Нежданная песня

Глава 5

 

Начиная с этой главы, я собираюсь иногда включать в ткань повествования ссылки на музыкальные «номера» в исполнении двух наших главных героев. Было бы сложно рассказать историю любви двух музыкантов без их музыки, поскольку она играет очень важную роль в их эмоциональном общении. И это особенно существенно в том случае, если один из этих музыкантов так плохо облекает свои мысли и чувства в слова, как бедный Уильям — по крайней мере, тогда, когда дело касается Элизабет.

Я не смогу сохранять эти ссылки постоянно, но постараюсь оставить их действующими так долго, как только смогу.

В связи с этим у меня есть к вам одна большая просьба. Если вы попытаетесь сохранить эти музыкальные файлы на вашем жестком диске, вам может показаться, что вы их сохранили. Но, поскольку я использую режим потокового аудио, большинству из вас не удастся загрузить на свой компьютер сами музыкальные файлы. Вместо этого вы сохраните только маленькие файлы - линки, которые содержат ссылки на музыку на моем сайте. Это также относится и к пользователям плеера ITunes — музыкальное произведение появится в вашем плей-листе, но это будет не что иное, как ссылка на музыку на моем сайте.

И поэтому каждый раз, когда вы будете проигрывать музыку, вы будете обращаться к моему сайту. Вы вполне можете прослушать каждую вещь один или два раза. Но если люди прослушивают музыку слишком часто, мне приходится платить дополнительные деньги за функционирование сайта, и это может даже привести к временному его отключению. Я надеюсь, что вы войдете в мое положение и поможете мне избежать этих проблем.

И еще одно замечание: я стараюсь везде, где возможно, использовать реальные описания и детали тех мест, где происходит действие этой истории; в то же время, я надеюсь, никто не станет возражать, если иногда я буду немного приукрашивать реальность. Все, кому знаком отель Ритц-Карлтон в Сан-Франциско, смогут увидеть, что я сделала это в данной главе, но, я надеюсь, вы согласитесь со мной, что это того стоило.

divider

Ужин, наконец, закончился, и Уильяму показалось, что его выпустили на волю из долгого тюремного заточения. Он вскочил на ноги с такой поспешностью, что Кэролайн вздрогнула.

— Куда ты собрался? — позвала она, быстро вставая следом за ним. — Эта ужасная женщина Беннет столько трещала за ужином, что нам так и не удалось как следует пообщаться вдвоем. Может, пойдем, прогуляемся во дворике и наконец спокойно побеседуем? — Она собственническим жестом положила руку ему на локоть и ослепительно сверкнула своей самой завлекательной улыбкой.

Уильям покосился на застекленные двери, выходившие в буйно цветущий внутренний дворик при отеле. Его тенистые тропинки выглядели идеальной декорацией для уединенных романтических свиданий, что, без сомнения, и побудило ее сделать это предложение.

— Мне очень жаль, но я должен буду вскоре играть для гостей. Нужно проверить, в каком состоянии инструмент. Извини.

Убрав ее руку со своей, он поспешно отошел подальше. От ближайшего стола донеслись громкие взвизгивания. Он быстро обнаружил их источник — Лидия и Китти заходились в приступах истерического хохота. Шарлотта Лукас поднялась из-за стола в сопровождении высокого молодого человека, который сидел с ней рядом. Она улыбнулась Уильяму и ловко направила своего кавалера в его сторону.

— Привет, Уильям. Как прошел ужин за вашим столом?

— Поспокойнее, чем за вашим, — ответил он, — хотя и ненамного.

Она хихикнула.

— Миссис Беннет обожает поговорить. Но у нее самые лучшие намерения. Она всегда была очень добра ко мне. Уильям, вы уже знакомы с Роджером Стоунфилдом? Он барабанщик в джаз-группе Чарльза.

Он пожал руку Роджеру, который сказал:

— Я так понимаю, что вы не брезгуете и низменным джазом?

— Это всего лишь хобби, но я играю джаз с большим удовольствием, — ответил Уильям. — Может быть, Чарльз вам рассказывал, что, когда мы учились в Джуллиарде, у нас был джазовый ансамбль и мы выступали в клубах.

— Да, он очень много рассказывал о тех временах. А может быть, завтра, на свадебном приеме, вы могли бы заменить ненадолго Билла Коллинза и поиграть с нами? Вы ведь уже встречались с Биллом, не так ли? Он наш клавишник.

— О, отличная идея! — сказала Шарлотта. — Ручаюсь, что гости будут в полном восторге.

— А как Коллинз — вы полагаете, он не будет против? — спросил Уильям, хотя не был до конца уверен, так ли уж его волнует, что подумает Коллинз.

— Я не думаю, — ответил Роджер с сухой усмешкой. — Насколько я имел возможность наблюдать сегодня вечером, он с удовольствием проведет побольше времени с сестрой Джейн — с этой хорошенькой темноволосой девушкой. Я забыл, как ее имя.

— Элизабет, — мрачно ответил Уильям. Внезапно идея замещать Билла Коллинза потеряла для него большую долю привлекательности.

— Да, похоже, что ему действительно понравилась Элизабет, не правда ли? — согласилась Шарлотта.

Уильям видел, что она наблюдала за ним, пока произносила эти слова. Он сделал все возможное, чтобы выглядеть равнодушным и незаинтересованным, но все-таки не удержался, чтобы не заметить небрежным тоном:

— Я видел, как они недавно вместе вышли. Интересно, куда они направились.

Шарлотта, похоже, отчего-то нашла его вопрос забавным, хотя Уильям не видел абсолютно ничего смешного в этой ситуации. Ее глаза лукаво блеснули, и она сказала:

— Не знаю, но уверена, что они скоро вернутся. Ну что ж, прошу нас извинить. Мы с Роджером собираемся прогуляться по саду и подышать вечерним воздухом.

Уильям проводил их взглядом. Музыкальный ансамбль, который Бингли наняли для развлечения гостей после ужина, готовился к выступлению в центре зала. Он рассеянно наблюдал за их приготовлениями, когда его внимание неожиданно привлек голос Чарльза прямо у него за спиной.

— Уилл? Мне нужно с тобой поговорить.

Уильям обернулся и взглянул в лицо другу, обеспокоенный его серьезным тоном.

— Что случилось?

— Те вещи, что ты сказал за ужином про карьеру Элизабет. Ты ведь не говорил и ей то же самое, правда?

— Говорил. А что?

Чарльз нахмурился.

— Уилл, иногда ты меня просто поражаешь. Я знаю, что ты считаешь классическую музыку единственным достойным занятием для серьезного музыканта, но ты ведь не сказал ей, что она напрасно растрачивает свой талант, я надеюсь?

— Я не использовал именно таких выражений. Но она могла бы добиться гораздо большего со своими данными, и я хотел, чтобы она знала, что я это понимаю. Я очень высокого мнения о ее способностях.

— Но, очевидно, не о ее выборе — поскольку ты считаешь, что лучше знаешь, какую именно карьеру ей следовало бы избрать.

— Я уверен, что она так не подумала. Кроме того, она должна согласиться со мной, что выбор Бродвея в качестве карьеры был для нее ошибкой — в конце концов, она ведь бросает его, чтобы стать преподавательницей.

— Предположим, что кто-нибудь сказал бы тебе, что ты поступил как дурак, избрав карьеру классического музыканта. Разве ты бы не обиделся?

— Нет, потому что сказать такое было бы очевидной глупостью. Я ведь добился успеха. А Элизабет — нет.

— На что ты и не преминул указать ее матери. — Чарльз покачал головой, все еще хмурясь. — Ты и в самом деле не видишь ничего обидного в том, что ты сказал, не так ли?

— Нет, не вижу, — ответил Уильям, хотя сомнение уже начало потихоньку закрадываться в его душу.

— Ну ладно, я только надеюсь, что, что бы ты ни сказал Элизабет, это ее не обидело. — Чарльз взглянул за банкетный стол, где Джейн и его отец все еще сидели рядом. Джейн умоляюще взглянула на Чарльза. — Я лучше пойду посмотрю, что там происходит. Поговорим позже.

Чарльз поспешил обратно к столу. Уильям покачал головой, спрашивая себя, как долго еще Чарльз надеется скрывать свой обман. Если мистер Бингли узнает, что Джейн так и не подписала — да и вообще в глаза не видела — брачный договор, или если Джейн узнает об уверенности мистера Бингли в том, что они с Чарльзом в ближайшем будущем переедут в Лос-Анджелес, вечер может принять самый скверный оборот.

Кэролайн стояла в другом конце зала, разговаривая с Луизой, но когда Уильям взглянул в ее сторону, то увидел, что она внимательно за ним наблюдает. Если он продолжит стоять в одиночестве, то она, без сомнения, вскоре материализуется рядом с ним и властно возьмет его под руку, как кошка, подкрадывающаяся, чтобы вонзить когти в свой игрушечный мячик. Срочно необходимо было поэтому изобразить какой-то род деятельности. Он собирался опробовать рояль, но артисты ансамбля как раз столпились в том углу, и он предпочитал дождаться, когда там будет меньше суеты и шума.

Так, ну и как же мне выглядеть занятым, не будучи при этом занятым? И где Элизабет? Она и Билл Коллинз ушли куда-то уже довольно давно и до сих пор не возвращались. И больше того, они очень мило общались друг с дружкой за ужином. И Элизабет поцеловала Коллинза! Это был всего лишь поцелуй в щечку, но воспоминание о нем до сих пор жгло Уильяма огнем. Не то чтобы я ревновал. Зачем мне ревновать к какому-то нелепому напыщенному зануде-аккомпаниатору, да еще и лысеющему к тому же? И вообще, если у нее настолько плохой вкус во всем, что касается мужчин, то она вполне заслуживает подобного общества.

Оценивающие взгляды Кэролайн в его направлении учащались с тревожной быстротой. Пора было либо что-то предпринимать, либо страдать от последствий своего бездействия. Он вышел в соседний просторный холл и устроился в большом кресле, в котором сидел до ужина, тихо молясь про себя, чтобы Кэролайн не последовала за ним.

Он обдумывал, что бы сыграть для гостей. Что-нибудь коротенькое и известное, с расчетом на вкус публики вроде миссис Беннет и Лидии. Скорей всего, они все равно не высидят спокойно ничего длиннее вальса «Минутка». Затем он подумал еще об одном человеке, который будет среди его аудитории. Это была возможность сыграть для нее, продемонстрировать ей свою виртуозность и артистизм. Может быть, его выступление произведет на нее впечатление и ей захочется после с ним поговорить.

Почему она не захотела поговорить со мной сегодня вечером? А что, если Чарльз прав и я ее обидел? На самом деле, я так не думаю — мы, по-моему, так хорошо побеседовали в машине. Может быть, она просто была занята, общаясь с другими людьми. Она ведь говорила, что они с Шарлоттой давно не общались, и им нужно было многое обсудить. И она ведь знает, что завтра во время венчания и на приеме у нее еще будет время со мной пообщаться.

К тому же Элизабет необходимо было быть любезной с Биллом Коллинзом — он ведь работал в консерватории, где и она надеялась получить работу. Если бы она только знала, кто на самом деле может помочь ей произвести хорошее впечатление на Кэтрин де Бург. Может быть, завтра у меня появится шанс сказать ей об этом.

А потом еще эта история с тем, что Элизабет — моя давняя поклонница. В то время, как некоторые фанатки вели себя довольно агрессивно и разговорчиво, вроде той женщины в аэропорту JFK этим утром, многие другие при встрече с ним казались напуганными и впадали в нервное молчание. Он удивился, как же он раньше об этом не подумал. Возможно, она бы и хотела с ним поговорить, но терялась и стеснялась в его присутствии из-за восхищения его талантом. Вообще-то, она не выглядела стеснительной, но он уже давно понял, что сотворение кумиров иногда заставляет вполне нормальных людей вести себя несколько странно.

Уильям откинулся назад в кресле и закрыл глаза, твердо решив перестать принимать поведение Элизабет близко к сердцу, не имея на то никаких причин. Он уже почти задремал, когда услышал голоса, доносившиеся с другого конца холла.

— Только представь, сколько денег Бингли потратили на этот ужин. Моя милочка Джейн так замечательно устроилась, правда?

— Да уж, Фрэнси, это точно. Ну, она всегда была умненькой девочкой.

Уильям бросил взгляд через холл и увидел, что это были миссис Беннет и ее сестра, миссис Филлипс.

— Я была просто в восторге, когда узнала, что она встречается с таким богачом, — хвастливо кудахтала миссис Беннет. — И я ей говорила — мол, держись его, что бы ни случилось. На неприятные привычки всегда легче закрыть глаза, если у тебя есть куча денег, чтобы отвлечься. Я так надеюсь, что ей повезет куда больше, чем мне. Я тебе не говорила, что один из моих прежних поклонников стал сейчас миллионером?

— Нет! Правда? Это который?

— Помнишь Майка Вудса? Они с сыном открыли собственный бизнес, что-то там связанное с интернетом — не знаю, что именно, но кто их там разберет, чего они делают — и они продали этот бизнес за миллионы. Миллионы! Представляешь себе? А я все пыталась и пыталась заставить Эндрю открыть какую-нибудь собственную интернет-компанию — но разве же он меня слушает? Нет! А ведь мы сейчас тоже могли бы быть богатыми! — запричитала она.

— Ну, многие интернет-компании прогорают, Фрэнси. Тут нет никаких гарантий.

— Ай, сейчас это все равно уже неважно, потому Джейн станет богатой, и я знаю, что она нам всегда поможет. И у Чарльза уж наверняка найдется много богатых друзей, с которыми и ее сестры смогут познакомиться.

— Как Уильям Дарси, например, — сказала миссис Филлипс.

Уильям поерзал в кресле и тихонько вздохнул.

— Да, как Уильям Дарси, — согласилась миссис Беннет. — Из того, что ты рассказывала перед ужином, я так поняла, что его особняк в Нью-Йорке — это что-то невероятное. И эта его вилла где-то там — я забыла, как ты сказала, она называется?

— Пемберли. Говорят, это чудный старинный дом, бывшая плантация. И там еще при нем огромный парк, по слухам — нечто совершенно изумительное.

— Да, вот он был бы неплохой добычей для одной из моих девочек. И он вроде как заинтересовался карьерой Лиззи, так что, может быть… Но вообще-то, я не знаю. Он кажется таким заносчивым — и, кроме того, у меня сложилось впечатление, что что-то происходит между ним и сестрой Чарльза, Кэролайн. Она все время так на него смотрит и шепчется с ним. А еще, ты представляешь, я заметила, как за столом она положила руку ему на колено! Причем дважды!

Миссис Филлипс захихикала.

— Правда? Ну что ж, я ее прекрасно понимаю — он такой красавчик. Но и Чарльз тоже. Джейн — везучая девочка.

— Нет, она — умная девочка. Я ее правильно воспитала. Видела бы ты, какой дом он ей купил! Он заплатил за него почти три миллиона долларов, наличными.

— Три миллиона? Наличными? Бог ты мой!

— Мне нужно пойти попудрить нос, пока музыка не началась. Пошли со мной в дамскую комнату.

 Женщины покинули холл, их голоса затихли в отдалении, и Уильям поднялся с кресла, рассерженный и расстроенный одновременно. Он ненавидел сплетни о себе и о своей семье. Но еще хуже было то, с какой алчностью миссис Беннет говорила о деньгах Чарльза. Ее фраза о Джейн эхом звучала в его голове: «Она умная девочка. Я ее правильно воспитала». Его самые худшие опасения подтвердились.

В холле зазвучали новые голоса. Он обернулся и увидел Элизабет и Билла Коллинза, которые шли в его направлении. У Билла в руках был нотный сборник, а Элизабет вся сияла, и ее глаза светились от радостного возбуждения.

— Привет, Уильям, — сказала она. — Готовы развлекать массы?

Он был приятно удивлен тем, с какой теплотой она его приветствовала. Безусловно, Чарльз ошибся. Мои слова в машине не могли ее обидеть. Должно быть, она просто постепенно преодолевает стеснение в общении со мной. Вот и хорошо. Он улыбнулся ей, игнорируя Билла Коллинза.

— Я с нетерпением жду вашего выступления. Что вы собираетесь петь?

Ее губы лукаво изогнулись.

— О, просто одну вещицу Гершвина. Но я выбрала ее с мыслью о вас.

Уильям улыбнулся ей, в восторге от услышанного.

— Я польщен.

В глазах Элизабет плясали веселые огоньки.

— Да. Ну что ж, давайте вернемся к гостям?

Он вошел вслед за Элизабет и Биллом в Террасный зал и встал рядом с Элизабет, надеясь продолжить разговор. Но его надежды рухнули, когда он увидел, как Билл тихонько прошептал ей что-то на ухо, метнув косой взгляд в направлении Уильяма. Элизабет наклонилась к Биллу, повернувшись к Уильяму спиной, и начала о чем-то говорить с ним тихим голосом.

Музыкальная группа закончила свои приготовления, и Уильям подошел к роялю. Ранее он заметил, что это был «Стейнвей», и его это порадовало, поскольку он был преданным и очень уважаемым клиентом этой знаменитой фирмы. Он уже был заранее ангажирован принять участие в серии концертов в Карнеги-холле, посвященных 150-летнему юбилею «Стейнвея», хотя до этого события было целых два года.

Его пальцы благоговейно коснулись клавиш, словно лаская их, и в ответ инструмент откликнулся негромким пассажем. Он сыграл еще пару быстрых гамм и взял несколько аккордов. Рояль был прекрасно настроен и отличался хорошо сбалансированным звуком, теплым и ярким одновременно.

К нему подошел Чарльз, широко улыбаясь.

— Ну, ты уже готов играть?

— Я просто хотел удостовериться, что инструмент в хорошем состоянии. Пожалуйста, пусть Элизабет выступит первой.

Уильям сел за ближайший к роялю столик, развернув стул так, чтобы оказаться лицом к импровизированной сцене. Он проследил глазами за Чарльзом, который подошел к Элизабет и Биллу и коротко переговорил с ними. Элизабет взглянула в сторону Уильяма, и затем они с Биллом направились к роялю.

Билл, преисполненный чувством собственной значимости, уселся за инструмент и открыл ноты. Элизабет встала прямо за ним и склонилась у него над плечом, пока они вместе, смеясь и переговариваясь, просматривали партитуру. На какое-то мгновение она даже оперлась рукой о его плечо, указывая другой рукой на какое-то место в середине нотной страницы, и Уильям вдруг почувствовал укол — зависти? Нет, это невозможно.

Никогда раньше у него не возникало ни малейшего интереса к тому, чтобы аккомпанировать чьему-либо пению. Он был солирующим музыкантом и гордился этим статусом. Это ему аккомпанировали оркестры; он же не аккомпанировал никому. Но пока он наблюдал за Биллом и Элизабет, склонившимися друг к другу, и прислушивался к их смеху и тихому разговору, он вдруг представил, как встает и подходит к роялю. Вот он уже смахнул Билла со скамьи прямо на пол, уселся вместо него за рояль и сыграл вступление к какой-нибудь медленной и страстной любовной песне. Может быть, что-нибудь вроде «Очарованный, взволнованный, смущенный»1.

В его воображении Элизабет стояла позади него, обвив руками за шею, и нежно теребила губами мочку его уха. А когда она начала петь слова любви и желания своим чарующе красивым голосом, ее руки ласково и осторожно сняли с него пиджак и развязали галстук. Затем она медленными, обольстительными движениями расстегнула его рубашку, пуговку за пуговкой, все еще продолжая петь. Но когда ее нежные ручки скользнули ему под рубашку и начали свое пьянящее, сводящее с ума путешествие по его обнаженной шее и груди, он бросил последние попытки изобразить, что что-то играет, развернулся на сиденье и привлек Элизабет к себе на колени, поймав ее губы своими для жгучего поцелуя. Она ахнула от его смелости, но ответила на поцелуй с равной страстью, зарывшись руками в его волосы и прижавшись к нему всем своим гибким, мягким телом и…

Только не это снова! Ну почему я себя все время так мучаю? Уильям не мог припомнить, чтобы его либидо когда-нибудь так неистовствовало, полностью выйдя из-под контроля — даже в подростковом возрасте он не испытывал ничего подобного. Он прикусил губу и неловко поерзал на стуле, скрестив руки на колене и пытаясь вновь обрести контроль над собой. Он поморщился, почувствовав тупую, ноющую боль в паху — уже не в первый раз за этот день.

В этот момент его глаза встретились с глазами Элизабет, и он тут же отвел взгляд в крайнем смущении. Он был уверен, что она каким-то образом сможет догадаться о его физическом состоянии, и сама мысль об этом была унизительной. У него не было ни малейшего понятия, почему именно она, изо всех женщин, довела его до уровня чуть ли не постоянной тестостероновой перегрузки. Он знал многих женщин, которые были по меньшей мере так же привлекательны, как Элизабет, женщин, которые относились к нему с гораздо большим интересом и уважением, женщин безупречно элегантных и утонченных. Так почему же только этой, одной-единственной, темноволосой и зеленоглазой девушке удалось до такой степени скрутить его и завязать тугим узлом?

Его размышления были внезапно прерваны, когда чья-то рука опустилась ему на плечо. Вздрогнув, он обернулся и увидел Кэролайн, стоявшую за его стулом.

— Где ты был? Я искала тебя, — кокетливо надулась она.

— Я выходил в холл на какое-то время.

— Ну что ж, я рада, что теперь ты здесь, — она уселась на соседний стул, придвинув его поближе, и проследила за его взглядом, обращенным к роялю. — О, смотрите-ка, это же дочка Беннетов, которая с «прекрасными глазами». Что она собирается делать?

Он проигнорировал ее сарказм.

— Она собирается петь для нас. Разве ты не помнишь? Чарльз говорил за ужином, что попросит ее.

— Я-то надеялась, что он пошутил. — Она скрестила руки на груди и раздраженно фыркнула: — Как раз то, что мне нужно — концерт. Я надеялась, что сейчас заиграет ансамбль и мы с тобой будем танцевать всю ночь напролет.

— Я тоже собираюсь выступить.

— Ну конечно же, разумеется, дорогой, но это же совсем другое дело. Ты всемирно известный музыкант, а не какая-то там жалкая старлетка, пытающаяся подражать Барбаре Стрейзанд.

Его глаза сузились.

— Элизабет очень талантлива.

— Но ты же сам сказал за ужином, — повысив голос, отчетливо произнесла Кэролайн, — что она полностью провалилась на Бродвее.

Лицо Уильяма вспыхнуло, и он быстро взглянул в сторону Элизабет, вздохнув с облегчением, когда стало ясно, что она не услышала слов Кэролайн.

— Я этого не говорил. К тому же талант еще не гарантирует успеха. Как я уже упоминал, для этого нужно еще и элементарное везение.

Чарльз вышел на середину зала и громко сказал:

— Могу я попросить минутку внимания?

Гости постепенно затихли. Некоторые присели за столы, остальные остались стоять, небольшими группами рассредоточившись по залу. У выхода послышалась какая-то возня; Уильям повернул голову и увидел Китти и Лидию, которые, хихикая, устремились прочь из зала; у каждой в обеих руках было по полному бокалу.

— Мы с Джейн хотели бы поблагодарить вас всех, что вы проводите с нами этот уикенд, — сказал Чарльз. — Мы надеемся, что вам понравился ужин и что вы получите удовольствие от танцев, которые начнутся чуть позже. Но сперва — нам очень повезло, что среди нас находятся очень одаренные музыканты, и двое из них согласились сегодня вечером выступить для нас. Для начала разрешите представить мою прелестную без-пяти-минут-золовку, Лиззи Беннет.

Элизабет встретила разрозненные аплодисменты с улыбкой.

— Я надеюсь, что Джейн и Чарльз меня извинят, если я не буду сегодня петь умильную и сентиментальную любовную песню. На самом деле, я хотела бы спеть нечто совершенно иного плана — отдать дань, если можно так выразиться. Как вы знаете, сегодня среди нас находится настоящая знаменитость, всемирно известный пианист, мистер Уильям Дарси.

Он улыбнулся, польщенный ее вниманием, хотя такого рода упоминания давно уже стали для него привычными.

— Он был сегодня так добр, что высказал свое мнение и дал несколько советов по поводу моей карьеры. И, конечно, когда фигура такого масштаба дает вам совет, к нему необходимо прислушаться.

Что-то в ее интонациях застало его врасплох. Ее глаза обратились к нему, и его сердце упало, когда он увидел в них обиду и гнев.

— Итак, я хотела бы посвятить эту песню вам, Уильям, чтобы показать, что я со всей серьезностью отнеслась к вашим словам. — Отвернувшись от него, она заговорщически подмигнула остальной аудитории.

По ее кивку Билл Коллинз ударил по клавишам. Она встала в высокомерную, напыщенную позу, и в преувеличенно аффектированном оперном стиле начала петь:

Прослушать песню.

Away with the music of Broadway
Be off with your Irving Berlin
Oh, I’d give no quarter to Kern or Cole Porter,
And Gershwin keeps pounding on tin.

How can I be civil
When hearing this drivel?
It’s only for night-clubbing souses.
Oh give me the free ’n easy
Waltz that is Viennes-y
And go tell the band
If they want a hand
The waltz must be Strauss’s

Ya ya ya
Give me oom pah pah…

When I want a melody
Lilting through the house
Then I want a melody
By Strauss
It laughs, it sings
The world is in rhyme
Swinging to three-quarter time

Let the Danube flow along
And The Fledermaus!
Keep the wine and give me song
By Strauss
By Jove, By Jing!
By Strauss is the thing
So I say to ha cha cha
Heraus!
Just give me an oom pah pah
By Strauss!

[ Долой музыку Бродвея,
Подите прочь в вашим Ирвингом Берлиным!
Да я и ломаного гроша не дам за Керна или Коула Портера,
А Гершвин—просто дребезжание жестянок.

Как я могу оставаться вежливой,
Когда слышу весь этот бред?
Эта какофония годится только для пропойц в ночных барах.
О, дайте мне легкий и свободный
Вальс, и непременно Венский,
И скажите оркестру:
Если они хотят получить на чай,

То это должен быть вальс Штрауса!
Дайте мне ум-па-па…

Когда я хочу, чтобы в доме лилась мелодия,
То я хочу мелодию Штрауса,
Она смеется и поет,
И весь мир кружится в ритме три четверти.

Пусть текут воды Дуная
И порхает «Летучая мышь»!
Дайте мне вина и мелодию Штрауса!
Во имя Юпитера! Ведь Штраус—это вещь!
Итак, я говорю этому ха-ча-ча—прочь!
Дайте мне лишь ум-па-па Штрауса! ]2

Во время пения Элизабет продолжала пародировать претенциозную оперную диву. Она оказалась не только прекрасной певицей, но и талантливой комической актрисой и устроила из песни настоящее шоу, которое заставило гостей улыбаться и хихикать на протяжении всего представления — за исключением двух человек.

Губы Кэролайн постепенно изогнулись в злобную гримасу. Она наклонилась к Уильяму и зашипела:

— Что эта маленькая никчемная выскочка позволяет себе, изображая тут невесть что и издеваясь над классической музыкой у тебя на глазах? У нее нет совершенно никакого понятия о культуре. И что это она имела в виду, говоря о твоем совете по поводу ее карьеры?

Уильям не слышал ее слов. Он уставился в паркетный пол у себя под ногами, не в силах встретиться взглядом с холодными, насмешливыми глазами Элизабет. Очевидно, что Чарльз оказался прав, и она разозлилась на него. Это уже было плохо, но к тому же она еще и издевалась над ним на публике. Остальные, должно быть, тоже это поняли, и большинство смешков в зале было в его адрес.

Когда песня закончилась, он, наконец, сумел поднять голову. Элизабет раскланивалась под аплодисменты. Пробежав по толпе, ее взгляд остановился на Уильяме, и ее самодовольная улыбка медленно поблекла, по мере того, как она вглядывалась в выражение его лица. Затем она быстро покинула пространство, служившее сценой, избегая смотреть в его заполненные болью глаза. Уильям видел, как она прошла через зал и присоединилась к группе, где стояла Шарлотта и несколько музыкантов из ансамбля «Золотые Ворота». Билл Коллинз торопливо семенил вслед за ней, напоминая утенка, спешащего за матерью. В группе раздался взрыв хохота. Смеются надо мной, я уверен.

Чарльз снова вышел на середину зала. Он бросил веселый, хотя и несколько сочувственный взгляд на Уильяма и сказал:

— Спасибо, Лиззи! И также большое спасибо Биллу Коллинзу, который ей аккомпанировал. А сейчас я с большим удовольствием представляю моего хорошего друга, пианиста-виртуоза Уильяма Дарси.

Он прошел к роялю под оживленные аплодисменты публики, чувствуя себя абсолютно выбитым из колеи, как эмоционально, так и физически. Но он знал, что, как только займет место за роялем, его инстинкт и опыт возьмут верх. Он склонил голову в коротком формальном поклоне перед приветствующей его аудиторией, заметив, что Элизабет по-прежнему стояла в группе музыкантов из джазового ансамбля, повернувшись к нему спиной. Очевидно, она была настолько сердита на него, что даже не хотела слушать игру.

В тот миг, когда его пальцы коснулись клавиш, окружение словно растаяло, перестало существовать. Рояль всегда был его убежищем от боли и тревог, а также главным средством для того, чтобы говорить от самого сердца. Сегодняшним вечером он так много хотел бы сказать — даже если никто и не был заинтересован в том, чтобы понять и услышать его.

Он выбрал для своего выступления балладу Шопена. Ее сумрачные, безрадостные тона как нельзя лучше соответствовали его настроению; к тому же в последней части его поджидали невероятно сложные быстрые пассажи, бросающие серьезный вызов исполнительской технике. Пьеса начиналась со спокойной, скорбной мелодии, которая постепенно дорастала до крещендо. Вторая мелодия, более светлая, — но для Уильяма все же исполненная глубокой тоски и жажды понимания — начинала перекликаться с первой темой, говорившей об одиночестве и сожалении. В музыке чередовались приливы и отливы — от нежных, задумчивых трелей до аккордов, исполненных глубокой, неистовой страсти — по мере того, как его длинные, чуткие пальцы летали по клавишам.

Прослушать пьесу.3

divider

Как только Уильям начал играть, Элизабет покинула группу гостей, в которой стояла. Она отошла в сторону и встала сбоку и чуть спереди от инструмента, не отрывая глаз от лица игравшего. Она вернулась мыслями к тому моменту, когда первый раз увидела его за роялем, десять лет тому назад, когда ей было шестнадцать и когда она впервые попала под обаяние его таланта.

Его слияние с инструментом было таким же впечатляющим, как ей помнилось. Возможно, теперь оно стало даже еще более полным, чем прежде. Он изливал свои чувства с невероятной страстностью, словно она наблюдала за ним в какой-то очень интимный, глубоко личный момент. Всю его отстраненность и сдержанность в течение дня смыло без следа какой-то мощной волной, он, казалось, обнажил самые сокровенные струны своей души для всеобщего обозрения. В его глазах полыхали такие глубокие, сильные эмоции, что ей стало вдруг трудно дышать, пока она смотрела на него, как завороженная.

Она была удивлена, увидев боль в его глазах после того, как она кончила петь свою песню. За те годы, что она была его поклонницей, она привыкла думать о нем, как о неуязвимом, почти богоподобном существе, настолько отличающемся от обычных людей, что простые человеческие чувства не могли его касаться — он стоял настолько выше нее, на таком недосягаемом пьедестале, что ничего из того, что она могла сказать или сделать, никоим образом не могло его задеть. Но теперь она поняла свою ошибку — теперь, когда его музыка обволакивала ее, кружила вокруг нее, крича от боли и отчаянья, звеня от желания и надежды. Это тот самый человек, чья музыка заставляет меня каждый раз переживать столько эмоций. Как я могла вообразить, что он может делать это, не испытывая их сам?

Финальный аккорд, мрачный и печальный, эхом прокатился по залу — боль, звучавшая в музыке, так и не нашла выхода. Уильям еще пару мгновений сидел неподвижно, а затем медленно, почти нехотя, отнял руки от клавиатуры и поднялся на ноги. Застыв еще на миг в ошеломленном молчании, Элизабет вытерла слезы и присоединилась к бурным аплодисментам присутствовавших. Их глаза встретились, и она уже приготовилась было к тревожащему эффекту от этого долгого, пристального и интимного погружения в самые сокровенные глубины ее души; однако на сей раз его взгляд скользнул по ней лишь мимоходом, и выражение его темных глаз было безличным и отстраненным.

Видимо, он действительно сильно разозлился из-за песни, я так полагаю. А, мне все равно. Он заслужил это после того, что сказал мне. Но тут она закусила губу, вспомнив о своем саркастическом «посвящении». Этими словами она выставила его на посмешище перед другими гостями. Для человека настолько гордого публичное унижение подобного рода проглотить было, должно быть, очень трудно. Да уж, Лиззи, ты просто молодец. Берешь выдающийся музыкальный гений и точишь об него когти на виду у всех. Ты должна перед ним извиниться хотя бы только за это. Во всяком случае, его замечания в твой адрес прозвучали не на публике.

Она почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо, и, обернувшись, увидела, что сзади к ней подошла Джейн.

— Лиззи, можно поговорить с тобой минутку? — Глаза у Джейн были серьезными.

Элизабет кивнула, и сестры отошли в сторону.

— Что заставило тебя так обойтись с Уильямом? — спросила Джейн.

— Я знаю. Я не должна была. Все, что я собиралась сделать, это спеть песню — просто спеть, ничего не поясняя. Но, похоже, когда я вышла туда, меня немного занесло.

— Да, занесло. Лиззи, это моя свадьба, сегодня и завтра. И у меня хватает забот и волнений относительно того, как все друг с другом поладят. И мне совсем не помогает то, что ты публично насмехаешься над шафером. Я знаю, что он разозлил тебя, но это не может служить оправданием тому, что ты сейчас сделала.

Элизабет вздохнула и опустила голову.

— Я знаю. Правда, я понимаю.

— Знаешь, тебе стоит извиниться перед ним.

Элизабет встретилась глазами с непреклонным взглядом Джейн.

— Я извинюсь. Я уже решила сделать это, еще до того, как ты подошла. И я прошу прощения, если тебе или Чарльзу стало из-за меня неловко.

— Вообще-то, Чарльз считает, что Уильям это заслужил — и что ты выступила очень смешно. А все остальные гости, насколько я понимаю, просто получали удовольствие от песни; они ведь не знают, что именно Уильям сказал тебе, поэтому большинство, скорей всего, и не поняли ситуации. Меня, если честно, больше всего беспокоит сам Уильям.

— Я пойду и прямо сейчас с ним поговорю.

— Спасибо. — Джейн обняла Элизабет, а затем внезапно поспешила к матери, которая что-то быстро и громким голосом говорила миссис Бингли.

Сделав глубокий вдох, Элизабет решительно шагнула по направлению к Уильяму, но ее продвижение было неожиданно прервано чьей-то рукой, которая взяла ее под локоть.

— Элизабет? — Это был Билл Коллинз.

— Да, Билл? — Она повернулась к нему, с трудом заставив себя улыбнуться.

— Прошу вас, подойдите сюда на минуточку. — Он отвел ее обратно к той группе, где собрались музыканты джаз-банда «Золотые Ворота». — Элизабет, у нас возник вопрос — нет, вернее будет сказать, предложение — которое мы хотели бы с вами обсудить. Ну, конечно же, мы понимаем, что вам понадобится время, чтобы все обдумать, и, само собой разумеется, мы не будем вас торопить и ни на чем настаивать, но нам хотелось бы, чтобы вы знали, как мы были бы счастливы, если бы вы согласились оказать нам эту честь. Но будьте уверены, что мы поймем, если вы скажете «нет», поскольку…

Роджер Стоунфилд прервал этот поток красноречия.

— Если вы получите здесь работу и переедете в Сан-Франциско, мы хотели спросить, не согласились бы вы стать нашей новой вокалисткой. Певица, которая работает с нами сейчас, скоро переезжает на восток, и мы ищем ей замену. Нам очень понравилось ваше выступление — у вас потрясающий голос и вы прекрасно держитесь на публике — и, как Билл нам сообщил, вы поете много джазовых вещей.

— Ну, я пока не знаю наверняка, удастся ли мне вернуться сюда, — ответила она, — но если удастся, то я бы с радостью обсудила эту возможность. Хотя я не уверена, что в моем репертуаре так уж много джазовых вещей…

— О, как замечательно! — Лицо Билла просияло. — Я так счастлив. Выступать с вами — это большая, большая честь для нас! Я буду с таким нетерпением ждать нашей первой совместной репетиции…

Но она уже не слышала его голоса, который слился для нее с гулом остальной толпы, пока она безуспешно пыталась отыскать в ней глазами высокую стройную фигуру с копной вьющихся темных волос.

divider

Уильям сидел в одиночестве на каменной скамье во внутреннем дворике. Уже стемнело, и единственным освещением служили полная луна, поднимающаяся в небе, и редкие маленькие фонарики, разбросанные среди цветущих ухоженных клумб. Вечерний воздух был прохладным и влажным, и легкий бриз, доносившийся с океана, чуть слышно шелестел листвой, донося откуда-то издали густой и пряный аромат эвкалипта. Он мог слышать приглушенный смех и голоса, доносившиеся из Террасного зала. Он подался вперед, упершись локтями в колени, положив подбородок на сжатые кулаки, и закрыл глаза.

Уильям чувствовал, как на него наваливается полное физическое и эмоциональное изнеможение. Учитывая его раннее пробуждение в Нью-Йорке, он бодрствовал уже почти 24 часа. Но, помимо этого, он вдруг ощутил, как сильно давит на него тяжкое, почти невыносимое бремя одиночества. Он не помнил, чтобы когда-либо раньше ощущал его с такой остротой, как сейчас, — даже в детстве он не чувствовал себя таким одиноким. Обычно он не тяготился этим — он привык быть один. Он часто путешествовал, обычно без спутников. Даже в комнате, полной народа, он, как правило, предпочитал изоляцию и защиту, которую обеспечивала ему надежная невидимая стена отстраненной сдержанности. Но сегодня, по какой-то причине, все было по-другому.

Почему? Что происходит? Он сел прямо, пробежав руками по волосам. Ответ пришел к нему с поразительной ясностью. Это Элизабет. Она выбила меня из колеи. И, скорей всего, это еще и венчание, а отсюда и мысли о том, будет ли оно когда-нибудь и у меня — найду ли я свою идеальную пару, пока не станет слишком поздно.

Эти мысли объединились в один шокирующий своей прямотой вопрос: А что, если Элизабет и есть «она», моя избранница? Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь так сильно реагировал на женщину. Наверное, поэтому.

Он мог привести по меньшей мере сто превосходных причин, по которым это было совершенно невозможно. Самым очевидным препятствием, для начала, была семейка Беннет. К примеру, Лидия Беннет — горластая, развязная официантка из «Хутерc». Так и представляю ее на террасе в Пемберли, как она хлещет ром и хохочет, как гиена, заигрывая с садовником.

Остальные члены семьи были немногим лучше. Китти была просто несколько менее вопиющим вариантом Лидии. Мистер Беннет, впрочем, не вызывал никаких возражений, хотя вместо того, чтобы пытаться хоть как-то влиять на поведение жены и дочерей и сдерживать их, он вполне довольствовался лишь тем, что отпускал в их адрес ироничные ремарки. Ну и, конечно, миссис Беннет, со своим ворчливым, раздраженным голосом, невежественными суждениями и абсолютным неумением себя вести, была еще одним очень существенным препятствием. Да уж, разве бабушка не будет в восторге от перспективы пригласить ее на чай в Плаза и представить своим друзьям? Держу пари, они узнают много нового о Пласидо Фламинго. Он жил и вращался в таком мире, в который люди, подобные Беннетам, просто не вписывались.

Я просто охвачен желанием, вот и все. Она подошла ко мне возле церкви, прекрасная, как богиня, и привела все мои чувства в состояние шока. Да и почему бы мне не хотеть оказаться с Элизабет в постели? Любой мужчина захотел бы увидеть, как эти дивные глаза потемнеют от страсти, ощутить в своих объятиях это роскошное тело…

Это происходило снова. Уильям ухватился за вожжи самоконтроля и заставил свои мысли течь в другом направлении. Подумай о ее песне. Вспомни это оскорбительное представление, которое она устроила с очевидным намерением высмеять и унизить тебя. Он кивнул, соглашаясь с собой, — это был хороший довод. У него было четкое представление о том, какой должна быть его идеальная женщина. Она была бы внимательной и деликатной по отношению к его чувствам, она бы уважала и поддерживала его. Она никогда бы не выставила его на всеобщее посмешище, как это сделала Элизабет своей песней.

Но спела она ее действительно хорошо. Песня давала прекрасную возможность для демонстрации достоинств искусного, подвижного сопрано, и она не только спела ее безо всякого усилия, но и вложила в нее живой характер и юмор. Не говоря уже о том, что ни одна другая женщина из числа его знакомых не сумела бы с такой дерзостью и находчивостью парировать его замечания. Несмотря на неуважение, которое она проявила к нему, и на тот невероятный дискомфорт, который она заставила его испытать, он не мог не восхищаться ее остроумием и силой духа.

Слабое подобие улыбки промелькнуло по его лицу. Ну хорошо, я признаю, что это нечто большее, чем просто физическое влечение. Она мне нравится, и даже очень. Она умна, талантлива, и она блистает и искрится. Но его улыбка погасла, как только он вспомнил гнев в ее глазах перед тем, как она начала петь. Не имеет никакого значения, нравится она мне или нет — потому что я ей определенно не нравлюсь.

С тяжелым вздохом Уильям склонился вперед, опустил голову в ладони и закрыл глаза. В его воображении Элизабет приблизилась к нему с теплой улыбкой, озаряющей ее милое лицо, и присела рядом на скамью. Он увидел, как он обнимает ее за плечи и притягивает к себе. Вот она повернулась к нему, глядя на него глазами, полными обожания, и ласково погладила его по щеке. Он склонился к ней, легко прикоснувшись губами к ее губам. Услышав ее тихий вздох, он обнял ее покрепче, продолжая их сладкий, нежный поцелуй, и ее руки обвились вокруг его шеи. Она положила голову ему на плечо и начала тихонько целовать его шею и горло, устраиваясь поуютнее и поближе к нему…

Ему нужно было положить конец этим фантазиям об Элизабет. Они только усугубляли одиночество, делая его невыносимым. Она никогда не захочет быть ни в моих объятиях, ни на моем колене, ни во всех остальных местах, где я ее сегодня представлял. Да это и к лучшему.

divider

Элизабет проскользнула через застекленные двери Террасного зала в тенистый внутренний дворик. Ей нужно было время, чтобы подумать, а это, похоже, было единственное место, где она могла побыть в одиночестве. Она медленно побрела по темной дорожке в глубь двора. Ее лоб был нахмурен, а в глазах не было их обычного блеска.

Что есть такого в Уильяме Дарси, что действует на меня подобным образом? Она обычно не отличалась чрезмерной чувствительностью к замечаниям напыщенных, эгоистичных людей, и ей никогда не доставляло никакого удовольствия причинять другим боль. Но практически каждый раз, когда Уильям открывал рот в разговоре с ней, она в результате чувствовала или гнев, или обиду, или и то и другое вместе, и у нее возникало желание немедленно отомстить. И в этом ты, без сомнения, преуспела. Она поморщилась, вспомнив унижение, которое было написано у него на лице после окончания песни.

Я дала Джейн обещание, что буду вежливой с Уильямом, и мне нужно найти какой-то способ сдержать слово, чтобы мы с ним не поубивали друг друга до утра воскресенья. Единственным выходом было держаться от него подальше, насколько это было возможно, и общаться с ним только в случае крайней необходимости.

Проблема с этим планом была в том, что, как она уже говорила Шарлотте, она была заинтригована отдельными проблесками в нем совершенно другого человека — того, который сидел только что за роялем, изливая свою душу в музыке. Это был человек, которого ей отчаянно хотелось узнать поближе, человек, говоривший, казалось бы, на языке, который ее сердце так хорошо понимало. Но каждый раз, когда он показывался, он практически сразу же вновь исчезал, а на его месте опять появлялся высокомерный аристократ, считающий ее недостойной своего внимания. Который из них — настоящий Уильям? Хотела бы я знать…

Элизабет подумала о том объяснении его загадочному поведению, которое предложила Шарлотта — что она ему понравилась. Шарлотта обычно была очень проницательна во всем, что касалось мужчин, но в этом случае она, безусловно, потеряла чувство реальности, предположив такое. Уильям Дарси мог позволить себе любую женщину, какую бы он только захотел — модель, кинозвезду, наследницу миллионного состояния, — да кого угодно. Ага, и он, разумеется, откажется от всех этих женщин и влюбится в тебя.

К тому же, даже если Элизабет и привлекла к себе каким-то образом его интерес, он ее едва знал. А это означало, что любой интерес, который он мог к ней питать, относился исключительно к ее телу — и только. Последнее, что тебе нужно — еще один охваченный похотью мужчина, пытающийся удовлетворить свое сиюминутное желание.

Да, лучше всего было держаться от Уильяма на расстоянии. Она постаралась побороть волну сожаления, нахлынувшую на нее при этом решении. Ладно, довольно самокопания. Пора возвращаться к гостям. Она свернула на дорожку, которая должна была привести ее обратно к Террасной зале.

Кто-то сидел, склонившись вперед, на каменной скамье впереди нее. Она замерла на месте, когда поняла, что это был Уильям. Она уже собиралась было повернуться и тихонько уйти, когда что-то в его позе остановило ее. Может быть, ей привиделось слишком многое в том, как он ссутулился, опустив плечи и спрятав лицо в ладонях, но вид у него был глубоко несчастный. Элизабет не могла убедить себя в том, что это ее песня так испортила ему настроение, но в какой-то мере она чувствовала себя ответственной. И ты ведь, между прочим, обещала Джейн, что извинишься. Она медленно приблизилась к нему.

— Уильям? — позвала она. Он не ответил.

Она подошла поближе, дотронулась до его плеча и снова произнесла его имя. Он вздрогнул, поднял голову и вгляделся в нее, хмурясь.

— Элизабет? — произнес он неуверенным тоном. Затем попытался было подняться на ноги, но она снова положила руку ему на плечо.

— Нет-нет, сидите, не нужно вставать. Я просто хотела удостовериться, что с вами все в порядке.

Уильям медленно кивнул, все еще глядя на нее с сомнением.

— Я просто отдыхаю. Я очень устал.

— Да, день выдался длинный, правда?

— Да… да, правда. Вы, должно быть, тоже устали.

— Немного, но я привыкла обходиться несколькими часами сна.

— Я тоже, — тихо ответил Уильям. — Но почему-то сегодняшний день меня вымотал.

Между ними воцарилось неловкое молчание. Элизабет знала, что хотела сказать, но не знала, как именно.

— Вы не хотели бы присесть? — спросил он неожиданно. Он подвинулся на скамье и выжидательно посмотрел на нее.

Она заколебалась, но не смогла устоять перед просьбой, которая явственно читалась в его глазах даже в этом сумеречном свете. Она уселась рядом, глядя перед собой в темноту и чувствуя, что их плечи почти соприкасаются. Ну вот, я и удержалась на расстоянии.

— Вы играли просто потрясающе, — мягко сказала она. — Впрочем, конечно, как и всегда.

— Всегда? Значит, вы бывали на моих концертах?

— Да, несколько раз. Вообще-то, когда вы сегодня играли, я вспоминала первый раз, когда я увидела ваше выступление.

— Когда это было?

— В Интерлокене, десять лет назад. Вы приезжали туда летом, на несколько недель. Я тогда была на всех ваших концертах и посетила все мастер-классы, хотя и не училась по классу фортепьяно. — Она надеялась, что уже слишком стемнело и он не заметил, как она покраснела при этом признании.

— А мы встречались?

— Да. Ну, вроде того. Я час простояла в очереди за вашим автографом, вместе с остальными поклонницами из нашей школы. — Она стиснула зубы. Ну вот, прекрасно. Я только что записала себя в категорию «хихикающих фанаток».

Уильям поначалу ничего не ответил. Она украдкой взглянула на него, ожидая увидеть на его лице насмешку. Но вместо этого он улыбался, и ее сердце дрогнуло, пока она изучала его черты, проступавшие в лунном свете. В уголках его глаз собрались чуть заметные морщинки, а на щеках заиграли чудесные ямочки. В нем появилось что-то по-мальчишески очаровательное и притягательное до невозможности.

— Хммммм. Десять лет назад, в Интерлокене. Тогда я и сам был еще очень молод, — заметил он. — Постойте-ка, да, мне было тогда двадцать. Это было через год после того, как я окончил Джуллиард.

— Вы окончили консерваторию в девятнадцать лет?

— Да. Я… Я поступил в Джуллиард, когда мне было пятнадцать. А до этого уже несколько лет обучался у них на подготовительных курсах, поэтому профессора на факультете меня уже знали. И к тому времени я был уже… ну, в смысле, я уже давал концерты. И в том числе несколько раз выступал с оркестрами. Поэтому на факультете решили, что я уже готов к обучению, и предложили мне поступить к ним.

— Но разве вы не должны были до этого закончить среднюю школу? Как же решился вопрос с академическим обучением?

Он заколебался.

— Я пошел сразу во второй класс начальной школы, так что, когда мне предложили поступить в консерваторию — к следующей осени, — мне оставалось доучиться в старших классах всего один год. Мне наняли репетитора на лето, и я успел сдать выпускные экзамены за последний год осенью, до начала первого семестра в консерватории.

Она уставилась на него в изумленном молчании. Он был не только музыкальным гением — очевидно, что он обладал еще и выдающимся умом. Она запоздало заметила, что он немного смущен подробными расспросами, и подумала, чем бы разрядить обстановку.

— Должно быть, тем летом вам почти не пришлось играть в бейсбол.

Она хотела всего лишь добродушно поддразнить его, но Уильям отнесся к ее фразе вполне серьезно.

— Ну, мне все равно не разрешали заниматься спортом.

— А почему нет? Ваши родители приковывали вас цепью к фортепьяно?

Он посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем ответить.

— Меня не нужно было приковывать — но, действительно, занятия музыкой отнимали у меня большую часть времени.

— Должно быть, странно было начать учиться в колледже в 15 лет, ведь вы были настолько младше остальных студентов.

— Да, это было странно, поначалу. Но я привык к тому, что я не такой, как все, и отличаюсь от остальных людей. Так было всегда.

В его голосе послышалась печальная нотка, и Элизабет неожиданно для себя почувствовала к нему прилив симпатии и сочувствия. Она никогда не задумывалась об этой стороне его таланта и славы.

 — Должно быть, иногда вы чувствуете себя одиноко, — сказала она мягко.

— Иногда. — Его голос прозвучал тихо, почти как шепот.

Со стороны Террасного зала до них донеслась музыка.

— Кажется, ансамбль начал играть.

— Вам не нужно оставаться здесь ради меня, если вы предпочли бы вернуться туда.

Элизабет подумала, что он, возможно, хочет, чтобы она оставила его в покое, и начала было подниматься со скамьи, но явное разочарование у него на лице заставило ее опуститься обратно.

— Вообще-то, я еще не вполне готова вернуться в помещение. Вечер такой чудесный. Хотя и немного прохладно, во всяком случае, в платье без рукавов. — Она потерла свои обнаженные руки, чтобы согреться.

Он снял свой пиджак и накинул ей на плечи.

— Так лучше? — спросил он, взглянув на нее с застенчивой полуулыбкой, которая тронула ее до глубины души.

— Да, спасибо. — Она закуталась в пиджак, вдыхая чуть слышный аромат его одеколона. Запах был пряный, легкий и очень приятный.

Они снова сидели рядом в молчании, но на этот раз тишина казалась более комфортной. Поверить не могу, что я сижу рядом с Уильямом Дарси, в лунном свете, в его пиджаке, и составляю ему компанию. Но я все еще должна извиниться перед ним — так чего же я жду?

Уильям первым нарушил молчание.

— Элизабет?

— Да?

— Если я обидел вас раньше моими замечаниями по поводу вашей карьеры, я приношу извинения. У меня вовсе не было такого намерения. Я просто думаю, что вы очень талантливы, и я… я прошу вас меня простить. — Он посмотрел ей прямо в глаза, и она прочла в его взгляде искреннее раскаяние.

— Я была сердита на вас за это, но я вроде как использовала шанс выплеснуть свою агрессию, не так ли? Мне тоже нужно перед вами извиниться. Я не должна была говорить то, что сказала перед выступлением. Это было нечестно по отношению к вам, выносить наши разногласия на публику подобным образом.

— Меня это и правда раздосадовало, но полагаю, что я это заслужил, — ответил он хмуро. — Я знаю, что вы услышали то, что я наговорил Чарльзу сегодня днем, до того, как я вас увидел. Я приношу свои извинения и за это тоже. Я просто не люблю, когда мне навязывают знакомства с женщинами, — это случается слишком часто.

— Джейн сказала мне, что они с Чарльзом решили поиграть в сводников. Прошу вас, поверьте мне — я их об этом не просила.

— Я знаю. Это уже не первый раз, когда Чарльз пытается меня с кем-то познакомить. Иногда меня интересует, что он думает обо мне, учитывая, каких кошмарных женщин он мне подбирает.

Элизабет уставилась на него.

— Ну что ж, спасибо, — произнесла она ледяным тоном, и глаза ее сразу сделались холодными.

Уильям какой-то миг смотрел на нее в растерянном недоумении, а потом вздрогнул и поморщился.

— О, Боже — я опять это сделал, да? Я имел в виду, что он обычно подбирает мне кошмарных женщин, но не на этот раз. Я не считаю вас кошмарной, вовсе нет.

— Я просто не соответствую вашему социальному уровню.

Он вздохнул.

— Я никак не предполагал, что вы это услышите.

— Но это ведь правда. Я просто обычная выпускница университета, живущая в квартирке размером с кладовку для веников, в захудалом районе, в то время как у вас либо особняк в Верхнем Ист-Сайде, либо пентхаус с восхитительным видом на парк.

Он молча уставился на свои туфли.

— Ну, так и который из двух? — спросила она.

— Дом в Верхнем Ист-Сайде. Правда, не особняк — таунхаус.

— Сколько этажей?

— Шесть.

— Вы знаете, сколько стоит проезд в метро?

Он снова вздохнул.

— Нет, не знаю.

— Вы, наверное, никогда и не ездили на метро, правда?

— Во всяком случае, не припомню, — ответил он несколько нетерпеливо. — Могу я узнать, к чему вы клоните со всеми этими вопросами?

— Я просто указываю вам, что то, что вы сказали Чарльзу — правда. Ну, не все, разумеется. Но мы и в самом деле из очень разных миров.

— Я полагаю, что да. Но, быть может…

Уильям резко оборвал фразу. Элизабет посмотрела на него, приподняв брови. Он грустно покачал головой.

— Нет, ничего, — сказал он, отведя взгляд в сторону.

И снова между ними воцарилась тишина. Она смотрела вверх, на луну, которая была теперь почти скрыта облаками. Ансамбль в Террасной зале закончил играть песню, и до нее донеслись приглушенные звуки аплодисментов гостей вечеринки.

— У меня предложение, — заявила она официальным тоном. — Мы оба вели себя сегодня довольно плохо. Поэтому давайте оставим все это в прошлом и начнем наше знакомство заново, с чистого листа.

Он кивнул.

— Я с удовольствием.

Она встала и протянула ему руку.

— Очень приятно с вами познакомиться, мистер Дарси. Меня зовут Элизабет Беннет.

Он тоже встал с неуверенной улыбкой на лице.

— Рад знакомству, мисс Беннет. — Он взял ее руку и нежно пожал. Затем, вместо того, чтобы выпустить, продолжил держать ее руку в своей, глядя ей в глаза.

В этих потрясающих темных глазах можно утонуть… Хэй, давай-ка не будем забываться. Это все еще Уильям «Ты-Не-Из-Моей-Лиги» Дарси, с чистого листа мы начнем или нет. Она осторожно высвободила свою руку и села обратно.

Он тоже уселся на свое место на скамье рядом с ней.

— Кстати, я заметил, что твое извинение не относилось к самой песне.4

— Не относилось, — ответила она с лукавой усмешкой. — Ты заслужил эту песню — но не публичное посвящение.

Его губы изогнулись в скептической улыбке.

— Я полагаю, что так. И я должен признать, что песня была исполнена очень хорошо. Ты талантливая комедийная актриса, и у тебя замечательный голос, как я тебе уже говорил. Но, видишь ли, ты ведь только подтвердила мою правоту своей вокальной пиротехникой. Это ведь твое классическое оперное образование сказалось.

Она сжала губы и уставилась на него с деланым раздражением.

— Ты просто не знаешь, когда остановиться, не так ли?

Он изогнул одну бровь, глядя на нее с самодовольной ухмылкой.

— А почему я должен останавливаться, если я прав, и ты сама это знаешь?

Элизабет начала уже было всерьез раздражаться, когда заметила, что у него в глазах пляшут веселые чёртики. Ну надо же, чудо из чудес, у него, оказывается, есть чувство юмора! Его улыбка была настолько заразительной и неотразимой, что все ее раздражение сразу улетучилось.

— Похоже, завтра будет чудесная погода для венчания, — сказала она.

— Я рад.

— Чарльз уже распланировал твой день с самого утра?

— Нет, не настолько. Я надеюсь, что утром у меня будет время совершить пробежку, может, где-нибудь в районе Марина.

— А ты занимаешься бегом? — Элизабет была удивлена. Почему-то она никогда не думала об Уильяме как о спортсмене.

— Я не участвую в забегах и не бегаю марафонские дистанции, но я регулярно бегаю по утрам. Это хорошее упражнение для сердечно-сосудистой системы, и я могу заниматься им практически везде, поскольку не требуется специального снаряжения. С моим графиком поездок это существенное условие.

— Дома ты, наверное, бегаешь в Центральном парке?

Он кивнул.

— Я живу недалеко, поэтому это удобно. А ты бегаешь?

— Нет. Мне, в основном, хватает физических нагрузок в танцевальном классе.

— Ах да, правда, я и забыл, что ты не только певица, но и танцовщица.

— Разве ты не помнишь? Я — полубезработная хористка.

Он поморщился.

— Элизабет…

— Извини, я забыла. С чистого листа, и все такое. Это была просто случайная оговорка.

— Я практически ничего не знал о тебе, когда это сказал, — произнес он серьезно и искренне. — Я был неправ — ты гораздо больше, чем это.

Они снова замолчали. Ансамбль начал играть медленную песню, которую Элизабет сразу узнала — «Очарованный, взволнованный, смущенный». Она начала тихонько напевать мелодию себе под нос.

— Давай же, спой ее мне.

Она покачала головой. Ей стало не очень уютно при мысли о том, чтобы спеть Уильяму Дарси наедине любовную песню в тенистом саду.

— Тональность, в которой они играют, мне не очень подходит, — солгала она.

— Тогда потанцуй со мной. — Он встал и предложил ей руку.

— Ты хочешь, чтобы мы вернулись обратно в зал? — спросила она, вставая.

— Нет. Потанцуй со мной здесь.

— Здесь? В саду?

Он улыбнулся.

— А почему бы и нет? По-моему, это идеальное место.

Поколебавшись мгновение, Элизабет кивнула в знак согласия. Уильям шагнул ближе, взял ее за руку и притянул к себе. Его пиджак начал соскальзывать у нее с плеч, и он снял его и положил на скамью.

— Ты без него не замерзнешь? — спросил он, когда они начали двигаться вместе в такт музыке.

— Нет, я в порядке. — Это было преуменьшение, как минимум. Его близость окутывала ее мягким теплом, в котором было что-то успокаивающее и волнующее одновременно. Когда он протянул руку, чтобы отвести в сторону завиток волос, упавший ей на лицо, она ощутила его прикосновение всеми фибрами своего тела, и причина ее дрожи не имела ничего общего с прохладным воздухом ночи.

divider

— Я очень люблю эту песню, — тихо сказала Элизабет.

Уильям улыбнулся, но ничего не ответил. Они танцевали в молчании — молчании, которое казалось более глубоким, чем любые слова. Со своей стороны, он был бы счастлив любой песне, пока она давала ему возможность держать Элизабет в своих объятиях, но чувства, о которых пелось в этой вещи, подходили ему сейчас как нельзя лучше.

Она вздохнула.

— Итак, ты не хочешь со мной разговаривать?

— Извини. Я просто заслушался этой мелодией. Ты уверена, что не хочешь спеть ее для меня?

Она улыбнулась и покачала головой, и он решил, что, возможно, это и к лучшему. Эта ночь начала приобретать какие-то сюрреалистические черты по мере того, как его фантазии переплетались с реальными событиями, оставляя его ошеломленным и слегка сбитым с толку. Она подошла к нему буквально через мгновение после того, как он представил себе их нежный поцелуй на этой скамье. В первый момент он был уверен, что ее появление — очередной плод его воображения, но вместо этого реальная Элизабет вскоре разделила с ним его скамью — и его одиночество. А сейчас ансамбль начал играть ту самую песню, которую она пела ему в его воображении чуть раньше, когда он представлял себе, как аккомпанирует ей у рояля. Он вспомнил о пылком завершении той своей фантазии, и волна желания прокатилась по его телу.

Интересно, что она сделает, если я прямо сейчас ее поцелую? Наверное, двинет мне как следует в челюсть, или, еще хуже, даст коленкой прямо в… Но, может быть…

Уильям закрыл глаза, прислонившись щекой к ее волосам, и незаметно привлек ее чуть ближе к себе. Он глубоко вдохнул, опьяненный экзотическим ароматом ее духов. Он уже больше не помнил всех тех замечательных и очевидных причин, по которым Элизабет была женщиной, совершенно для него неподходящей. Он только знал, насколько правильно, насколько естественно было держать ее в своих объятиях. Он боролся с инстинктивным порывом обхватить ее покрепче обеими руками и прижать к себе как можно ближе, позволив ей ощутить всю силу своего желания. Он изнывал от стремления повернуть к себе ее лицо и поймать ее мягкие губы в жадном, горячем поцелуе. Притормози. Дыши глубже. Если я мыслю, словно изголодавшееся животное, это еще не значит, что я должен вести себя так же.

Музыка смолкла, вслед за ней раздались разрозненные аплодисменты и приглушенный звук голосов в отдалении, но они продолжали медленно двигаться в такт музыке, которая больше не звучала.

— Уильям? — прошептала Элизабет.

Его глаза оставались закрытыми.

— Шшшш.

— Но музыка кончилась.

— Нет, не кончилась, — тихо пробормотал он с ленивой улыбкой, чуть приподняв отяжелевшие веки. — Разве ты не слышишь? — Он снова закрыл глаза и начал тихонько напевать мелодию. Он выпустил ее руку и нежно погладил по волосам, чувствуя, как она дрожит.

— Тебе не холодно? — прошептал он. Потому что я был бы счастлив тебя согреть. Он покрепче обнял ее рукой за талию и притянул вплотную к себе. Она тихонько вздохнула и покорно приникла к нему, положив голову ему на плечо.

Уильям потерял способность рассуждать, переполненный обилием чувственных ощущений. Прикосновение ее нежной, полной груди к его телу сводило его с ума. Он гладил ее волосы, наслаждаясь шелковистой мягкостью, в которую погружались его пальцы. Все еще не открывая глаз, он представил себе их вдвоем в своем гостиничном номере, всего несколькими этажами выше этого тенистого дворика. Он увидел, как подхватывает ее на руки и несет в свою постель… Он содрогнулся от желания, и глубокий стон невольно вырвался у него из горла.

— Уильям? — Она взглянула на него с выражением участливой тревоги.

Он опустил на нее взгляд, потемневший от страсти, и прошептал ее имя. Она была так прекрасна в лунном свете. Он нежно провел пальцами по гладкой коже ее щеки, не в силах отвести глаз от полных, манящих губ, пока, наконец, последние остатки благоразумия и осторожности не отступили под наплывом желания. Тогда он бережно взял ее голову в свои ладони и медленно склонил к ней лицо, закрывая глаза.

— Уильям, дорогой! Так вот ты где! А я везде тебя ищу!

Элизабет резко отпрянула от него. Все еще находясь во власти мощного желания, Уильям не сразу осознал, что произошло. Он медленно обернулся и обнаружил Кэролайн Бингли, стоявшую у него за спиной. Она ослепительно улыбалась, но в ее глазах, обращенных на Элизабет, он увидел холодную ярость.

------
1 — «Bewitched, Bothered And Bewildered» — слова и музыка Лоренца Харта и Ричарда Роджерса.

2 — «By Strauss» — слова и музыка Джорджа Гершвина и Айры Гершвина. Исполнительница — Кристиан Нолл, название диска: The Ira Gershwin Album.

3 — Фредерик Шопен. Баллада № 1 соль минор, Opus 23, CT 2, Исполнитель — Владимир Ашкенази, название диска: “Chopin: Four Ballades, Four Scherzi”.

4 — Как известно, в современном английском языке нет разницы между «ты» и «вы». Но в русском переводе героям ведь надо когда-то переходить «на ты», и подумалось, что, если бы они говорили по-русски, то сейчас для этого настал бы вполне подходящий момент. J

 

Рояль