Нежданная песня

Глава 31

 

Элизабет открыла дверь квартиры и направилась в гостиную. Наверх пара поднималась в напряженной тишине. Адреналин бурлил в венах молодой женщины, мешая ясно мыслить. Ссора не пугала её — она могла постоять за себя в словесной перепалке, — но делалось не по себе от привычки Уильяма надевать маску ледяной неприступности при конфликте. Как Элизабет говорила Джейн несколько дней назад, ей трудно было доверять Уильяму, потому что значительную часть себя он явно от неё скрывал. Наступил момент покончить с этим, неважно, будет от этого лучше или хуже. Несмотря на то, что от волнения у неё скрутило живот, Элизабет была настроена не покидать эту комнату и не позволить ему покинуть её, пока она не разгадает этого человека под маской.

Уильям стоял в другом конце комнаты, и в его осанке читались высокомерие и непреклонность. Возможно, по этой причине, или из-за её волнения, он казался ещё выше и значительнее, чем обычно, но она решила, что не позволит ему себя запугать. Элизабет накрутила локон на пальцы, сглотнула и отважно встретила его холодный взгляд.

— Что с тобой сегодня, Уильям?

Он поднял брови и скрестил руки на груди.

— Я думал, что ты хотела начать первой.

— Я и начала первой. И я хочу знать, о чем ты думаешь.

— Не понимаю, что ты хочешь от меня услышать.

Очевидно, он не собирался упрощать ситуацию.

— Я хотела бы знать, каким образом ты находишь, что я хоть чуть-чуть достойна твоего внимания, если ты с таким презрением относишься к моим друзьям?

Он покачал головой и шумно вздохнул.

— Это абсурдно. Если бы я с презрением относился к твоим друзьям, зачем бы я пришел на вечеринку?

Она уперла руки в бока.

— Отличный вопрос, особенно в свете того, что ты провел вечер, наблюдая за всеми с такой дальней дистанции, словно боялся подхватить омерзительную болезнь, которой заражены все гости.

— Ты забываешь, что я находился в комнате, полной незнакомых людей. Я общался с теми, кого знаю.

Элизабет закатила глаза.

— Ну и конечно же, у тебя не было возможности с кем-нибудь познакомиться. Намного интереснее стоять в стороне и смотреть на всех свысока. — Он открыл рот, пытаясь возразить, но она сделала предостерегающий жест и продолжила: — И это не только сегодня вечером. Так же точно ты вел себя на моем прощальном вечере в Нью-Йорке и на предсвадебном ужине в мае.

Он засунул руки в карманы и уставился на вставленный в рамку постер, висящий на стене, репродукцию «Водяных лилий» Моне.

— Я не очень умею беседовать с незнакомыми людьми.

— А мне кажется, ты прекрасно делал это на приеме в Джуллиарде. Ты беседовал со всеми, а не разгуливал, задрав нос так высоко, словно намеревался беседовать только с люстрами.

Он резко повернулся к ней, и, хотя его голос звучал холодно, она заметила в глазах проблеск эмоций.

— Ты и в самом деле не видишь разницы? Не думал, что ты настолько меня не понимаешь.

— О, я прекрасно вижу разницу. — Её терпение иссякло, она повысила голос. — На том приеме собрались сливки нью-йоркского общества, богатые, роскошно одетые. Это были не безработные актеры, как мои друзья в Нью-Йорке, и не студенты или просто обычные нормальные люди, как сегодня. Они не были ниже тебя по положению, как мы.

— Я даже не удостою это ответом. Но раз ты хочешь, давай поговорим о том приеме. Твой научный руководитель и я были единственными людьми, которых ты там знала.

— Верно. Пока я не познакомилась с Ричардом. Но к чему ты ведешь?

— После того, как твоя знакомая ушла, ты ведь не разгуливала, беседуя с гостями. Ты сидела одна за столиком и ждала меня. Но если я поступаю так же, то почему-то подвергаюсь критике.

Элизабет была ошарашена. Неужели она вела себя так же отвратительно, как он? Конечно же нет, и она поспешила оправдаться.

— Во-первых, я не сидела там, хмурясь и скучая. Во-вторых, в начале вечера я общалась. А потом, вероятно, я бы ушла домой вместе с доктором Черч, если бы ты не попросил меня остаться.

— Вот именно. Ты сидела там, потому что я попросил тебя остаться. Как ты думаешь, почему я сегодня здесь? Или почему я пришел на вечеринку в Нью-Йорке? Уж наверное, не потому, что хотел повстречаться там с группой жителей южного Манхэттена, которых никогда больше не увижу, и не ради того, чтобы познакомиться со всей кафедрой истории искусств Беркли.

Его снобизм был невыносим.

— Итак, ты просто подтвердил мои мысли. Я не понимаю, как ты можешь отрицать, что смотрел свысока на моих друзей, и тотчас же после этого говорить подобные вещи.

— Моя мысль в том, что вовсе не они интересуют меня. Меня интересуешь только ты, и я здесь потому, что хочу быть с тобой. И я думал, что ты пригласила меня, потому что тоже хотела быть со мной. Но затем…

Он внезапно замолчал, и Элизабет почти реально увидела поток слов, которые он сдержал. Очевидно, они подошли слишком близко к истине.

— Продолжай, — сказала Элизабет, — не останавливайся на полуслове.

Он покачал головой, снова уставившись на лилии.

— Это не важно.

— Прекрати делать это! — Элизабет инстинктивно метнулась между Моне и Уильямом и схватила его за руки.

Он неуверенно отшатнулся назад, уставившись на неё.

— Делать что?

— Прекрати прятаться от меня! Прекрати делать вид, что все в порядке! — Элизабет сделала глубокий вздох и продолжила спокойнее: — Чего ты так боишься? Если я сделала что-то неприятное для тебя, просто скажи об этом.

— Ладно, я скажу, если ты этого хочешь, — прорычал Уильям. — Мне показалось, что сегодня вечером у тебя для всех нашлось время — для всех, кроме меня. Ты обращалась со мной, словно я… словно меня не существует. Да ещё вынудила меня стоять и смотреть, как ты флиртуешь с другими мужчинами.

— Господи, да о чем ты говоришь? — Она выпустила его руки и отступила назад.

В его глазах загорелась ярость, а в голосе прозвучало едва сдерживаемое бешенство:

— Тебе мало того, что ты всегда в моих мыслях, что день не день для меня, если я не услышу твой голос и не увижу твою улыбку, что я так хочу тебя, что готов взорваться? Тебе хочется очаровать ещё и всех остальных мужчин вокруг?

Слова протеста замерли у неё на губах, когда смысл этих слов пробился сквозь её негодование. Пока она смотрела на него широко открытыми глазами, он схватил её за плечи и привлек к себе. Его губы прижались к её губам с горячей и жадной силой, словно наказывая её своей неистовой страстностью.

Этого не должно было происходить — они собирались поговорить, обсудить свои разногласия. Но когда весь мир вокруг исчез, не оставив никакой опоры, кроме Уильяма, никаких ощущений, кроме силы его объятий и жара его исступленного, требовательного поцелуя, трудно было вспомнить об этом. Элизабет не совсем понимала, что же его так расстроило и почему он так внезапно поддался этой жгучей, отчаянной страсти, но, повинуясь инстинктивному порыву, обвила руки вокруг его талии, готовая упасть в эту пропасть вместе с ним.

— Ты просто сводишь меня с ума, Лиззи, — прошептал он, отрываясь от её губ. — Я не знаю, сколько ещё смогу это выдержать. — Его руки скользнули вниз по её спине, и он крепко прижал к себе её бедра, в то время как его пламенные поцелуи выжигали огненную дорожку у неё на шее. — Почему ты заставила меня смотреть, как ты стоишь на сцене, такая невыносимо сексуальная? Как ты могла не понимать, что эта песня сделает со мной?

— Я не… — Слова оборвались и перешли в стон, когда его губы нашли особо чувствительную точку у основания её шеи. Она решила, что поговорить они смогут попозже. Сейчас слова не имели значения.

Не прерывая поцелуя, он повлёк её к дивану и осторожно отпустил на него, пока они не оказались лежащими друг к другу лицом. Мозг посылал ей предостерегающие сигналы, но сердце и плоть отсылали их обратно. Его упругое возбужденное тело, казалось, обволакивало её своей силой и жаром, и она со всё возрастающим пылом отвечала настойчивым требованиям его губ. Обхватив её ягодицы, он с долгим тихим стоном плотно прижал её к низу своего живота, отчего по всему её телу пробежала дрожь. Зарывшись лицом в её шею и плечи, он покрывал их горячими поцелуями.

Когда Уильям наконец поднял голову, его глаза казались темными бездонными колодцами, наполненными страстью. Он нежно убрал прядь волос с её щеки и хрипло произнёс:

— Ты пахнешь, как тропический сад. Сладкий, теплый, экзотический.

Элизабет нежно куснула его за мочку уха, вызвав у него очередной стон, а затем переключила внимание на подбородок и шею. Расстегнутый ворот его рубашки позволял увидеть соблазнительный фрагмент широкой груди, покрытой завитками темных волос, которые, казалось, выглядывали именно для того, чтобы спровоцировать её на дальнейшее исследование. Глубоко вдыхая, она зарылась носом в этот дразнящий теплый треугольник плоти. Его мужской запах пьянил её ноздри — чистый, пряный и именно мужской, в том смысле, объяснить который она не могла, но ощущала физически. Желание постепенно охватывало её, и она удвоила своё наступление на его шею.

Уильям прошептал её имя, блуждая руками по её телу. Он скользнул кончиками пальцев по округлости груди, а затем обхватил её ладонью. Его глаза загорелись новой жаждой, пока рука делала нежные массирующие движения, медленно и осторожно лаская её грудь. Даже сквозь одежду тело Элизабет пронзили крошечные искорки удовольствия. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она прижала к нему полуоткрытые губы.

Поцелуй становился все горячее, в то время как его рука скользнула под край её блузки и двинулась выше; эластичная ткань не мешала этому. Внезапно Элизабет перенеслась в прошлое, в ту ночь у неё на квартире в Нью-Йорке, когда в последний раз он так же интимно прикасался к ней.

Она оторвалась от его губ.

— Уильям, — начала она, боясь, что голос задрожит. — Я думаю, нам не следует этого делать.

— А я думаю, следует, — прошептал он, вновь прижимаясь ртом к её губам.

Его рука скользнула внутрь её лифчика и обхватила грудь. В мозгу Элизабет резко вспыхнуло: Останови это сейчас, а то будет слишком поздно. Но желание, наполняющее её, сокрушило логику и осторожность. Ведь совсем недавно, ещё прошлой ночью, она лежала в своей одинокой постели, размышляя о том, какими могли бы быть прикосновения этих сильных и чутких рук. И когда её нежный сосок набух и напрягся под дразнящими движениями его пальцев, восторженный вздох молодой женщины подтвердил, что реальность превзошла все ночные фантазии.

divider

Уильям не мог сейчас ни думать, ни трезво рассуждать. То, что она позволила вот так ласкать себя, было бальзамом для его израненного сердца и уязвлённого, униженного эго. Разочарования прошедшего вечера растаяли, и Элизабет заполнила собою все пять его чувств: её изумрудные глаза, затуманенные от страсти, её тихие стоны, поощряющие его ласки, провоцирующий аромат её духов, сладкий вкус её губ и, более всего, опьяняющее ощущение её нежной и упругой груди, наполнившей его ладонь.

Дразнящая искусительница, которая стояла внизу на сцене, исчезла, и на её месте оказалась теплая, страстная женщина, чьи горячие реакции, прерванные единственным моментом легкого сомнения, вознесли его желание на головокружительную высоту.

Её кожа под его пальцами была как шелк или атлас, гладкая, нежная и удивительно прохладная. Она тихо постанывала, прикрыв глаза, пока он обследовал все контуры и изгибы её полной, изысканно мягкой округлости с сосредоточенным вниманием настоящего ценителя. Он вновь нежно потеребил между пальцами тугой сосок, и она тихо всхлипнула, выгибая спину. Его руки и губы изнывали от желания упиваться ею и дальше, и он начал задирать край цветастой блузки вверх, намереваясь снять её.

Элизабет открыла глаза и схватила его за руку, пытаясь остановить.

— Подожди.

— Что-то не так?

Она вздохнула и покачала головой.

— Мы должны остановиться.

— Почему? — Опьяненный страстью мозг Уильяма захлестнула волна страха, приправленная лёгким уколом раздражения. Их ужасная ссора в Нью-Йорке началась точно так же. Сейчас в любую секунду она столкнет меня с дивана на пол.

Но вместо этого Элизабет нежно дотронулась до его щеки, и на её лице явственно читалось сожаление.

— Потому что… ну, начнем с того, что Джейн может войти сюда в любую минуту за каким-нибудь блюдом или чем-то ещё.

— Мы можем пойти в твою спальню, — прошептал он, успокаиваясь, что все оказалось не так страшно, как он думал. — Она нас там не побеспокоит. — Он высвободил руку и продолжил ласкать её грудь.

— Уильям, нет. В самом деле, мы не можем делать это сейчас. — Её голос окреп.

— Почему нет? — Он почти привык к состоянию постоянной неудовлетворенности, но сейчас все его чувства обострились до предела.

Она оттолкнула его руки, мягко, но решительно, и высвободилась из его объятий, чтобы сесть, тем самым вынудив подняться и его.

— Ты так же, как и я, знаешь, почему. Мы не можем двигаться туда, куда это ведет — пока не можем, во всяком случае, — а если мы не остановимся сейчас, то не сможем остановиться совсем.

Он склонился вперед и, тяжело дыша, закрыл голову руками. Прошло некоторое время, прежде чем ему удалось обуздать своё неутоленное желание в достаточной мере, чтобы как следует осмыслить её аргумент, — он пришел к выводу, что ничто не указывало на то, что она знала об ограничениях, предписанных врачом, — но затем его охватило чувство вины. Не более, как час назад я клялся себе, что позволю ей задавать тон, что обуздаю себя и дам ей столько времени, сколько ей нужно. И как только мы оказались одни, я полностью нарушил все обещания. Я проигнорировал все её предостережения и упорно продолжал настаивать на большем. Как тогда, в Нью-Йорке.

Эго Уильяма бросилось на защиту. Этого никогда бы не случилось, если бы она не спела эту песню, как будто оживила одну из моих фантазий. Поэтому она тоже отчасти виновата. Ей не следовало отказывать мне в том, что мне так нужно, а потом стоять передо мной и издеваться над этим. Но в тот же миг, как эти слова промелькнули в его мыслях, ему стало стыдно за себя. Он вспомнил её очевидное смущение, когда, исполняя песню, Элизабет поймала его взгляд и заметила его досаду. Каковы бы ни были причины, побудившие её спеть эту вещь, у неё явно не было намерения использовать это как орудие пытки.

Он глубоко вздохнул и поднял голову, встретив её взволнованный взгляд.

— Ты права. Я не хотел подгонять события. Но я так сильно хочу тебя, что иногда меня заносит и я забываю то, что мы обсуждали.

Она кивнула, и глаза её наполнились сочувствием.

— Мне очень жаль.

Он нежно поцеловал её. Если он не хочет, чтобы она винила себя, ему придется постараться изо всех сил контролировать свое либидо.

— Мне нужно помнить, что лучшее стоит того, чтобы ждать.

Она потянулась и поцеловала его.

— Да, ты прав.

— С этого момента «терпение» — мой новый лозунг. Теперь я — Уильям Дарси Терпеливый.

— Тогда, думаю, тебе стоит надеть жетон с именем, а то вряд ли кто-нибудь тебя узнает.

Он усмехнулся, чувствуя, что напряжение между ними растаяло.

— А вот и твой острый язычок вновь не заставил себя ждать.

Уильям остановил её смех долгим медленным поцелуем, после чего они откинулись на спинку дивана, сидя рядом; он обнимал её, она положила голову ему на плечо. Их укутывала уютная, интимная тишина, и он почувствовал, что его веки тяжелеют.

Элизабет поцеловала его подбородок.

— Думаю, нам лучше бы довести до конца разговор. Нам ведь нужно будет вскоре вернуться к гостям.

— Полагаю, мы перескочили в фазу «примирение» до окончания спора.

Она убрала завиток волос с его лба.

— Думаю, да. Ладно, ну и как насчет того, чтобы закончить на сегодня со спорами и просто поговорить?

— Если мы вернемся к спору, то потом сможем помириться ещё раз. — Его глаза блеснули.

— Вы неисправимы, мистер Дарси.

— Я стараюсь.

Он делал все, что мог, чтобы продлить это добродушное подтрунивание, но отвлечь Элизабет было делом непростым.

— Уильям, мы не можем продолжать скрывать друг от друга свои чувства. Мы должны начать обсуждать вещи, которые нас беспокоят.

— Для меня это непросто.

— Я заметила. Но это важно. Когда мы пытаемся прочитать мысли друг друга, у нас появляются проблемы — мы не очень-то в этом преуспели, и все заканчивается злостью, обидой или разочарованием. Поэтому — обещаешь попробовать?

Уильям кивнул. Он понимал, что она права. Кроме того, когда она так ласково, упрашивающе улыбалась ему, он не мог ей ни в чем отказать.

— Хорошо, — сказала она, гладя его по подбородку. — И я тоже обещаю.

— Тогда у меня есть вопрос, который я хочу тебе задать.

Элизабет подняла брови.

— Хорошо. Давай.

— Я упоминал об этом раньше. Сегодня вечером у меня было чувство, что ты избегаешь меня. То же самое происходило на вечеринке в Нью-Йорке. И на предсвадебном ужине тоже, если уж на то пошло. Я — настолько скучная компания, что тебе невыносимо находиться рядом со мной? И в таком случае, почему же ты продолжаешь приглашать меня?

Она взяла его за руку.

— Ты не скучная компания, совсем нет. Но когда ты стоишь такой молчаливый, недовольный и неприступный, я просто не знаю, как вести себя с тобой.

— Лиззи, ты неправильно трактуешь ситуацию. Недовольство здесь не при чем. Я… я просто не создан для всех этих приемов и шумных компаний.

— Но ты же все время ходишь на приемы.

— Да. И я их ненавижу.

— Но ты прекрасно смотрелся на приеме в Джуллиарде.

— Потому что я заставлял себя быть доброжелательным хозяином. У меня есть определенные обязательства по отношению к моей семье и фонду. Кроме того, большинство гостей были покровителями искусств. Они хотели поговорить о концерте или вообще о музыке, а разговоры такого рода меня не напрягают.

— Ну хорошо, это я могу понять.

— Но зал, полный незнакомцев или людей, с которыми я встречался, но плохо знаком… — Он содрогнулся. — Ад представляется мне анфиладой комнат, в каждой из которых проходит шумная вечеринка с коктейлями, и на каждой я должен присутствовать. А на втором месте — церемония представления гостей, вроде той, что была на приеме в Розингсе.

— И поэтому ты отгораживаешься стеной сдержанности?

Он пожал плечами.

— Думаю, да. Я так и не научился вести светские беседы или начинать разговор с незнакомым человеком.

— Но, наверное, ты даже и не пытался. Ты — умный и талантливый человек; тебе не кажется, что ты сможешь освоить это искусство, если будешь практиковаться — так же, как ты практикуешься в игре на фортепьяно?

Уильям помедлил, не зная, как объяснить.

— Эти люди внизу — они все друг с другом знакомы, ну а я никого из них не знаю. И у меня с ними очень мало общего. То же самое было и на твоей вечеринке в Нью-Йорке. Я был там чужаком, аутсайдером.

— Но если ты даже не пытаешься преподнести себя, ситуация вряд ли может измениться.

— Ну, ты знаешь, ведь не только я не искал общения с ними — они тоже не пытались подойти и поговорить со мной.

— А разве ты не понимаешь, что твои манеры этому препятствуют?

— Ерунда. — Уильям выставил вперед подбородок. — Вот приятель Шарлотты, Роджер, подошел ко мне, и мы прекрасно побеседовали о джазе.

Легкая улыбка согрела лицо Элизабет.

— Роджер — просто прелесть. Но я снова задам тебе этот вопрос. Ты и в самом деле не понимаешь, почему большинство людей избегает тебя?

— Нет. Просвети меня. — Он не хотел, чтобы его слова прозвучали так высокомерно.

Она сжала губы, глаза её блеснули.

— Люди здесь, возможно, и не встречались с тобой, но слухами земля полнится, и я уверена, все они знают, кто ты такой. Представь себя одним из них: ты оглядываешься и видишь Уильяма Дарси, Знаменитость — с большой буквы, — стоящего в углу. Мало того, что он знаменит, он ещё и очень богат. И, если этого еще недостаточно, чтобы тебя отпугнуть, так он еще и держится обособленно и стоит в стороне от остальных с видом крайне скучающим и надменным. Ты бы подошел и представился? Думаю, что нет.

— У меня вовсе нет намерения выглядеть подобным образом. Просто я, скажем так, ухожу в себя.

— Как черепаха, которая прячется под панцирь?

Это была подходящая, хоть и не слишком льстящая его самолюбию аналогия.

— Полагаю, что так.

— Значит, на самом деле, когда ты ведешь себя таким образом, ты защищаешься, потому что чувствуешь себя неуютно?

Уильям не привык к тому, чтобы его поступки так глубоко анализировались другими людьми; он сохранял эту привилегию исключительно для себя. Но все же была волнующая притягательность в возможности быть понятым — искренне понятым — кем-то ещё. Он наклонился вперед, сцепив руки, упершись локтями в колени, и уставился на абстрактный рисунок на ковре под ногами.

— Думаю, можно сказать и так.

— Но ты проецируешь совсем не это. У вас может быть очень пугающий вид, мистер Дарси, хотите вы этого или нет.

Он выпрямился и бросил на неё озадаченный взгляд.

— Я пугаю тебя?

— Конечно, нет, — игриво сказала она. — При попытке меня устрашить я только становлюсь еще более дерзкой.

Они обменялись улыбками, которые становились все теплее по мере того, как они смотрели друг на друга.

— Я ничего не имею против твоих друзей, — мягко сказал он, потянувшись к ней, чтобы взять за руку. — Мне жаль, что ты так решила. Просто я не такой, как ты. Ты яркая, жизнерадостная и очаровательная, и люди, само собой, собираются вокруг тебя толпами. Обо мне нельзя сказать то же самого. Если ко мне и проявляют интерес, то как правило, из-за моих денег, карьеры или семьи, но не из-за меня самого.

— Жаль, что я не поняла этого раньше — я бы познакомила тебя с большим числом своих друзей и не стала бы оставлять надолго в одиночестве. Но я все время думала, что ты и не хочешь с ними знакомиться, что ты считаешь их ниже себя, и мне казалось, что тебя будет раздражать, если я начну настаивать, чтобы ты с ними общался.

— Все нормально. Нам обоим нужно было понять какие-то вещи друг про друга. Я рад, что мы об этом поговорили. — Ему пришло в голову, что это действительно было так — он сказал эти слова не из вежливости и не из-за того, что она хотела их услышать.

Она бросила на него оценивающий взгляд, помедлила и затем сказала:

— Хотя ничто из этого не объясняет, почему ты так холоден с Джейн. Меня очень расстраивает твое отношение к ней.

Сейчас они оказались на опасной территории. Было бы катастрофой сознаться, что, будучи лояльным к друзьям Элизабет, он совершенно иначе относился к членам её семьи. Он решил остановиться на полуправде.

— Я чувствую неловкость из-за Чарльза.

— Такова же была и догадка Джейн, когда мы говорили об этом. Она сказала, что рада, что у Чарльза такой преданный друг.

Это совпадало с предыдущими выводами Уильяма о Джейн как о миротворце, и он не мог не впечатлиться этим. Жаль, что другие аспекты её личности не были столь же похвальными.

— Как бы то ни было, — продолжила Элизабет, — ты не мог бы попытаться хоть чуть-чуть сблизиться с ней, ради меня? Было бы намного проще, если бы ты и Джейн смогли стать друзьями, или, по крайней мере, если бы ты постарался не превращаться в камень, как только она появляется рядом. В конце концов, она — не Медуза. Она замечательный человек — если ты узнаешь её получше, то убедишься в этом сам.

— Я попробую сблизиться, я обещаю. Итак, мы все обсудили?

— Не вполне. Ты что-то говорил о песне, которую я пела. И мне кажется, что ты чувствовал себя несчастным, когда слушал её.

— Не обращай внимания. Я просто вышел из себя.

— Мы договорились, что больше не будем отбрасывать в сторону проблемные вопросы. Пожалуйста, объясни мне, что тебя расстроило.

Уильям какое-то время изучал потолок, репетируя ответ, затем повернулся к ней и ровным тоном произнес:

— Когда мы с тобой одни, ты проявляешь неуверенность и даже нежелание, как только дело касается секса. Я не ожидал, что ты исполнишь такую песню.

— Потому что, если я исполняю такую песню, то являюсь женщиной подобного рода?

— Не обязательно, но это предполагает определенное отношение.

Лицо Элизабет посерьёзнело, и Уильям молча выругал себя. Лишь только они разгладили все шероховатости, как он добавил лишнюю проблему.

Её ответ удивил его.

— Твоя мать когда-нибудь пела партию Кармен? — Она имела в виду главную роль в знаменитой опере Бизе.

— Думаю, да, еще до того, как я родился.

— Едва ли Кармен можно назвать целомудренной молодой леди. Значит ли это, что твоя мать была «женщиной подобного рода»?

— Конечно, нет, — ощетинился Уильям, — она просто играла роль.

— Вот именно! И я играла роль, когда пела эту песню. Кроме того, в этой вещи нет ничего неприличного — она просто игривая и… — Элизабет замолчала, слегка хмурясь и глядя в пространство.

— Провокационная? — подсказал он.

Она повернулась к нему и кивнула.

— Провокационная. А насчет противоречия между песней и моим отношением к сексу… Думаю, именно это мне и нравится в «Шаловливой малышке». Для меня это возможность стать такой, какой я не являюсь, — свободной и обольстительной и почувствовать, что это значит — быть такой. Не знаю, есть ли в этом какой-то смысл.

— Определенно есть. — Музыка часто помогала Уильяму переноситься в воображаемые миры, и Элизабет говорила о том же самом. — Моя проблема заключалась в том, что ты была абсолютно убедительна, и было не похоже, что ты играешь роль.

— И это было провокацией по отношению к тому, что происходит между нами?

— Или не происходит, — прошептал Уильям прежде, чем успел сдержать эти слова.

Она опустила глаза, сжав губы, и виновато улыбнулась.

— Прости. Это было непреднамеренно. Признаюсь, что песню, которую исполнила на предсвадебном ужине, я подобрала специально, чтобы уколоть тебя, но ведь тогда я ещё совсем тебя не знала. Теперь я ни за что бы не сделала ничего подобного. Я надеюсь, что ты это понимаешь.

Поддев изогнутым пальцем её подбородок, он мягко, но настойчиво заставил её поднять голову.

— Понимаю. Со мной просто случился приступ временного помешательства.

— Ну, тогда ты мой любимый псих.

— Я сказал, временного помешательства.

— Ну хорошо, значит, любимый временный псих. — Она подмигнула ему. — По поводу песни. Из всех песен, что мы исполняем вместе, ребята любят эту вещь больше всего, и они выбрали её автоматически. Мы часто выступаем с ней, и публика всегда хорошо на неё реагирует.

Он нежно провел пальцами по её волосам.

— Конечно, реагирует, еще бы. Лиззи, я в жизни не видел зрелища сексуальнее.

В улыбке Элизабет промелькнула тень смущения.

— Ну, а мне просто не пришло в голову, что у тебя может быть на это такая сильная аллергическая реакция.

Он усмехнулся.

— Хорошо сказано.

— Вообще-то, когда я стояла там и Джим начал играть басовое вступление, я немного занервничала, размышляя, как ты отреагируешь на то, что во время пения я должна буду флиртовать с разными мужчинами из публики. Но если бы я понимала, насколько сильно эта песня тебя расстроит, я бы предложила ребятам выбрать другую.

— Все в порядке. Ты не сделала ничего плохого. Ты же не знала, что я чувствую, и не могла ожидать такой реакции. К тому моменту я уже был кое-чем расстроен.

— А мы поговорили обо всем, что тебя расстроило? Мы обсудили песню и то, что ты чувствовал себя не в своей тарелке. Ну и, конечно, ты услышал слова Лидии. Мне очень жаль, что так получилось.

Уильям понял по её голосу, что ей стыдно за сестру, и это тронуло его до глубины души. Элизабет не виновата в недостойном поведении своей семьи — наоборот, то, что она сумела подняться над их уровнем, свидетельствовало в её пользу. Он отбросил прочь негодование бесстыжими речами и манерами Лидии и попробовал перевести все в шутку, многозначительно приподняв брови.

— Хотелось бы мне, чтобы ты была заинтересована моей анатомией хотя бы вполовину так же сильно, как она.

Она тихо рассмеялась, блеснув озорными искорками в глазах.

— А с чего ты взял, что это не так?

Он тяжело сглотнул, размышляя, как лучше на это ответить. Вероятно, вариант забросить её на плечо и отнести в спальню исключается. Он уже собирался сделать ей полушутливое предложение удовлетворить это любопытство, но тут выражение её лица посерьезнело и она продолжила:

— Я должна тебе кое-что сказать. Я знаю, что постоянно торможу развитие событий, когда кажется, что они выходят из-под контроля, но не думай, что в этот момент какая-то часть меня не хочет, чтобы все продолжалось.

— Рад это слышать. — Уильям нежно провел кончиком пальца по её щеке и шее. Не в силах устоять перед томным желанием, которое читалось в её глазах, он наклонился и поцеловал девушку, вначале с нежностью, но вскоре её голова оказалась прижатой к спинке дивана, и они обследовали уста друг друга с вновь вспыхнувшей жаждой.

В конце концов, Элизабет с печальной улыбкой высвободилась из его объятий.

— Мы не можем начинать все сначала — мы должны спуститься вниз. — Она взглянула на часы и ахнула. — Не думала, что уже так поздно. — Вскочив на ноги, она начала поправлять растрепавшиеся локоны. — И я должна привести в порядок прическу и макияж — наверное, я выгляжу ужасно.

— Ты выглядишь прекрасно, но если мы спустимся вниз прямо сейчас, то никому не придется спрашивать, чем мы занимались.

— Как раз об этом я и подумала. — Она внимательно осмотрела его. — Подожди секунду. Не только я не готова к выходу.

Он вопросительно поднял бровь, когда она потянулась и провела пальцем по его щеке.

— Губная помада,– объяснила она с виноватой улыбкой.

Уильям хихикнул.

— Думаю, она лучше смотрится на тебе.

Она быстро поцеловала его и встала.

— Я сейчас вернусь.

divider

Когда Элизабет вернулась, приведя в порядок, насколько сумела в спешке, прическу и макияж, то обнаружила, что Уильям стоит на кухне и внимательно изучает сотовый телефон, который она купила этим утром.

Он бросил на неё хмурый взгляд.

— Я надеялся, что ты передумаешь и оставишь себе тот, что я тебе подарил.

— Ты же меня знаешь. Почему бы тебе не забрать его — он лежит здесь, рядом с новым.

— Ну ладно. — Он взял телефон, сжав его в руке.

— Ты будешь им пользоваться?

— Думаю, да. — Он открыл телефон и начал разглядывать его, продолжая говорить: — Это, кажется, неплохая мысль — поменять телефон на новый, ведь ни Соня, ни я не можем понять, что происходит с голосовой почтой.

— У тебя до сих пор с ней проблемы?

Он взглянул на неё и кивнул.

— Я мало пользовался телефоном в это лето, но с тех пор, как приехал сюда, я стал замечать странные вещи. Обычно, если я получаю новое сообщение, на экране должно появляться изображение конверта. Но мне пришло несколько новых сообщений от Ричарда и Сони, которые я долго не замечал, потому что конверт так и не появился. Система звуковой почты работает так, как будто я эти сообщения уже прочитал.

Уильям никоим образом не был знатоком техники, и Элизабет могла бы заподозрить, что он просто не знает, как обращаться с телефоном, если бы он не говорил об этих фактах с такой уверенностью. Она прикинула другие возможные варианты.

— А Соня когда-нибудь просматривает твои сообщения? Очень похоже на то, что время от времени кто-то проверяет твою голосовую почту.

— У Сони есть пароль, но только для экстренных случаев. Моя почта конфиденциальна, и она об этом знает. Ведь вполне возможно, что некая очаровательная зеленоглазая леди вдруг захочет позвонить мне и оставить сообщение, полное разных милых пустячков.

Элизабет сделала себе мысленную пометку исполнить это пожелание в самом ближайшем будущем.

— Ну а сейчас эта зеленоглазая леди должна вернуться на вечеринку, потому что, теоретически, она — хозяйка вечера.

Уильям засунул телефон в карман, и они вместе вышли из квартиры и направились по коридору к лифтам, держась за руки. В ожидании лифта они обменивались счастливыми взглядами. Но вскоре Элизабет ощутила беспокойство, почувствовав вину, что покинула вечеринку — и Джейн, которая оказалась в особо неловком положении из-за присутствия Чарльза — так надолго.

— Лифта придется ждать вечно, — проворчала она.

— Я никуда не спешу. — Уильям поднес её руку к губам.

— Все ещё пытаешься отложить неизбежное?

— Не могу отрицать, что хочу быть только с тобой.

— А я хочу быть там, где выносят торт. Надеюсь, что я это не пропустила.

Уильям скривился.

— Торт. Я совсем забыл про него.

— Ну вот, опять ты начинаешь. С тортом-то что не так? — Двери лифта наконец-то раскрылись, и они ступили внутрь.

Он помедлил, а затем покачал головой.

— Забудь, что я заговорил об этом.

— Мы ведь договорились, что больше не будем так поступать, помнишь?

— Да. Ладно, пусть так. Тебе не кажется, что стоило бы предупредить меня, во что я ввязываюсь, когда буду забирать торт?

— Предупредить? — Она сморщила нос. — Насчет чего? В смысле, что кондитерская находится не на Сноб Хилле? Но я же не отправила тебя в Тенделойн*.

Он выпустил её руку.

— Это было примерно то же самое. Тебе не пришло в голову, в какое неудобное положение я попаду, если меня случайно узнают — что, собственно, и произошло, между прочим. Служащий уже был готов пригласить меня в свой любимый гей-бар, чтобы познакомить с «классными парнями», если бы я его вовремя не прервал.

Двери лифта открылись, и они вышли в фойе. Элизабет фыркнула:

— Служащий кондитерской тебя клеил?

— Не напрямую, но он явно пришел к некоторым выводам насчет меня. Но кто бы мог его за это упрекнуть, учитывая, как выглядел торт?

Элизабет остановилась и недоверчиво уставилась на него.

— О чем ты говоришь? Он пришел к выводу, что ты любитель искусства? О, какая деградация! Какое унижение! — Мелодраматическим жестом она прижала ладонь ко лбу.

Он расправил плечи и сжал губы.

— Я рад, что так развеселил тебя. Но, должен сказать, что если в Сан-Франциско это считается искусством…

— Я думаю, что это считается искусством почти повсюду. Кстати, не ты ли сам говорил на предсвадебном ужине, что этим особенно интересовалась твоя бабушка? Ну, конечно, я имею в виду оригинал, а не съедобную версию.

— Прошу прощения?..

Элизабет только однажды слышала эти слова, сказанные подобным тоном — в фильме об Англии XVIII века, — причем эти слова были произнесены аккурат перед тем, как бросить перчатку. Очевидно, что-то было не так.

— Уильям, как выглядел торт?

Его лицо болезненно исказилось.

— Ну… такой большой, и весь шоколадный. И, немного белой глазури на… на конце.

Без всякого сомнения, что-то было совсем не так.

— Нет, я заказывала бананово-ореховый торт. Шарлоттин любимый. Но, Боже, почему весь портрет они сделали из шоколада? Это же бессмысленно!

— Портрет? Не понимаю, о чем ты говоришь. Торт был сделан в форме довольно большого… придатка. Мужского придатка.

Элизабет смотрела на него со всё возрастающей тревогой.

— Ты хочешь сказать…. — Её взгляд непроизвольно метнулся к промежности Уильяма, отчего её смятение ещё больше увеличилось.

Он кивнул, его лицо скривилось в гримасе.

— С.. ну, понимаешь… — Он опустил руки пониже талии, повернул ладонями вверх и согнул пальцы, как бы обхватывая нечто.

— Но я заказала обычный торт с копией голландской картины XVII века, а не…

Знакомый напев «С днем рождения тебя» эхом раздался из зала. Секунду Элизабет, застыв на месте, в ужасе смотрела на Уильяма, а затем стремглав бросилась в зал. Песня прозвучала спонтанно, она была в этом уверена. Джейн, зная планы Элизабет касательно праздничного торта, никогда бы не вынесла на публику тот кошмар в глазури, который описал Уильям.

Она ворвалась в зал как раз в тот момент, когда гости заходились хохотом, столпившись вокруг стола. Громче всех звучал голос Шарлотты:

— А парень, который для этого позировал, сюда придет?

Пара нежных рук сжала плечи Элизабет, застывшей в дверях, и, обернувшись, она взглянула на Уильяма, который стоял позади неё и выглядел еще более расстроенным, чем она сама.

— Прости меня, — тихо сказал он. — Мне нужно было раньше поподробнее расспросить тебя об этом.

Она покачала головой.

— Ты не виноват. Ладно, в любом случае, дело уже сделано, так что теперь остается только с этим смириться.

Как только они вошли в комнату, к ним, вся пунцовая, подбежала Джейн. Степень её смятения была настолько высока, что она, не обратив никакого внимания на Уильяма, сразу же накинулась на Элизабет с вопросом:

— Ты знала об этом?

— Разумеется, нет. Я даже не заглянула в коробку. Уильям пытался спросить меня о нём, но я решила, что он просто в дурном настроении и важничает, и не придала его словам особого значения.

— Что ж, спасибо… — пробурчал Уильям.

Элизабет бросила на него быстрый извиняющийся взгляд, но времени ублажать его эго у неё сейчас не было.

Она повернулась к Джейн:

— Почему ты просто не оставила его на кухне?

— Китти и Лидия взяли на себя заботу о нем, а так как я не заглядывала в коробку, то и не могла себе даже представить… Вы не поверите, куда они вставили свечи.

Элизабет застонала. Гости в другом конце зала зааплодировали — очевидно, Шарлотте удалось задуть свечи. Она услышала крик Лидии:

— Я знаю, какой кусочек я хочу!

— Ни в коем случае, — парировала Шарлотта. — Это мой торт, и я выбираю первой. Но здесь есть и другие интересные варианты, доступные для любой удачливой девушки.

— Элизабет, а вот и ты. — Это был встревоженный Билл Коллинз. — Я тебя повсюду искал — я так надеялся, что смогу аккомпанировать тебе в следующей песне.

— Извини. Мне нужно было решить кое-какие проблемы. — Она старалась не смотреть в сторону Уильяма.

– Что ж, я очень рад, что ты вернулась. Только… о, Господи, мне очень неловко об этом говорить, ибо, естественно, я придерживаюсь исключительно высокого мнения о твоем здравомыслии, но я все же был несколько удивлен твоим выбором именинного торта. Извини меня за прямоту, но я не мог удержаться от мысли, что он выглядит несколько… как бы это сказать?

— Безвкусно? — подсказал Уильям.

— Ну, право же, мистер Дарси, давайте не будем так суровы по отношению к бедной Элизабет. Я уверен, что она…

— В кондитерской произошла ошибка, — объяснила Элизабет. — Я заказала совершенно другой торт.

На лице Коллинза проступило явное облегчение.

— О, хвала небесам. Я так и знал, что это, должно быть, какая-то ошибка, потому что с твоим вкусом и деликатностью ты бы никогда не опустилась до того, чтобы заказать такое… Но, во всяком случае, любой, кто знает тебя, должен сразу сообразить, что здесь произошло явное недоразумение. Вы ведь согласны со мной, мистер Дарси?

— Да, конечно. — Уильям посмотрел на Элизабет, и она снова увидела в его взгляде просьбу о прощении.

— Лиз, какой изумительный торт! — Это была Шарлотта, размахивающая вилкой. Элизабет взглянула на содержимое её тарелки и поморщилась. Дело обстояло даже хуже, чем она ожидала.

— Это не тот торт, что я заказала, Шарли. Мне очень стыдно.

— Не переживай. Я думаю, он произвел фурор. Хотя у меня такое чувство, что он не будет съеден. Парни, когда увидели его, решили, что это очень забавно, но оказалось, что ни один из них не хочет его попробовать. Большинство даже не смогли смотреть, как Китти его разрезает.

Уголком глаза Элизабет увидела, как Уильям вздрогнул, и чуть не рассмеялась.

birthday cake– Кстати, а как выглядел тот, что ты заказала? — спросила Шарлотта, отправляя в рот кусок торта.

— Это был автопортрет Джудит Лейстер, сделанный из глазури, только они должны были добавить усы и бороду.

Шарлотта засмеялась.

— Это тоже было бы очень здорово. Интересно, что же с ним случилось?

— Не знаю. Фургон кондитерской попал в аварию, и несколько тортов, включая и наш, были испорчены. Им пришлось выпекать новые в спешке, и думаю, из-за этого и произошла путаница. Помнишь, Уильям, я удивилась, что тебе не пришлось ждать? Перед этим они сказали мне, что торт будет готов не раньше, чем через час или около того.

— Вероятно, наш торт в это время еще готовился, а этот предназначался другой персоне по фамилии Беннет. — Он кивнул. — Вполне логично.

— Интересно, для кого же он предназначался? — Элизабет минуту подумала: — Может быть, для вечеринки озабоченных старых дев?

Шарлотта фыркнула:

— Хотелось бы мне быть мухой на стене в той комнате, где они откроют коробку и увидят портрет бородатой леди.

divider

Позже вечером Уильям устроился в большом плетеном кресле, обводя взглядом немногих оставшихся гостей. Поздний час и эмоциональный стресс вызвали у него зевоту, но жизнерадостное настроение заряжало его новой энергией.

С того момента, как они вернулись на вечеринку, Элизабет почти постоянно держала его подле себя, знакомя с людьми и легко вовлекая в разговоры, пока он уже чуть не готов был поклясться, что овладел искусством светских бесед. Хотя он предпочел бы уединиться с ней где-нибудь в укромном уголке, чтобы там держаться за руки и улыбаться друг другу глазами, ему доставило большое удовольствие передвигаться среди шумной толпы с нею рядом и слышать нескрываемое тепло в её голосе, когда она представляла его своим друзьям.

К тому же всё его тело до сих приятно покалывали крохотные искорки чувственного возбуждения, последствия их страстной интерлюдии наверху, и судя по томному выражению глаз Элизабет, и с ней происходило нечто подобное. Обычно он был одержим тем, чтобы тщательно скрывать свою частную жизнь от посторонних глаз, но сегодня его потребность постоянно прикасаться к ней перевесила все прочие соображения. Ему хотелось утвердить свои права на неё — обнимая её рукой за талию, пока они стояли, ведя светские беседы, и не выпуская её руки из своей, пока они пробирались сквозь толпу.

К сожалению, присутствие Билла Коллинза, который постоянно вертелся неподалеку от них, требовало осмотрительности. Поэтому они прибегали к тонким уловкам, «случайно» касаясь друг друга, украдкой пожимая руки и то и дело обмениваясь короткими, но теплыми взглядами. Это приобрело шаловливый оттенок, стало их тайной игрой, которую Уильям находил удивительно возбуждающей.

В данный момент Элизабет временно отлучилась, чтобы отправить домой Китти и Лидию. Игнорируя их бессвязные, пьяные протесты, она конфисковала у Китти ключи от машины и вызвала такси. Сейчас три сестры были на улице в ожидании машины.

Уильяму не хотелось, чтобы Элизабет обнаружила его в одиночестве, когда вернется в зал, поскольку её упреки до сих пор эхом звучали в его ушах. Его первым побуждением было присоединиться к Чарльзу, с которым им так и не удалось ничего обсудить с глазу на глаз, — но он сейчас находился в углу зала с Джейн и вряд ли хотел, чтобы их прервали. Уильям поискал глазами Шарлотту и обнаружил, что она прощалась с группой аспирантов-искусствоведов, которые пришли на вечеринку в тот момент, когда его ссора с Элизабет только разгоралась.

Не найдя, чем бы еще заняться, Уильям направился к столу с едой. С горестной улыбкой он осмотрел останки именинного торта. Бедная Лиззи. Его смущение из-за инцидента в кондитерской поблекло перед лицом гораздо большего смятения, которое пережила Элизабет, и сейчас он уже смог оценить и юмористическую сторону своей встречи с Джессом, служащим кондитерской. Он сожалел о том, что сразу не подумал об ошибке. Мне следовало понять, что Элизабет никогда не заказала бы подобный торт. Коллинз был прав. Нужно было доверять своей интуиции — и ей.

Он не съел ни кусочка торта — даже сейчас он содрогнулся при мысли о ноже, разрезающем его. Из любопытства он украдкой собрал пальцами несколько крошек и попробовал их. Неплохо. Как сказал Джесс, вполне съедобно.

Затем он закинул в рот красную виноградину, и её сладкий вкус каскадом обдал его язык и пробудил аппетит. Джейн и Элизабет позаботились о разнообразных, хоть и достаточно простых и непритязательных лакомствах и закусках, но он упустил возможность попробовать что-нибудь съестное, слишком занятый перевариванием не менее разнообразных эмоциональных потрясений, которыми его так щедро угостил сегодняшний вечер.

Уильям отрезал добрый ломоть от головки сыра чеддер и как раз раздумывал, какой бы крекер к нему выбрать, когда к столу подошел Роджер и взял с блюда, стоящего рядом, горсть соленых крендельков. Басист джаз-банда тоже приблизился к столу, сжимая в руке бутылку пива. Его звали Джим, но, когда их знакомили на предсвадебном ужине, Уильям не обратил особого внимания на представления и не запомнил его полное имя.

Мужчины поприветствовали друг друга и вскоре уже непринужденно беседовали, прерываясь только на то, чтобы поглощать оставшиеся на столе угощения. Они оставили нетронутым только именинный торт — очевидно, Роджер и Джим разделяли неприятие Уильяма к импровизированному обряду обрезания на празднике в честь дня рождения — но Уильям, неожиданно для себя, рассказал им историю о своей поездке в кондитерскую.

Роджер и Джим ещё хихикали над его описанием Джесса, когда ноздрей Уильяма коснулся легкий аромат жасмина. Он почувствовал нежное прикосновение к спине и внезапно ощутил, что воздух вокруг него зарядился электричеством. Он обернулся, уже зная, что позади стоит Элизабет.

— Ты отправила девушек домой? — спросил он мягко и сочувственно, в то время как мужчины расступились, чтобы пропустить Элизабет в свой кружок.

Она вздохнула, и Уильям заметил напряженные морщинки вокруг её глаз.

— Ага. — Затем она блеснула очаровательной улыбкой. — О чем вы болтаете?

— Мы слушали, как опасно быть твоим парнем, — сказал Джим, поднимая бровь в сторону Уильяма, — ты подстрекаешь на некоторые эксцентричные покупки.

— Точно, — засмеялся Роджер, — более того, кажется, у тебя мог появиться соперник. Я думаю, парень из кондитерской собирался назначить Уильяму свидание.

Элизабет закатила глаза.

— Я смотрю, он выжал все, что мог, из этой истории.

Уильям направил на неё предостерегающий взгляд, но, когда она невинно прикрыла веки, не смог удержаться от улыбки. Его рука скользнула по её спине и устроилась на талии. Она сделала шажок в его сторону и игриво взглянула из-под ресниц, мгновенно выведя из строя его мозги, отчего он пропустил смысл очередного вопроса Роджера. Элизабет легонько пихнула его локтем, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вникнуть в вопрос, который повторял Роджер.

— Не получится ли так, что парень обратится в газеты, как ты думаешь?

— Сомневаюсь, — ответил Уильям. — Я не очень подходящая пища для таблоидов — люди, которые читают такие газеты, редко интересуются классической музыкой. И не думаю, что редакторы раздела искусств серьёзных газет нашли бы подобную информацию стоящей внимания. Музыканты-геи отнюдь не редкость.

— Я рада, если это так, — сказала Элизабет. — Я и без того уже чувствую себя достаточно виноватой. Я не подумала, что из-за этой истории ты можешь попасть в бульварную прессу.

— Как раз то, что тебе нужно — в каждом городе по прибытии тебя будет встречать дирекция оркестра со списком гей-баров, — пошутил Джим.

Уильям попытался засмеяться, но не смог. Замечание Джима попало в точку. Он почувствовал, что Элизабет смотрит на него, и постарался избежать её вопросительного взгляда.

Джим взглянул на часы.

— Итак, вечеринка была замечательна, но, думаю, нам с Джен лучше отправиться домой.

Он повернулся к Уильяму:

— Рад был снова встретиться. Пусть Лиззи приведет тебя на один из наших концертов, мы предложим Биллу сделать перерыв, и ты мог бы поиграть вместо него некоторое время.

— С большим удовольствием. — Уильям подозревал, что Биллу Коллинзу совсем не понравится эта идея, и это ещё больше усилило его энтузиазм.

— Мне нужно загрузить в фургон свои барабаны, — сказал Роджер. — Уже поздно, и уверен, вам бы хотелось поскорее отправить всех оставшихся гостей по домам. Вам и так придется полночи провозиться с уборкой.

— По правде говоря, сегодня мы не собираемся делать полную уборку, так, кое-что, — ответила Элизабет. — И я как раз думала попросить Уильяма помочь нам.

— Будь начеку, — сказал Джим с усмешкой, — а то не успеешь оглянуться, как окажешься у раковины с грязной посудой, в фартуке с оборочками.

— Расслабьтесь, — парировала Элизабет, блеснув глазами. — Я имела в виду расстановку столов и другие мужественные дела, достойные мачо.

Уильям пожал плечами.

— Ну, если только мне не придется доставлять ещё какие-нибудь кондитерские продукты.

— И на этой ноте я удаляюсь, — сказал, смеясь, Роджер. Он поцеловал Элизабет в щеку и крепко пожал Уильяму руку.

Джим пересек зал и подошел к женщине, которая, по предположению Уильяма, была его женой. Роджер неторопливо направился к сцене, где Билл Коллинз упаковывал свой электронный синтезатор. Чарльз находился там же, помогая Биллу. Уильям осмотрел зал в поисках Джейн, но её не было видно. Возможно, она вышла, чтобы наедине попрощаться с Джорданом. Бедный Чарльз.

Он повернулся к Элизабет.

— Меня удивило, что Джим знает о том, что мы встречаемся.

— Роджер сказал о нас что-то в начале вечера, а Джим услышал. Но мы объяснили ему, что он не должен ничего говорить Биллу. Все будет в порядке.

Надеюсь, что так. Скрывать информацию об их отношениях в консерватории оказалось намного труднее, чем ожидал Уильям. Но, как она однажды сказала, мы же не хотим дойти до тайных встреч в темных закоулках. Хотя в данный момент…. хм-м-м.

Он оглядел зал, и в его голове быстро сформировался план.

— Мисс Беннет, не окажете ли вы мне честь удалиться на минутку со мной на кухню?

— Боже! Как официально! Значит ли это, что ты жаждешь начать уборку?

— Не совсем. — Обняв за Элизабет талию, он решительно повлек её в кухню.

Комната освещалась лишь слабым светом, горящим над раковиной.

— Сейчас, погоди, я включу верхний свет, — сказала Элизабет, но прежде, чем она успела сделать это, руки Уильяма кольцом охватили её.

— В этом нет необходимости, — прошептал он. — Для того, что у меня на уме, нам свет не понадобится. Я просто не переживу больше ни единой минуты, не поцеловав тебя.

Она засмеялась, её руки скользнули по его груди.

— Ну и после этого, разве ты не сумасшедший, импульсивный, непредсказуемый парень?

— Это жалоба? — прошептал он, склоняясь к ней.

— А ты как думаешь?

Она погрузила руки в его волосы, пропуская их сквозь пальцы, и прижала губы к его губам, целуя его с такой неожиданной пылкостью и энтузиазмом, что, если бы желание столь сильно не охватило его, он мог бы рассмеяться. Когда его руки, безо всякого разрешения с его стороны, отправились в несанкционированное путешествие по её телу, он заставил себя остановить поцелуй и легонько уткнулся подбородком в её макушку.

Пытаясь игнорировать опьяняющую мягкость тесно прижавшейся к нему женственной фигурки, он воспел свою новую мантру. Терпение… хорошее стоит того, чтобы ждать. Он сделал глубокий, успокаивающий вдох и с невыразимой нежностью погладил Элизабет по волосам. Мне нужно показать моему телу, кто хозяин: оно должно будет слушаться указаний разума, не наоборот. Конечно же, было бы неплохо успевать брать и свои мозги под контроль до того, как они начнут отдавать телу приказы. Фактически, и душа его, и тело стремились к одному, страстно и нетерпеливо. Но ради Элизабет он мог контролировать себя. Ради неё он мог и сделает всё.

Из соседней комнаты донесся металлический грохот. Вероятно, Роджер уронил что-то из своих установок. Словно разбуженная этими звуками, Элизабет подняла голову с его плеча, и даже в этом тусклом свете Уильям увидел в её взгляде нежную обеспокоенность.

— Ты уверен, что не переживаешь из-за этой истории с тортом?

Он лишь слегка помедлил, прежде чем кивнуть.

— В ретроспективе, это забавная история. Ричард и Соня будут в восторге.

— Но, когда Роджер и Джим спросили тебя об этом, что-то тебя обеспокоило. Ты переживаешь из-за газет больше, чем хотел признавать?

Уильям открыл было рот, чтобы сказать, что все нормально, но остановил себя.

Если я хочу, чтобы она вошла в мою жизнь, я должен научиться делиться с ней своими переживаниями. Она ясно дала мне это понять.

— Меня волнуют не газеты. Что, если служащий кондитерской или его сосед по комнате знакомы с каким-либо классическим музыкантом — с кем-нибудь, кто играет в симфоническом оркестре Сан-Франциско или выступает в опере? Мир классической музыки — тесно связанное сообщество, а люди обожают сплетничать.

— Мне очень жаль. Если бы я отправилась за тортом сама, ничего этого бы не случилось.

Он нежно поцеловал её.

— Ты в этом не виновата. Мне следовало сообразить, что ты никогда не заказала бы подобную пошлость, и подробнее расспросить о заказе.

— Но теперь тебе, возможно, придется иметь дело с людьми, которые будут думать, что ты — гей.

— Пусть думают, что им угодно, меня это не волнует. Я просто не хочу, чтобы обо мне судачили. Мне ненавистна мысль о том, что моя частная жизнь может стать пищей для сплетен.

— Мне неприятно говорить об этом, но неужели ты думаешь, что это уже не так? Я уверена, что женщины, которые играют в симфонических оркестрах, с которыми ты выступаешь, или те, кто работает в администрации, вовсю о тебе сплетничают. Я могу поспорить, что они обсуждают, есть ли у тебя подружка, ну и всякие разные вещи, которые заставили бы тебя покраснеть.

Уильям, который зачастую бывал мишенью скрытых и явных попыток завязать отношения со стороны музыкантов и администраторов оркестров женского пола, решил не отвечать на это замечание. Подтверждать это было бы глупо, а отрицать — нечестно. Вместо этого он заговорил про то, о чем думал последние несколько дней.

— Я знаю способ, как остановить сплетни — или, по крайней мере, переориентировать их.

— Какой?

— Как только я вновь начну гастролировать, я мог бы брать с собой в некоторые из поездок мою девушку. — Он погладил её большим пальцем по щеке. — Если бы ей этого захотелось, конечно.

Глаза Элизабет загорелись.

— Ей бы очень, очень захотелось.

— Отлично. — Он пригладил её волосы, откинув их с плеч, и легонько поцеловал.

— Конечно, это было бы не просто осуществить, учитывая мое преподавательское расписание.

— Давай не будем сейчас об этом говорить, — прошептал он. Он провел рукой по её щеке и плечу, ощущая кончиками пальцев шелковистую гладкость её кожи. — Детали мы обсудим потом. Я хочу думать о том, что буду видеть, как ты улыбаешься мне среди публики, а затем, после концерта, целовать тебя на заднем сидении лимузина.

— Звучит заманчиво. — Она играла с непокорным завитком, который упорно спадал ему на лоб. — Но знаешь, с другой стороны, очень многих женщин это страшно огорчит.

— О чем ты?

— О твоих поклонницах женского пола. Независимо от того, узнают ли они, что ты начал путешествовать с девушкой или подозреваешься в том, что ты — гей, их сердца все равно будут разбиты.

Он усмехнулся.

— Думаю, им просто придется с этим смириться. Хотя им лучше поостеречься. Моя девушка довольно ревнива.

— Разве? Так это твоя девушка ревнива, а не ты? — Элизабет приподняла брови, и в её глазах сверкнуло весёлое изумление.

Он подтвердил с невинным видом:

— Абсолютно. Она довольно вспыльчива, в то время как я — истинный святой.

Она рассмеялась, и живое, радостное и веселое выражение её глаз заставило его сердце перевернуться в груди. Ti adoro, cara.** Если бы в этот момент она, приподнявшись на цыпочки, не прижалась к нему нетерпеливыми губами в сладком, нежном поцелуе, он, возможно, произнес бы эти слова вслух.

— Ну хорошо, Святой Уильям из Верхнего Ист-Сайда, — поддразнила она, выбираясь из его объятий. — Нам лучше бы вернуть тебя на вечеринку. Как раз сейчас напитки заканчиваются, и будет нужен некто, кто обратит воду в вино.

— Мне никогда не переделать свою работу, — проворчал он, но глаза его горели, а шаг, которым он проследовал за ней из кухни, был легок и упруг.

divider

Наверное, было неизбежно, что Шарлотта, Джейн и Чарльз оказались у входа на кухню, когда Элизабет и следовавший за ней по пятам Уильям вышли за дверь. Элизабет дала себе слово не краснеть, встретив три пары любопытных глаз настолько хладнокровно, насколько могла.

— А, вот и они! — Шарлотта махнула рукой в их сторону. — Наконец-то! А мы уже начинали сомневаться, выйдете ли вы когда-нибудь на свет божий.

Решение Элизабет не краснеть разлетелось в пух и прах от понимающей усмешки подруги. Она подумала, не попытаться ли ей опровергнуть инсинуации Шарлотты, но было крайне сомнительно, что она кого-либо убедит.

— Как ты узнала, где мы были?

— Да ладно, — хихикнула Шарлотта, — мы с Чарльзом прекрасно видели, как Уильям затолкал тебя на кухню, и понятно, что вы не посуду там в темноте мыли.

— Но мы думаем, это просто здорово, что вы преодолели ваши разногласия, — торопливо добавил Чарльз. — Мы за вас беспокоились.

Элизабет метнула сконфуженный взгляд на Уильяма. Как раз к разговору о его личной жизни, которая становится темой для сплетен… Она ожидала увидеть на его лице раздражение или, по крайней мере, смущение, но он, казалось, был абсолютно невозмутим.

— Спасибо, но беспокоиться совершенно не о чем, — заявил он, собственническим жестом обхватывая ошеломленную Элизабет за талию. И это мой одержимый своей приватностью парень, который не любит демонстрировать свои чувства?

— Какое облегчение, — вздохнула Шарлотта. — Судя по виду, с которым вы оба недавно вылетели из зала, мы втроем, да и Роджер впридачу, уже делали ставки на то, сколько мешков для трупов нам вскоре понадобится.

— Ладно, прекрати. Мы знали, что все не так уж и плохо, — Джейн улыбнулась Элизабет. — Как сказал Чарльз, мы просто беспокоились. Я рада, что всё утряслось.

Элизабет оглядела зал. В нем уже никого не оставалось, кроме них пятерых.

— Кстати о Роджере, где он?

— Он только что ушел, — ответила Шарлотта. — Просил передать, что встретится с тобой на выступлении в воскресенье вечером.

— Мне тоже нужно идти, — Чарльз смущенно взглянул на Джейн. — Кэролайн настояла, что будет ждать меня. — По выражению его лица, впрочем, как и по Джейн, трудно было что-либо понять, но их жесты и смущенные оценивающие взгляды, которые они изредка метали друг на друга, были весьма красноречивы.

Уильям отпустил Элизабет и пожал руку Чарльза.

— Ты останешься здесь до конца выходных?

Чарльз покачал головой.

— Отец плохо себя чувствует, и ему необходимо, чтобы я представлял его на приеме, поэтому мне придется вернуться домой.

— Я провожу тебя до машины, — Уильям повернулся к Элизабет. — Я вернусь через минуту.

Когда мужчины направились к выходу, Элизабет услышала, как Уильям сказал:

— Ну останься хотя бы до полудня, и тогда мы сможем позавтракать вместе. Лиззи водила меня в одно замечательное место в Хайт-Эшбери…

Элизабет повернулась к Джейн и взяла её за руку:

— Итак?

— Да, Джейн, проясни подробности, — глаза Шарлотты светились.

— О чем это вы?

Элизабет обменялась нетерпеливым взглядом с Шарлоттой.

— Давай, Джейн, не притворяйся. Что там с Чарльзом? Я видела, как вы беседовали в уголке.

— Он в основном рассказывал мне о своей жизни в Лос-Анджелесе. Он сказал, что не любит свою работу, но она вполне терпима. И его мама, по-видимому, рада, что он живет дома. Да, и что он часто занимается серфингом по выходным. Так что, с учетом всех обстоятельств, думаю, что у него всё складывается хорошо.

— Ерунда, — Элизабет твердо вознамерилась заставить Джейн поверить, что она по-прежнему очень важна для Чарльза. — Он же постоянно смотрел на тебя. И ты прекрасно знаешь, что он приехал сюда только для того, чтобы увидеться с тобой.

— Нет, Лиззи. Большую часть вечера он провел со своими друзьями.

— Потому что около тебя все время был Джордан, — парировала Шарлотта. — Ну, и что ещё он сказал?

— Он подумывает о том, чтобы почаще приезжать на выступления Лиззи и ребят. Они так и не нашли ему походящей замены и хотят, чтобы он иногда играл с ними по выходным.

— Хороший повод, — Элизабет направила Шарлотте глубокомысленный кивок.

Джейн покачала головой.

— Нет, я думаю, он просто скучает по своей музыке.

— И я не допускаю и мысли, что он пригласил тебя забегать, чтобы послушать, как он играет? — спросила Шарлотта, скрестив руки на груди.

— Ну да, но совсем не следует искать в этом особый смысл. Это просто дань вежливости.

— Ну что нам с тобой делать? — вздохнула Элизабет. — Да, тебе придется искать особый смысл во всех подобных поступках, потому что он там есть. Он ищет способ восстановить отношения с тобой, и я думаю, будет очень неплохо, если ты теперь будешь регулярно с ним встречаться.

— Но ведь он все ещё там, и живет по указке своего отца, а я все ещё здесь. Ничего не изменилось.

— Ну, может быть, что-нибудь и изменится, когда он будет приезжать сюда почаще и вспоминать, как счастлив был с тобой, — ответила Шарлотта. — Готова поспорить, что ситуация в Лос-Анджелесе намного мрачнее, чем он старается тебе представить.

— Ну что ж, поживем — увидим, — вздохнув, сказала Джейн. — Но хватит обо мне. — Она повернулась к Элизабет:– У вас с Уильямом все налаживается, не так ли?

— А разве нельзя этого понять, просто взглянув на неё? — хихикнула Шарлотта. — То, что я там вижу, уж не засос ли это часом?

Элизабет в ужасе схватилась за шею. Учитывая внимание, которым Уильям одарил её шею и плечи, это было вполне возможно.

Шарлотта расхохоталась:

— Шутка! Но, посмотри, Джейн, она не была в этом уверена. Итак, очевидно, совсем недавно у вас кипели страсти?

— Без комментариев. — Элизабет взяла кусочек торта, который, к счастью, не имел каких-либо явно выраженных признаков, и рассеянно надкусила его.

— Уильям так сильно тебя любит, — глаза Джейн светились радостью. — Как он смотрит на тебя — так глубоко, с таким значением. Не думаю, что когда-либо видела столь проникновенные глаза.

Элизабет знала этот взгляд — уже не раз она словно растворялась в нем.

— Я знаю, что нравлюсь ему, но он пока ни слова не сказал о любви. Думаю, он ещё этого для себя не решил.

— А как насчет тебя? — проницательный взгляд Шарлотты требовал правды. — Ты решила?

От этого вопроса сердце Элизабет забилось сильнее прежде, чем она сумела осознать причину. Когда пугающее открытие проникло в её сознание, она поняла, почему её сердце знало истину раньше, чем непокорный ум готов был принять её. Сегодняшний вечер дал ответы на многие трудные вопросы об Уильяме, и, находя эти ответы, она окончательно потеряла свое сердце.

Её единственным ответом Шарлотте стал едва заметный кивок. Казалось не случайным, что она стояла сейчас именно здесь, в этой бывшей часовне, чей высокий, величественный свод и освящённая тишина как нельзя лучше соответствовали невероятной важности этого момента.

Да, я люблю Уильяма Дарси. Не Уильяма — музыканта, а Уильяма — человека.

— О, Лиззи, как замечательно, — Джейн обняла её. — Я так счастлива за тебя.

— И я рада за тебя, — заметила Шарлотта нехарактерным для себя мягким и прочувствованным тоном. — И что бы ты ни думала, Джейн права: он обожает тебя. Так что прекрати переживать и просто наслаждайся этим, хорошо?

Поток сумбурных мыслей наполнил голову Элизабет. Я, должно быть, сошла с ума, и, возможно, это кончится тем, что я разобью себе сердце… но это не меняет дела. Я люблю его и не думаю, что перестану любить, даже если попытаюсь.

divider

— Что ж, должна сказать, — с чувством вздохнула Элизабет, — ну и вечерок выдался!

Она настояла на том, чтобы проводить Уильяма до машины, и он согласился только потому, что место его парковки было недалеко от здания, и он мог проследить за тем, как она вернется обратно. Они добрались до Феррари слишком быстро, когда она ещё не была готова распрощаться с ним, и вот уже несколько минут стояли рядом, болтая.

— Да, согласен, — усмехнулся Уильям, — Собственно говоря, скучать не пришлось ни минуты.

— Мне никогда будет не оправдаться за этот торт. Держу пари, когда мне будет 65, люди будут показывать на меня пальцами и говорить: «Посмотрите, это та девица, которая заказала непристойный торт на день рождения своей подруги».

— Хорошо, что мы разобрались со всеми недоразумениями. Я был так оскорблен, когда ты предположила, что Ба нравятся подобные вещи.

Элизабет поморщилась.

— Ох, нет! Неужели я это сказала? Конечно же, я имела в виду голландскую живопись.

Он усмехнулся, гладя её по волосам.

— Теперь-то я это знаю. Но в тот момент это предположение прозвучало просто чудовищно. Не говоря уж о том, когда ты обмолвилась, что это — любимое занятие Шарлотты в последнее время.

Элизабет с приглушенным стоном зарылась лицом в его грудь. Он крепко обхватил её руками, целуя в макушку.

— А можешь себе представить ассоциации, которые возникли у меня по поводу игры «Пришпиль ослику хвостик», которая должна была сопутствовать торту? — добавил он.

Она запрокинула голову и увидела его ленивую усмешку, украсившую щеки ямочками. Несмотря на свое смущение, она почувствовала, как её сердце затрепетало.

— Ну, конечно, сейчас ты улыбаешься, но тогда ты, наверное, подумал, что я… — Она покачала головой. — Я с трудом верю, что ты не бросился отсюда прочь, решив никогда больше не возвращаться.

— И не надейся. — Его губы прижались к её губам, и она позабыла обо всем в блаженной пылкости их поцелуя.

Он поднял голову, одной рукой по-прежнему зарываясь в пышные волны ее кудряшек.

— Я смогу увидеть тебя завтра? Мы с Чарльзом договорились позавтракать вместе, но затем он отправляется домой.

— Но это будет поздний завтрак, не так ли? Тебе нужно выспаться.

— Слушаюсь, мэм, — смеясь, он поцеловал её в лоб.

— Хороший мальчик. С утра у меня урок танцев, а затем я свободна. Почему бы тебе не позвонить мне, когда вы попрощаетесь с Чарльзом?

— Хочешь завтра вечером съездить в открытый кинотеатр? Или лучше подождем до воскресенья?

— Определенно завтра. Вспомни, в воскресенье вечером мы с ребятами выступаем в клубе.

— Ах да, правильно. Тогда договорились, значит, завтра.

Она высвободилась из его объятий.

— Это напомнило мне об одном вопросе, который я хотела тебе задать.

— Задавай.

— Я надеюсь, что ты будешь часто приходить на наши выступления.

— И я тоже.

— Мы довольно часто исполняем «Шаловливую малышку». Выдержишь ли ты, если тебе придется снова увидеть, как я пою её?

— Конечно. — Он шагнул вперед так, что их тела слегка соприкоснулись.– Я напомню себе, что эта обворожительная сексуальная кошечка на сцене принадлежит мне, а все остальные истекающие слюной мужчины могут сколько угодно кусать себе локти. — Он сомневался, что ему удастся так просто преодолеть свою ревность, но сделать попытку он определенно мог.

— Сексуальная кошечка? — Элизабет скептически подняла бровь, вызывающе задрав подбородок.

— Да, — прошептал он, склоняясь над ней совсем близко.

Она проскользнула руками под ворот его рубашки, лаская его шею.

— И ты не боишься быть исцарапанным и искусанным?

Уильям потерся носом об её нос.

— Отдамся судьбе.

— Мяу, — произнесла она, прежде чем он закрыл ей рот поцелуем.

divider

Билл Коллинз плохо спал в эту ночь. У него была тайна, и он лежал без сна далеко за полночь на своей слегка колышущейся водяной кровати, борясь с одеялом и собственной совестью.

На полпути домой он обнаружил, что оставил свою кожаную сумку в зале, где проходила вечеринка. Его первым побуждением было позвонить Элизабет и попросить забрать её, и это дало бы ему повод забежать к ней поздним утром в субботу и, возможно, даже уговорить пообедать с ним в его любимом индийском ресторане. Но в сумке было несколько листов с нотами, которые он собирался дать студенту, приходившему на утренние занятия, поэтому их нужно было забрать.

Он возвратился тем же путем по Буэна Виста авеню и нашел место для парковки недалеко от здания. Жильцы, возвращающиеся домой, пропустили его в дом вместе с ними, и он направился в пустой зал, где и нашел свою сумку, томящуюся в дальнем углу. Посмеиваясь про себя, он размышлял, не оставить ли ему сумку на месте, забрав только ноты. Тогда у меня будет повод забежать сюда завтра днем. Но казалось, что сумка смотрела на него с молчаливым укором. Чувствуя себя виноватым, он наклонился и ободряюще взял сумку за истертые кожаные ручки. Это был его талисман, старый и изношенный, настоящий друг, — подарок его давно умершего отца в честь окончания Биллом Оберлинского колледжа более чем пятнадцать лет назад.

Скрип его башмаков эхом раздавался в пустом зале, заставляя Билла смущенно ускорять шаг. Вскоре он вышел из вестибюля во влажный и сонный ночной воздух. В тот момент, когда он поворачивал к своей машине, его внимание привлекло какое-то движение на другой стороне. Не хотелось бы быть ограбленным или получить непристойное предложение, а и то и другое было вполне вероятной перспективой поздней ночью, да ещё в такой близости от парка Буэна Виста.

Две фигуры стояли рядом с лоснящимся серебристым автомобилем с откидным верхом, купаясь в свете уличной лампы. Высокий мужчина и женщина, которую он тотчас узнал. Элизабет. Он произнес это имя громким шепотом, глядя как двое, обнявшись, сливаются в медленном поцелуе, пылкость которого была очевидна даже на расстоянии. Мужчина, конечно же, был Уильям Дарси. Билл понял это немедленно, еще раньше, чем Уильям поднял голову и прижал губы ко лбу Элизабет, не выпуская её из своих объятий.

Билл, который одинокими долгими ночами много раз представлял, как он вот так же обнимает её, стоял в темноте, терзаемый приступом ревности, в то время как Уильям снова склонился к ней, чтобы ещё раз поцеловать, а затем медленно отпустил. Оба мужчины пристально смотрели вслед Элизабет, пока она возвращалась в дом, остановившись у входа, чтобы улыбнуться и помахать рукой Уильяму перед тем, как исчезнуть внутри.

Вскоре Уильям уехал на своей роскошной спортивной машине, рев которой наверняка перебудил половину жителей спокойного района на вершине холма. Ты же знаешь, что говорят о мужчинах, которые водят помпезные машины. Этим они компенсируют свои недостатки в другой области. Билл усмехнулся со злобным удовлетворением, садясь за руль своего прочного надежного Вольво-универсала.

Ворочаясь на спокойных волнах своей водяной кровати, Билл размышлял, как ему поступить с этой информацией. В его сердце кипел гнев по отношению к Уильяму. Помолвленный с Энн де Бург, подлый флиртующий негодяй мог опозорить как свою невесту, так и Элизабет. Он не заслуживает ни одной из них. Как типично для людей такого сорта думать, что они не обязаны следовать общим правилам приличия. Хотя талант Уильяма вызывал у Билла глубочайшее благоговение, как человек он воплощал в себе многие вещи, которые Билл презирал. Рожденному в таком почти невообразимом богатстве, все преподносилось ему на блюдце из серебра. Или, скорее, из чистого золота. Даже его талант был поразительным даром, гарантирующим ему успех без тяжелых усилий и препятствий, которые приходилось преодолевать большинству музыкантов.

И почему женщины всегда толпятся вокруг подобных высоких претенциозных мужчин? Он должен быть доволен, что получил руку Энн — она просто принцесса. Нет, этого ему мало — теперь он соблазняет мою Элизабет.

Билл заметил их уход с вечеринки и долгое отсутствие, и теперь он знал, как они, вероятно, провели время. Он попытался избавиться от мыслей о том, как этот человек эгоистично использует такого милого невинного ангела ради собственного удовольствия, в любом случае намереваясь бросить её и заключить союз с Энн де Бург после того, как наиграется всласть. А может, он намерен получить их обеих — Энн как жену и Элизабет как любовницу. Но Элизабет никогда не пойдет на это. Она слишком хороша, слишком благородна, чтобы сознательно принимать участие в подобной пошлости.

Он коротко продумал возможность поделиться новостью с Кэтрин де Бург, но не знал, какая реакция последует с её стороны. Она рассматривала женитьбу Уильяма на Энн как решенное дело, требующее только времени для осуществления. Конечно, доктор де Бург будет недовольна, но она, возможно, простит Уильяму его подлое поведение, посчитав это извинительным предсвадебным походом налево, и вместо этого направит весь свой гнев на бедную уязвимую Элизабет. А если это случится, с её карьерой будет покончено. После нескольких телефонных звонков, сделанных доктором де Бург, ни одна консерватория, ни один музыкальный факультет никогда не возьмут Элизабет на работу.

Хотя его угнетала мысль о необходимости скрывать эту информацию от доктора де Бург, сердце требовало этого. Я должен защитить Элизабет. Я притворюсь, что считаю, что она и Уильям не больше, чем просто знакомые, но я должен сделать так, чтобы Элизабет узнала о помолвке Уильяма и Энн. Он сообщил ей об этом неделю назад в Розингсе, но, возможно, она не поняла или наивно верит, что сможет отбить Уильяма у Энн.

Конечно, Уильям выберет Энн — это был бы почти королевский альянс — союз двух музыкальных династий и выдающихся семей. Элизабет — чудесная девушка, но она не может соперничать с Энн. И её сердце будет разбито. Но я предостерегу её, и возможно, уберегу от последствий. И, благодарная, она увидит меня в новом свете.

Билл Коллинз спал в эту ночь сном праведника, гарцуя в своих снах на белом коне в сияющих доспехах, атакуя и побеждая черного рыцаря, который осмелился запятнать честь прекрасной девы. Под ликование толпы и одобрительный кивок королевы Билл радостно принимал руку девы как заслуженную награду.

------
* Район Тенделойн традиционно считается наихудшим и самым опасным в Сан-Франциско (именно здесь можно найти проституток, наркоторговцев и стрипклубы) — прим.автора.

** Я обожаю тебя, дорогая (итал.)

 

Рояль