на ореховом столике с толстыми ножками, украшенными резьбой в виде дубовых листьев? Сколько раз он вглядывался в бледно-голубой, местами потертый ковер савоннери, и представлял, что под ним — каменный пол какого-нибудь французского замка?

Здесь ему была знакома каждая вещица — пепельница веджвудского фарфора, которой ни разу не коснулась сигарета; хрустальная ваза баккара, в которой всегда стояла одна безупречная роза; чиппендейловская чайница XVIII века, которую они с Джорджианой подарили Роуз на 75-летие. И конечно, семейные фотографии в позолоченных рамках, расставленные под тщательно выверенными углами.

Вдруг показалось, что он опять длинноногий и нескладный одинокий мальчик лет семи — или восьми, или девяти, — и бабушка учит его находить в музыке новые источники утешения. Очень кстати ему вспомнилось, сколь многим он ей обязан.

Роуз молча глядела на него, аккуратно сложив руки поверх книги, лежащей на коленях. Как и Уильям, она редко говорила что-то под влиянием порыва, предпочитая взвешивать свои слова. Он знал — она будет ждать, что он заговорит первым.

— Ба, я не хочу, чтобы мы сердились друг на друга.

Она посмотрела на свои руки, потом опять на него.

— Я собиралась звонить тебе завтра утром. Я тоже этого не хочу.

Он кивнул.

— В чем-то мы очень похожи. Может, даже слишком похожи, потому что оба упрямы.

Непосвященному наблюдателю показалось бы, что она его не услышала, но Уильям много лет изучал сдержанный язык ее жестов. Ответом послужил чуть заметный кивок и разве что еще еле уловимая лукавая искорка, на долю секунды промелькнувшая в бледно-голубых глазах.

— Я тебя люблю, Ба. Но и Элизабет я тоже люблю. И вы обе нужны мне в жизни.

Долгую минуту она смотрела на него и потом вздохнула.

— Мой дорогой, дорогой мой мальчик. Мне за тебя тревожно.

Она так редко называла его дорогим, да еще два раза подряд, что он даже не сразу понял смысл остальных ее слов.

— Почему? Потому что я влюблен в удивительную, замечательную женщину? Потому, что впервые в жизни я по-настоящему счастлив? Почему тебя это тревожит?

— Потому что, по-моему, ты не видишь, как все обстоит на самом деле.

— То же самое я могу сказать о тебе. Лиззи говорит, что у тебя возникла странная фантазия, будто мы с ней — новое воплощение моих родителей. Нелепо.

— Нелепо? Мы с твоим дедом приезжали к ним в Рим вскоре после их свадьбы. Твоя мать была как вихрь, живая и яркая, быстрая на язык, и твой отец был совершенно околдован, совсем как ты сейчас. А уже к тому времени, как они переехали в Нью-Йорк, чары полностью развеялись. Они оказались совершенно разными людьми, которых не связывало ничего, кроме мимолетной страсти.

— И ты думаешь, у нас с Лиззи только это и есть — мимолетная страсть? На каком основании ты делаешь столь сомнительные выводы?

Она положила книгу на столик, рядом с очками, рука ее чуть дрожала.

— Ты сейчас очень напоминаешь мне своего отца в те далекие дни, — она мельком взглянула на фотографию Эдмунда, стоявшую на столике.

— Очень слабое доказательство, особенно если я тебе говорю, что ты ошибаешься.

Роуз помедлила.

— Я понимаю, что у молодых мужчин есть определенные… потребности. Ты всегда был осмотрителен в этом плане, не то, что твой кузен. И вдруг оказывается, что вы с мисс Беннет, не скрываясь, живете в одном номере в отеле и, очевидно, спите в одной постели. Никогда не видела, чтобы ты так выставлял напоказ свою личную жизнь.

Уильям почувствовал, как кровь приливает к лицу.

— Ба…

— Ты даже не заботишься о Джорджиане. Без долгих раздумий ты сегодня утром назначил ей встречу в отеле, тем самым совершенно не скрывая того обстоятельства, что провел там ночь. Ты понимаешь, почему меня беспокоит, что ты, как и отец, забыл все, чему тебя учили, и пошел на поводу у своих желаний?

Роуз была последней, с кем он стал бы обсуждать свою интимную жизнь.

— Лиззи живет в отеле, потому что здесь нет свободной комнаты для гостей, а в моей комнате ей находиться неудобно. Я живу в отеле, потому что мое место рядом с ней, — наверное, лучше будет остановиться на этом. Он не мог отрицать своей заинтересованности в том, чтобы спать с Элизабет, если не хотел рисковать своим носом, которой от вранья мог стать раза этак в четыре длиннее. — Если кто-нибудь из твоих друзей сообщит, что видел меня в отеле «Времена года», просто скажи, что я провожал свою гостью в номер, или что встречал ее утром.

— А Джорджиана? — Роуз высокомерно изогнула брови.

Он вздохнул.

— Наверное, мне следовало забрать ее из дому. Но мы собирались за покупками в «Барнис», а от отеля там рукой подать. Кроме того, так или иначе она узнала бы, что я не ночевал дома.

— Вот именно, — она смотрела на него неодобрительно.

— Мне жаль, что так получилось, но я думаю, она это переживет, — Уильям знал, что не совсем прав, и призвал на помощь все логические доводы. — О повадках Ричарда ей уже известно больше, чем следовало бы, да и я раньше, бывало, возвращался домой только после завтрака.

— Ты подаешь ей плохой пример в ее переходном возрасте.

Об этом он не подумал. Джорджиана вот-вот достигнет возраста, когда тянет на эксперименты, и он не хотел, чтобы его образ жизни послужил в ее глазах оправданием для случайных связей.

— Надо будет с ней поговорить, чтобы она поняла, что нас с Элизабет связывают очень серьезные отношения и определенные обязательства друг перед другом. Я понимаю, что это не решение проблемы, но это все, что я могу сделать, — разговор будет мучительный, но, пожалуй, Элизабет поможет ему подготовиться.

Роуз наклонила голову.

— Буду тебе очень признательна. Как тебе известно, я не одобряю близости до свадьбы, но уж если это необходимо, пусть все выглядит, как серьезные взаимоотношения.

Уильяму очень хотелось сменить тему.

— А что еще?

— О чем ты?

— Я знаю, ты еще отчего-то настроена против Элизабет. Тогда, в субботу вечером, когда ты велела мне не ездить на Барбадос, у тебя было много возражений.

— Но ты все равно не послушался.

— Да, потому что мне уже не восемь лет. Я взрослый и сам принимаю решения, — эта комната будто возвращала его в детство. Ему пришло в голову, что Роуз она тоже переносит в те времена.

— Ты уже много лет взрослый, но никогда раньше не вел себя со мной так вызывающе.

— Если у нас бывают разногласия, то, как правило, коммерческого или светского характера. И обычно я считаюсь с тобой, разве что логика очевидно на моей стороне. Но здесь затронуто мое будущее, моя жизнь. И я не вижу необходимости оправдывать свой выбор.

— Так ты твердо решил жениться на ней, — Роуз говорила спокойно и безразлично. Она рассматривала ковер, словно запоминая сложный узор.

— Да, решил. И хотел бы повторить то, что сказал тогда, в субботу вечером. Не верь ничему, что о ней говорит Кэтрин. Ей не нужны мои деньги, и хотя ее семья не такая, как наша, она гораздо лучше воспитана, чем тебя пытались убедить.

Роуз посмотрела ему в глаза и медленно кивнула.

— Знаю. Она совсем не такая, как Кэтрин ее описывала.

— Почему ты вообще поверила Кэтрин вместо того, чтобы довериться моему суждению?

— Боялась, что в своем увлечении ты не видишь правды.

— Так почему ты не доверяешь собственным глазам? Ты видела ее летом на приеме в Джуллиарде и после, когда я пригласил ее к нам на ужин. Можно было понять, что она умная и порядочная женщина.

— Но я видела ее только эти два раза. А у Кэтрин она проработала несколько месяцев.

Только из уважения к Роуз Уильям удержался, чтобы не фыркнуть насмешливо.

— Ведь ясно же, что Кэтрин относится к ней пристрастно. Она считает, что только Элизабет стоит между мной и Энн, — он замолчал и внимательно посмотрел на Роуз. — Ты тоже так думаешь, правда?

— Думала. Именно об этом я и раздумывала, когда ты пришел, — она помолчала, сжав губы. — Сегодня за чаем Элизабет кое-что сказала о твоем характере и о том, почему Энн тебе не подходит. Мне горько это признавать, но она права. Я сама должна была это увидеть.

— Лиззи очень хорошо меня знает, — и несмотря на это, все равно любит. Он поудобнее уселся в кресле, губы его изогнулись в улыбке. — Разве это не доказательство того, что нас связывает нечто большее, чем пустое увлечение?

Роуз смотрела на свои руки, изучая обручальное кольцо.

— Аргумент весомый.

— Можно понимать это так, что ты хочешь познакомиться с ней получше, прежде чем составишь о ней окончательное мнение?

Она кивнула, но с очевидной неохотой.

— Разумное предложение. Как тут откажешься.

— Тебя все же что-то беспокоит. Скажи мне, что бы это ни было, — он чуть не улыбнулся, осознав свои слова — настолько они были в духе Элизабет.

— Меня беспокоит, что она просто ужасающе не подготовлена к нашему образу жизни, — Роуз взялась за подлокотники кресла и подалась вперед. — И это может быть катастрофой для вас обоих.

— Но ты ей в этом поможешь, как маме.

— Именно из-за твоей матери я и заговорила об этом. Она была здесь очень несчастна.

— Это оттого, что отец заставил ее отказаться от певческой карьеры. Я никогда не поступлю так с Лиззи.

— Не так все просто, Уильям. Вы с Элизабет об этом говорили?

Он покачал головой. Ему не хотелось думать об их единственном разговоре на тему будущего, когда между ними лежало кольцо с бриллиантом, жестоко ему подмигивавшим.

— По-моему, вы должны поговорить об этом, прежде чем предпримете поспешные действия. А если нет…

Он ждал, что она скажет дальше. Она замолчала, глядя на свои руки. Когда она подняла глаза, его поразило их пронзительно печальное выражение. Только дважды он видел на ее лице такое неприкрытое волнение — оба раза после смерти его родителей.

— Что такое, Ба?

Между ними повисло молчание, но наконец она заговорила.

— Я не хочу тебя терять.

— Не потеряешь, — мягко сказал он. — Ты моя семья, Ба, и ты меня научила, что семья — это важно.

— Но ты сам сказал, что если бы тебе пришлось выбирать, ты выбрал бы ее. А если она возненавидит наш мир так, как ненавидела твоя мать…

Теперь все стало ясно. Он тихо сказал:

— Ты боишься, что она увезет меня отсюда?

— Ты уже покинул нас однажды из-за нее, когда уехал в Сан-Франциско.

— Тогда как если я женюсь на ком-то из нашего круга… — незачем было договаривать.

Поддавшись порыву, он вскочил на ноги и подошел к ее креслу. Присел на край столика и взял ее руку в свои. Она удивленно посмотрела на него.

— Когда я сказал о выборе, я был рассержен и обижен. Лиззи знает, как много вы с Джорджи для меня значите. Вот поэтому она и переезжает в Нью-Йорк, хотя это означает, что ей придется расстаться со своими родными, — неудобно было сидеть на столике, и он отпустил ее руку и поднялся.

— Этого я не знала, — опираясь обеими руками, она медленно встала с кресла. Его поразило, какая она хрупкая — тонкая и слабая, голубые вены четко вырисовываются под почти прозрачной кожей. От нее как всегда пахло ее любимым розовым лосьоном для рук. Как и вся обстановка в комнате, этот аромат уносил его назад сквозь годы.

— Тебе еще кое-что надо знать, — мягко сказал он, снова взяв ее за руку. — Ты не думала, почему мы с Элизабет дрожим здесь от холода вместо того, чтобы гулять под луной в саду в Пемберли?

— Полагаю, у тебя проснулась совесть, — сказано было резко, но в льдистых голубых глазах он заметил крохотный лукавый огонек.

— Только если мою совесть зовут Элизабет. Мне хотелось остаться в Пемберли, но она настаивала, что я должен быть с моей семьей на праздничном обеде в честь Дня Благодарения.

— Ты же понимаешь, что мне не совсем приятно это слышать, — Роуз поджала губы. — Меня впечатляет благоразумие Элизабет, но твоя родственная преданность, как я вижу, далеко не безгранична, — и снова он увидел промелькнувшую в ее глазах улыбку.

— Потом отругаешь меня за это. Я хочу сказать, что Лиззи вовсе не стремится оторвать меня от вас с Джорджи. Она просто тоже хочет быть со мной. Неужели мы не можем это уладить?

— Думаю, можно попытаться.

Уильям наклонился и поцеловал мягкую морщинистую щеку.

— Я люблю тебя, Ба.

— И я тебя люблю, — она чуть улыбнулась. — Элеонор вечно говорит мне, что от меня редко это услышишь. Но ты же знаешь об этом, правда?

Он сжал ее руку и отпустил.

— Всегда знал.

— И я хочу для тебя самого лучшего.

— И это я тоже знаю. Но, Ба, Элизабет — это и есть для меня самое лучшее, что только может быть.

— Она сказала то же самое. Мне это заявление показалось несколько нахальным, — должно быть, она заметила, как он вздрогнул, потому что улыбнулась и погладила его по руке. — Это восхитило меня.

— Вот и хорошо. И я уверен, ты еще найдешь, чем в ней восхищаться, — он отпустил ее руку. — Мне надо идти. Уже поздно.

Она проводила его в главный холл.

— Вы с Элизабет сможете придти завтра на ланч? Мы могли бы ближе познакомиться.

— Это было бы хорошо, но с одним условием. Кэтрин будет? — он притворился, что съежился от страха.

— Брось. Не думаю, что теперь мы будем часто встречаться с Кэтрин.

— Хорошо, — ему хотелось поблагодарить ее за то, что она заступилась за него и за Элизабет, но нельзя было выдавать Ричарда.

— Надеюсь, ты приведешь Элизабет на обед в воскресенье. Если только она к тому времени не уедет.

— Нет, она брала билет с расчетом остаться на обед.

— Вот как? — Роуз кивнула. Помолчав секунду, сказала задумчиво: — Она и в самом деле очень похожа на твою мать.

— Я этого не вижу, — Уильям пожал плечами и покачал головой. — Лиззи ничуть на нее не похожа, разве что цветом волос. И обе — одаренные певицы, но, пожалуй, это и все.

— Я не об этом.

— Сходства характеров я тоже не заметил. Ты поймешь, о чем я, когда лучше узнаешь Лиззи — она гораздо веселее и жизнерадостнее, чем была мама.

— Но ты помнишь свою мать в более поздние годы, когда она беспокоилась из-за твоего здоровья и воевала с твоим отцом из-за твоей музыкальной карьеры.

Уильям проглотил внезапно вставший в горле ком и сжал губы. Бедная мама, сколько же забот и волнений он ей принес.

— Я думала о другом, — сказала Роуз, взявшись за кованые перила лестницы. — Если надо было тебя защищать, твоя мать сразу же превращалась в фурию. Я дважды наблюдала, как Элизабет выходит из себя — и оба раза это было в тех случаях, когда она вставала на твою защиту.

Уильям почувствовал, как грудь распирает от гордости.

— Это потому, что она меня любит, Ба.

Роуз не ответила, но он заметил, что она о чем-то задумалась. Он снова поцеловал бабушкину щеку и, улыбаясь, понесся вниз по лестнице.

 

© 2007. Все права принадлежат автору