Нежданная песня

Глава 48

 

— Я скучаю по тебе, — прошептала она, присаживаясь на край кровати и нежно перебирая пальцами его волосы.

— А ты мне нужна — больше, чем ты можешь себе представить. — Он завладел ее рукой и поднес к губам. — Прошу тебя, любимая, вернись ко мне.

— Я постараюсь. Но не знаю, смогу ли найти дорогу обратно.

— Я тебе помогу. Я что-нибудь придумаю.

Он потянулся, чтобы обнять ее, но оказалось, что это видение — его пальцы цеплялись за пустоту.

— Уилл?

Он изумленно смотрел на видение, не понимая, почему ее музыкальный голосок вдруг стал таким низким.

— Уилл? Просыпайся.

Голос, в котором звучало нетерпение, пронзил дымку сна, снившегося Уильяму. Он с трудом открыл глаза и различил над собой странно взъерошенного Чарльза.

— Извини, что бужу, — пропел размытый силуэт, — но уже поздно, а я умираю с голода.

Уильям цеплялся за остатки исчезающего сна, но было поздно, она пропала.

— Который час? — прохрипел он, с трудом поднимаясь — от соблазнительного уюта бархатного одеяла невозможно было оторваться. Он терпеть не мог спать днем, поскольку потом до вечера было не избежать мутного ощущения в голове.

— Скоро семь. Давно спишь?

Уильям нахмурился, потирая лоб. Он ушел из патио к себе в начале пятого, улегся на кровати с книгой и… Больше он не помнил ничего. Пожав плечами, он неловко поднялся на ноги.

Bingley mansion pool— Дай мне пять минут, и я буду готов.

По дороге в ресторан они разговаривали мало. Весь день прошел как-то вяло, поскольку происшествие в больнице наложило отпечаток на их настроение. После позднего обеда в патио Чарльз до вечера храпел в тени большого зонтика, являя собой жертву эмоционального истощения, чему, без сомнения, способствовала батарея пустых бутылок из-под пива Anchor Steam возле его кресла. Уильям, предоставленный сам себе, то почитывал книгу, то рассеянно смотрел, как ветерок поднимает легкую зыбь в пустом бассейне. Возвращение миссис Бингли из больницы стряхнуло с них оцепенение. Уильям вскоре ушел в свою комнату, чтобы не мешать ей и Чарльзу.

sign outside Red Pearl restaurant — Столик, наверное, придется подождать, — сказал Чарльз, останавливая машину перед рестораном «Красная Жемчужина». — Место, пожалуй, даже слишком популярное. Вообще-то я тебя здесь и высажу. Пока я буду ставить машину, ты можешь занять очередь.

masu box Ресторан был полон, как и предсказывал Чарльз, но Уильям почти сразу получил столик. Менеджер очень кстати проходила мимо, когда Уильям называл свое имя администратору — довольно громко, чтобы перекрыть шум нарядной толпы у бара. Менеджер обратила внимание на его фамилию и узнала благодаря концерту, который он давал в «Голливуд Боул» в начале июня. Она лично проводила его к только что освободившемуся столику с теплой улыбкой, свидетельствовавшей о том, что ее интерес к нему не ограничивается его исполнительским искусством.

Чарльз появился, когда принесли кувшин сакэ и две лакированные коробочки масу, традиционные стаканчики, из которых полагалось его пить.

— Угощение от менеджера, — доложил официант, вручая Уильяму визитную карточку, на обороте которой было что-то написано от руки.

— Приятно видеть, что ты не утратил своего мастерства, — с ухмылкой заметил Чарльз. — Здесь бывает несколько суматошно, но сегодня, ручаюсь, нам окажут королевский прием. — Он налил сакэ в коробочки и поднял свою. — За мое будущее, хотя кто его знает, какое оно.

Уильям неловко чокнулся с Чарльзом и выпил. Обычно он предпочитал теплое сакэ, но охлажденный напиток был легок и приятен на вкус.

— Как твоя мать отнеслась ко всему этому? — спросил он.

Чарльз налил себе еще сакэ.

— Ничего, нормально. Сперва, правда, убеждала вернуться завтра к отцу и попытаться выговорить какой-нибудь компромисс.

— Но ты же не собираешься?

— По-моему, уже поздновато.

Уильям кивнул, глотнув еще сакэ. В легком цветочном запахе почудился оттенок жасмина, и внезапно ему представилось лицо Элизабет.

— Она в конце концов согласилась с тем, что мне придется пойти на полный разрыв. Я пытался уговорить ее уехать со мной, но она отказалась даже говорить на эту тему. Это единственное, о чем я жалею. Тяжело мне оставлять ее с ним одну.

— А как же Кэролайн? — Уильям слегка покраснел, поняв, что вопрос идиотский, но слов уже было не вернуть.

Чарльз скептически поднял бровь.

— От нее помощи не жди. Она никогда не станет на сторону мамы против него.

— Твой отец всегда так обращается с матерью?

— Ну, не настолько плохо. Она права — с тех пор, как он в больнице, он почти не может держать себя в руках. Но он всегда был довольно суров с ней. Он терпеть не может никаких проявлений слабости.

Дарси — не слабаки. А даже если и так, никогда это не показывают. Уильям словно услышал звучный надменный голос, суровый призрак из его детства.

— Я уверен, что твое положение тяжелее всех, ты же его сын.

— Он многого ожидает от меня, а я вечно его разочаровываю.

Уильям налил себе еще сакэ и не спеша выпил, прежде чем заговорить снова.

— И что же теперь?

— Черт меня подери, если я знаю. Может, перееду в Нью-Йорк, и мы с тобой создадим джазовую группу.

У Уильяма не было времени на действующую джазовую группу, и Чарльз это прекрасно знал. Но слишком рано было ожидать от Чарльза каких-либо серьезных планов относительно карьеры.

— Пока не устроишься, в нашем нью-йоркском доме тебе всегда будут рады. К тому же, миссис Рейнольдс еще и воспримет как оскорбление, если ты остановишься не у нас.

Чарльз хохотнул.

— И все мы знаем, что именно она — настоящая хозяйка в доме. Спасибо. Может быть, и воспользуюсь приглашением.

Подошел официант принять у них заказ, но они не были готовы к такой расторопности. Уильям оставил выбор Чарльзу, и тот заказал на двоих множество своих любимых «маленьких блюд», а Уильям зевал в ладонь, все еще пытаясь отогнать остатки незапланированного сна. Он оглядел зал, полный посетителей. Обстановка странным образом успокаивала и расслабляла, несмолкающий шум контрастировал с элегантностью ценных пород дерева и темно-красными тонами, рдевшими в теплом свете, лившемся из на удивление пошлых вычурных китайских светильников, подвешенных под потолком.

Как только официант отошел с заказом, которого хватило бы на шестерых, Уильям спросил Чарльза:

— Когда тебе нужно будет съезжать из дома?

— Самое позднее в пятницу утром, отца как раз выпишут. У меня есть школьный приятель, он меня пустит к себе на диван, пока я не решу, что делать дальше.

Уильяма как будто что-то подтолкнуло. Медлить больше было нельзя.

— А если вернуться в Сан-Франциско? Тебе же было там хорошо.

Чарльз, похоже, был поражен.

— Да, но… — Он провел пальцем по кувшину с сакэ. — Ну, ты же сам знаешь.

Вот прекрасная возможность заговорить про Джейн. Уильям уже открыл было рот, но Чарльз его опередил.

— Мама предложила то же самое. И дом все еще принадлежит мне. Я не смог его продать после… всего, что у нас было. Это было бы равносильно признанию, что все и вправду кончено.

Уильям подумал о кольце с бриллиантом, спрятанном у него в гардеробной в пентхаусе, и почувствовал, что понимает его.

— Разве Кэролайн там не живет?

— Жила, но я думаю, она насовсем вернулась в Лос-Анджелес. В любом случае, я, наверное, его продам. Не думаю, что мне было бы хорошо там одному, даже если бы я мог позволить себе выплаты по кредиту.

— Выплаты по кредиту? Я думал, ты его полностью выкупил. — Он как будто слышал каркающий голос миссис Беннет, восхищающейся тем, что Чарльз заплатил за дом наличными.

Чарльз вздохнул.

— Я так сказал Джейн. Она такая благоразумная во всем, что касается денег, она была бы в ужасе, если бы узнала, в какие долги я влез. Но я хотел, чтобы она жила в таком вот красивом месте, а выплаты были не проблема… в то время.

— Но у тебя же в ту пору был достаточный доступ к наличным средствам, чтобы выкупить дом и без закладной. — Недвижимость на Пасифик Хайтс была не из дешевых по меркам Сан-Франциско, но Бингли вполне могли себе это позволить.

— Тогда об этом стало бы известно отцу, а я не хотел, чтобы он знал, что мы покупаем дом.

— Если это поможет, я бы мог временно взять на себя выплаты… или даже оплатить кредит полностью. Ты бы потом мне все вернул. — Уильяму было не важно, вернет ли Чарльз ему деньги вообще, но он знал, что друг не примет такой подарок.

— Спасибо, Уилл, но отец был прав — я не могу позволить тебе финансировать мой полет в неизвестность. Кроме того, как я уже говорил, вряд ли я смог бы жить там один.

Первое из заказанных ими блюд принесли с удивившей обоих скоростью.

— Определенно, к нам тут особое отношение, — сказал Чарльз. — Должно быть, менеджер хочет быть не просто твоей поклонницей. Она на карточке, часом, не написала свой телефон?

На самом деле так и было, но Уильям не ответил и положил себе на тарелку немного острого каламари. Осторожно попробовал и нашел восхитительным, несмотря на ощущение термоядерного взрыва во рту.

— Мне нужно тебя кое о чем спросить, — промолвил он, когда к нему вернулась способность говорить.

Чарльз выжидательно поднял глаза, лицо его чуть порозовело от каламари.

— Почему Джейн не подписала брачный договор?

Во взгляде Чарльза было ясно видно замешательство. Он проглотил кусок, запил водой и нахмурился.

— Зачем сейчас об этом говорить?

Уильям пожалел, что начал так резко.

— Я давно хотел спросить. Я знаю, что Джейн не хотела его подписывать, и всё время думаю — почему.

— Уилл, неужели нужно возвращаться к тому кошмару, разве мало того, что случилось сегодня?

— У меня есть причина спрашивать.

— Так уж нужно прямо сейчас?

— Это может быть важно.

— Надеюсь, что так, потому что… Ну ладно, ничего. Ты спрашивал, почему она не подписала брачный договор?

Уильям рассчитывал на то, что вежливость Чарльза не позволит ему предложить другу не совать нос не в свое дело, как, возможно, поступил бы он сам.

— Да. Полагаю, она тебе объяснила.

Чарльз кивнул, складывая себе в тарелку остатки каламари.

— Отец настаивал, чтобы она подписала его в тот же вечер, а Джейн хотела подождать до утра, чтобы с кем-то посоветоваться. Но основная трудность была не в этом.

— Вот как? — Уильям старался сохранить безразличный вид.

— Она сказала, что больше меня не уважает.

Уильям смутно помнил, что Чарльз уже это говорил.

— Почему же?

— Частично из-за глупостей, которых я натворил с этим договором. Не знаю, о чем я думал, хотя в тот момент мне казалось… а, неважно. В основном, ей не нравилось то, что я был не в состоянии противостоять отцу.

— А она этого хотела? — Палочки, которыми Уильям ел, замерли на пути ко рту.

— Да. Или чтобы я попытался выторговать хоть какой-нибудь компромисс.

— А как же деньги? Отец ведь грозил лишить тебя содержания.

— Она считала, что без этих денег мы будем только счастливее.

Принесли второе блюдо, но Уильям не стал есть, в желудке у него все горело. Если бы Джейн больше всего интересовали деньги Чарльза, она бы ни за что не стала его убеждать не поддаваться мистеру Бингли. Он запустил руку в волосы, отбросив их со лба.

— Почему же ты никогда мне об этом не говорил?

— Я говорил.

— Ты сказал только, что Джейн отказалась подписывать брачный договор. И никаких других подробностей не сообщил.

— Когда?

— Той ночью у меня в номере, когда Джейн и Элизабет уехали.

— Ну хватит уже, Уилл! Если бы ты только что потерял любимую женщину, ты был бы в настроении разговаривать?

Уильям старался сохранить самообладание. Беседа принимала слишком болезненный характер.

— Просто жаль, что я об этом не знал. — Остатки сакэ он вылил в свою коробочку масу.

Разговор их ненадолго прервался, когда большая веселая компания — туристы, судя по одежде и фотоаппаратам, — прошли мимо них к своему столу. Потом Чарльз поднял глаза от своей тарелки, наморщив лоб.

— К чему ты сейчас об этом вспомнил? — спросил он. — Всё это — дела давно минувших дней.

Уильям слышал, что исповедь облегчает душу, и мог только питать надежду, что так оно и есть.

— По-моему, я дал тебе плохой совет относительно Джейн.

— Когда убеждал меня, что она гналась за моими деньгами? — Чарльз взмахнул палочками. — Из-за этого не переживай. Я в это никогда не верил. Она не похожа на свою мать, не больше, чем Лиззи. Но в остальном ты был прав, когда сказал, что она меня больше не любит. Это было невозможно не заметить на дне рождения Лиззи.

Уильям обнаружил крошечное пятнышко соуса чили у себя на рубашке. Шепотом выругавшись, он намочил салфетку в стакане воды и попытался оттереть пятно. Потом приказал себе прекратить увиливать.

— Я так не думаю, — твердо сказал он. — Не знаю, что там было в тот уикенд, но Лиззи говорит, что Джейн все еще тебя любит.

Глаза Чарльза расширились, но потом он покачал головой.

— Нет. Я видел ее с другим парнем, с этим Джорданом. У нее ко мне все прошло.

— Я тебе говорил, что, по-моему, это несерьезно, не больше, чем у тебя с этой, как-ее-там — с которой ты приходил на вечер к Кэтрин де Бург.

— Так ты думаешь, она… — Палочки Чарльза со стуком упали на тарелку. — Ты уверен?

— Лиззи, похоже, уверена.

— Тогда зачем ты мне все повторял, что Джейн меня разлюбила? Ты даже сказал, что у нее, возможно, могут быть какие-то виды на Ричарда.

Уильям нервно провел языком по губам, искренне желая провалиться сквозь землю.

— Я говорил, что у них платонические отношения.

— С его стороны. Но ты намекал, что она не прочь была бы зайти и дальше.

— Я был уверен, что она гонится за твоими деньгами, а Ричард тоже богат, вот я и подумал… — Уильям не стал договаривать. Даже ему самому эти доводы показались дурацкими.

Чарльз откинулся назад и прислонился к стене, сверля Уильяма ледяным взглядом голубых глаз.

— Так единственная причина, по которой ты меня предостерегал от Джейн, заключалась только в том, что ты считал ее охотницей за деньгами?

— Не единственная. Но… да, это повлияло на мое суждение.

— Поверить не могу. Я же тебе говорил, что она не такая.

— А сколько раз до нее я это слышал? Помнишь Аманду Йорк, которая у тебя была на первом курсе? А та рыжая, с которой ты встречался на втором, она еще чуть не уговорила тебя сбежать на Валентинов день?

Чарльз скрестил руки на груди, сердито уставившись на него.

— А ты как думаешь, я чему-то научился с тех пор, как мне было девятнадцать?

— С тех пор могу перечислить еще несколько имен. Ты слишком импульсивен, чтобы присматриваться к людям, особенно к женщинам — ты всем им доверяешься сразу и безоговорочно. А кроме того… — Уильям остановился.

— Что?

— Если бы ты мне толком объяснил насчет брачного договора, ничего бы этого не случилось. — Уильям мрачно уставился на Чарльза, впервые осознав, как он сердит на друга.

— Ты не можешь этого утверждать. Я знаю, ты меня считаешь легковерным, но я никогда не понимал, почему ты всегда так торопишься думать о людях самое плохое. Ты сомневался в мотивах Джейн с самого начала — еще до того, как с ней познакомился, до того, как что-то услышал о брачном договоре.

Мужчины свирепо смотрели через стол друг на друга, и наконец Уильям опустил глаза в тарелку. Они сидели и неловко молчали, избегая встречаться взглядами, и столик их был анклавом напряжения и неподвижности посреди ресторанной суеты.

Принесли еще два блюда. Чарльз взглянул на еду и сделал гримасу.

— Больше ничего не могу есть. Ты?

Уильям покачал головой. У него исчез аппетит.

— Тогда пошли отсюда.

divider

Дедушкины часы возвестили о наступлении полуночи, и низкие звуки отозвались эхом в просторном холле и поплыли вверх по лестнице, в комнату Уильяма. Он сверил время на часах у кровати, вернулся к книге и обнаружил, что уже целый час «читает» одну страницу. Сосредоточиться было невозможно — множество беспокойных мыслей беспорядочно метались в голове, как стрелы, выпущенные пьяными лучниками. Ночь будет долгая — уже была.

По дороге домой Чарльз не вымолвил ни слова — его гнев читался в ледяном молчании и том, как он глядел прямо перед собой, сжав челюсти. Вернувшись в дом, Чарльз, будучи внимательным хозяином, предложил Уильяму чего-нибудь выпить в библиотеке. Но вместо того, чтобы помириться, они с трудом поддерживали натянутый и ничего не значащий разговор и, как только позволила учтивость, Уильям, сославшись на усталость, скрылся к себе в комнату. Его изумляло, как за четыре дня он умудрился разгневать и любимую женщину, и ближайшего друга.

Его попыткам забыться с книгой периодически мешали приступы рационализма, когда он силился найти себе оправдание. Эти приступы сменялись угрызениями совести, отягощенными тяжким бременем одиночества. Его душу и сердце переполняли почти физические ощущения близости Элизабет — ослепительная улыбка, всегда сиявшая ему при встрече, отрадное ощущение ее руки в его ладони, когда они шли рядом, запах жасмина, который отныне будет преследовать его вечно… и боль и гнев, затуманившие ее изумрудные глаза всего лишь несколько дней назад.

Страдания его усиливались еще и тем, что при его содействии Чарльз был обречен на такие же мучения. Хотелось бы верить, что не такие же, что любовь Чарльза к Джейн не так глубока, как его чувство к Элизабет, иначе Чарльз не потерпел бы никакого вмешательства в свои сердечные дела. Пусть это даже и правда, но в конечном итоге разницы никакой. Чарльз любил Джейн больше, чем какую-либо другую женщину, а Уильям приложил все усилия, чтобы их разлучить.

Мысли его прервало какое-то неприятное урчание. Его желудок проявил удивительное равнодушие к душевному напряжению своего хозяина. Из-за неоконченного ужина до утра он не продержится, и желудок, судя по всему, не собирался скрывать своего возмущения.

Помня о том, что в доме находится Кэролайн, он надел халат на пижаму, прочно завязал пояс и тихонько отправился вниз на кухню. Когда включил свет, у него оборвалось сердце от какого-то резкого взвизга.

— Господи, как ты меня напугал! — К холодильнику, часто дыша, прислонился Чарльз.

— Я уже понял. — Нетрудно было догадаться об этом по его визгу, или уж ладно, назовем это криком, поскольку Чарльз — мужчина. — Я так понимаю, ты тоже проголодался?

— Ага. Надо было забрать несъеденное домой. Я бы сейчас не отказался от куриного шашлыка.

— И я тоже. — Уильям облокотился на стойку и смотрел, как Чарльз изучает недра холодильника. Кухня была беспощадно современной, все сияло черным, белым и нержавеющей сталью и слегка пахло моющим средством. Стерильно. Да, вот подходящее слово. Его вдруг охватила необычная тоска по дому, когда он представил себе счастливое царство миссис Рейнольдс в Нью-Йорке, где было тепло, уютно и пахло яблоками с корицей.

— Может, бутерброд? — спросил Чарльз. — Холодной нарезки много, а в буфете всегда есть хлеб.

— Отлично.

Чарльз быстро и ловко выставил еду на стол и предложил Уильяму самому сделать себе сэндвич. Вскоре они уже сидели за кухонным столиком и жевали в молчании совершенно дружеском, свободном от недавнего напряжения.

— Я должен перед тобой извиниться, — сказал Чарльз, проглотив громадный кусок толстого бутерброда.

— Нет, не должен.

— Нет, должен. Нельзя мне было так выходить из себя. Допустим, что ты был неправ насчет Джейн, и мы могли бы поспорить, кто виноват сильнее: ты — тем, что сделал поспешные выводы, или я — тем, что так невнятно все объяснил. Но вот что я скажу: давай признаем, что оба хороши, и двинемся дальше.

— Согласен.

— Дело вот в чем: разве я не сказал отцу всего двенадцать часов назад, что хочу сам решать, как мне жить? И ведь в любой момент я мог бы и тебе сказать, чтобы ты засунул свои советы куда подальше.

Уильям улыбнулся, как только позволял набитый рот.

— И кроме того, я пропустил самое главное, — продолжал Чарльз. — Лиззи считает, что Джейн меня все еще любит. Ты же ведь это сказал, мне не послышалось?

— Не послышалось.

— Это самое лучшее, что я слышал за… — Чарльз пожал плечами и тихо усмехнулся. — Лучшее, что я слышал за всю свою жизнь.

Хорошо было видеть, как широко Чарльз улыбается.

— Что же ты теперь будешь делать? — спросил Уильям.

— Полечу, поеду, если придется — побегу в Сан-Франциско как можно скорее и узнаю, правда ли это. — Чарльз поднялся с пустой тарелкой в руке. — Конечно, мне придется снова завоевывать ее уважение.

— Сегодня ты сделал большой шаг в этом направлении.

Обдумывая эту мысль, Чарльз, казалось, расцвел и стал выше ростом.

— Я не наелся. Хочешь мороженого или кусок пирога?

— Я, наверное, пойду спать. — Уильям положил свою тарелку в мойку. — Чарльз, прости. Мне не следовало… — Он печально покачал головой. — Прости.

— Да ладно. Я же знаю, ты хотел, как лучше.

Если бы только Лиззи так же к этому отнеслась. С глубоким вздохом Уильям поплелся вверх по лестнице, гадая, как она сегодня ему приснится.

divider

Bingley mansion foyer Рояль издал несколько нестройных аккордов, и Уильям отдернул руки от клавиш, как будто они были покрыты кислотой, и сморщился оттого, что неприятное для его слуха эхо исчезало слишком медленно. Немного поиграть казалось великолепной мыслью, пока не выяснилось, что инструмент блестящий только внешне. Чего еще было ожидать от рояля, так расположенного — одинокое черное пятно в залитом солнцем холле, да еще зажатое под массивной резной лестницей.

Он посмотрел на часы — еще не было и половины одиннадцатого. У Чарльза была встреча в офисе с бывшим помощником, ставшим его преемником, и он собирался вернуться после обеда. Вот удобный случай связаться с Соней, она хотела выслать факсом ему на подпись кое-какие документы. Он вспомнил, что в библиотеке видел факс, и отправился туда.

Когда он распахнул дверь, Кэролайн слегка взвизгнула. Она сидела за столом над открытой пустой папкой, рядом с ней стоял измельчитель бумаги.

— Доброе утро, — сардонически сказал Уильям. У него, кажется, развился талант пугать членов семьи Бингли, входя в помещение. С ее лица сбежала вся краска — даже ярко-красные обычно губы, казалось, чуть розовели.

— Привет, Уильям. — Она зашвырнула папку в ящик стола и, сложив руки, попыталась изобразить простодушную улыбку.

Он поднял бровь, удивленный таким необычным поведением.

— Я хотел воспользоваться факсом, но могу зайти и попозже.

— Нет, прошу тебя, не стесняйся, — сказала она, резко потянулась вперед, выключила машинку и встала из-за стола. — Нам так и не удалось поболтать, пока ты у нас, а сегодня ты ведь уезжаешь?

— Ты последние несколько дней была очень занята. — Он был благодарен судьбе за этот неожиданный подарок.

— Обстановка сейчас довольно… напряженная.

— Ты, наверное, счастлива, что Чарльз расплевался с отцом.

— Счастлива? Да что ты! — Она поцокала языком и опустила глаза, разглядывая пол. — Как ты мог подумать? Чарльз мой брат, а теперь он останется без гроша. — Чуть-чуть излишне небрежно она кончиком туфли толкнула под дорогой восточный ковер обрезок бумаги.

— Это значит, тебе достанется больше. Не поэтому ли ты подстроила ситуацию с брачным договором в тот уикенд перед свадьбой? Разве ты не пыталась вбить клин между Чарльзом и отцом в надежде убрать Чарльза с дороги, чтобы тебя наконец начали воспринимать всерьез?

— Мужчины такие дураки, — вырвалось у Кэролайн, и Уильям вздрогнул от ее внезапной резкости. — Я бы в десять раз лучше руководила компанией, чем любой мужчина, потому что у них девяносто процентов мозгов находятся между ног! И все равно — что бы я ни делала, ничего не ценится. Все лето и осень Чарльз бездельничал, занимаясь разве что пресс-релизами, а я тащила все на себе, когда папа заболел. И все равно, папа передал империю ему.

Он с удивлением ощутил что-то вроде сочувствия к Кэролайн. По всему, что он слышал о ней, она обладала настоящей деловой хваткой, но тем не менее мистер Бингли считал нехватку Y-хромосомы слишком важным недостатком для руководителя корпорации. Он мягко сказал:

— Но раз Чарльз уходит, теперь настал и на твоей улице праздник, так ведь?

— Не знаю. Могло быть и так, но теперь…— Она покачала головой и сверкнула очередной веселой и искусственной улыбкой, отчего Уильям задумался — может, у нее есть специальный тайник, где она копит улыбки на будущее, как белка — орешки на зиму. — Значит, ты сегодня уезжаешь в Австралию. А Элизабет едет с тобой?

Уильям в уме сделал пометку — больше никогда не сочувствовать Кэролайн, какая бы беда у нее ни приключилась. Он видел, куда она хочет повернуть беседу, что сулило неприятности.

— Лиззи не может уехать так надолго, она занята на работе.

— Ох, вот жалость-то, — слащаво-ядовито сказала она. — У нее в жизни так много приоритетов — работа, сестра, друзья… и ты, конечно же, когда у нее есть на тебя время. Да еще и поет в джазовой группе. Она не говорила, что я в четверг была у них на выступлении?

— Говорила. — Уильям сказал это резко, чтобы отбить у нее охоту к продолжению беседы.

— Конечно, если бы я знала, что произошло с бедным папочкой, я бы ни за что туда не пошла, но мне позвонили только поздно вечером. — Она помолчала, оценивающе разглядывая его. Когда он не ответил, она заговорила снова, и голос ее стал жестче от нетерпения. — Элизабет тебе рассказала, о чем мы с ней разговаривали?

Он заговорил тяжело, сквозь стиснутые зубы:

— Ну, хватит прикидываться. Да, она мне сказала. Ты позаботилась, чтобы она узнала — это я удерживал Чарльза от примирения с Джейн. И ты это сделала исключительно назло.

— Назло? Прошу прощения.— Она подняла брови, и от ее высокомерного тона Уильям скрипнул зубами. — Считается, что вы с ней так близки, естественно, я полагала, что ты уже давным-давно во всем ей признался. Могла ли я догадаться, что выдаю твою маленькую тайну?

— Прекрати, — прорычал он, сунув руки в карманы. — Ты рассчитывала, что она не знает, какой совет я дал Чарльзу, и преподнесла всю историю в максимально неприглядном виде. Ты была вне себя от радости, что можешь сделать ей больно, и сама это знаешь. Хоть раз, в качестве сюрприза, будь честной!

— Хочешь честно? — Кэролайн окинула его надменным взглядом. — Ладно. Она недостаточно хороша для тебя, она тебе совсем не ровня. А если ты сам этого не видишь, то кто-то должен тебе на это указать.

— И на эту должность ты определила себя. — Несмотря на усталость — он опять плохо спал — Уильям даже и не подумал уйти прочь. Этой ночью в мучительных снах он опять видел Элизабет такой, как она была в последний раз, с глазами, мокрыми от слез — слез, в которых был виноват он. Ему нужно было на ком-нибудь сорваться, и эта рыжая бестия, дерзко стоявшая перед ним, уперев руки в бока, была как раз подходящей целью.

— Думаю, не только я, — ответила она презрительно, со значением. — Твоя бабка, должно быть, вне себя из-за того, что наследник так себя ведет. Какое-то маленькое ничтожество, эта Элизабет Беннет, бросает тебе призывный взгляд, трясет перед тобой телесами — и ты уже задыхаешься, распускаешь слюни и даешь водить себя за нос… или за какой-то другой орган своего тела. Я даже не об интеллигентности, стиле или воспитании. Неужели ты не видишь, что она ниже тебя? И буквально, и фигурально. — Уголок рта у нее скривился, она явно наслаждалась двусмысленностью своих слов.

— Мне казалось, я уже раньше ясно дал тебе понять, что не потерплю, если ты будешь говорить об Элизабет в таком тоне. О такой интеллигентности, какой обладает она, тебе можно и не мечтать. А что до твоего так называемого воспитания, я не заметил, чтобы тебе оно принесло сколько-нибудь пользы.

Она недовольно вздернула подбородок.

— Не могу поверить, что ты теряешь время с этой маленькой вертихвосткой, когда у тебя могла бы быть настоящая женщина. — Она взглянула на свои руки, погладив пальцем свое кричащее кольцо с рубином.

— Ты говоришь о себе?

— Да, хотя, когда ты так себя ведешь, я не понимаю, зачем ты мне нужен.

— Что касается меня — у меня вопросов нет. Я не хочу иметь с тобой ничего общего, Кэролайн. Я и раньше тебе это говорил, но почему-то до тебя никак не доходит. Кроме того, я думал, вы с Брюсом очень любите друг друга.

— Брюс? — Она рассмеялась почти злобно. — Он оказался таким же дураком, как все вы, мужчины. — Взгляд ее выражал душевное волнение, она не сводила глаз с Уильяма. — Кроме того, я говорила о нем, только чтобы заставить тебя ревновать. Ты ведь это понял, правда?

Он повернулся, чтобы уйти из библиотеки.

— Это бессмысленный разговор. Что ты там уничтожала, можешь продолжать.

— Наш разговор еще не окончен!

Вопреки трезвому расчету, Уильям повернулся к ней. Неумолимое калифорнийское солнце лилось в окно и вспыхивало в ее волосах цвета новеньких медных монеток. Она обошла вокруг стола и приблизилась к нему, ее резкие духи смешались с запахом трубочного табака. Он сделал шаг назад, ему было неприятно дышать воздухом, пропитанным ее присутствием.

— Что тебе нужно? — спросил он, снова убрав руки в карманы.

— Как ты не поймешь, что у вас с Элизабет нет будущего? Ты заслуживаешь богатую наследницу, даже принцессу. У тебя есть все — богатство, воспитание, слава, а ты собираешься растратить все это на маленькое ничтожество, которое с помощью пышной груди и пары «красивых глаз» заманило тебя к себе в постель?

— Ты даже не представляешь, о чем говоришь. — Его удивило внезапное охватившее его ощущение спокойствия. Она была так возмутительно груба, что даже не заслуживала его гнева.

— Я знаю, что она переспала с тобой в Нью-Йорке. Здорово она тебя загоняла? Поэтому ты и попал в больницу?

— Что мы с Элизабет делали или не делали в Нью-Йорке, тебя не касается. А учитывая твое поведение в Нью-Йорке, особенно то, как ты пыталась выдать ее подарок за свой, я бы советовал тебе оставить эту тему. — Он снова начинал сердиться, вспомнив, что Кэролайн сыграла немалую роль в его предыдущей разлуке с Элизабет, так же, как и в этой.

— Что бы я ни сделала, я делала это только ради тебя. Она уезжала из Нью-Йорка. Ты не ответил на ее сообщения, и тогда она сама заявилась в больницу с этой орхидеей. Это была всего лишь отчаянная уловка, чтобы удержать тебя. Тебе без нее гораздо лучше, ты был ей нужен только как талон на питание.

Росток какой-то догадки, порожденный ее словами, зацепился в его сознании, но он отбросил его, слишком сердитый на Кэролайн, чтобы обратить на него внимание.

— Я все ломаю голову и никак не могу понять, с чего ты взяла, что должна заботиться о моих интересах. Элизабет ты почти не знаешь, думаешь, что знаешь меня — и ошибаешься, мы связаны только через Чарльза, и все же ты позволяешь себе решать, что для меня лучше.

— Коль скоро ты совершенно не разбираешься в женщинах, тебе нужен человек, который об этом позаботится. Ты не лучше моего брата. — Она самодовольно пригладила волосы и прислонилась к столу, скрестив длинные загорелые ноги, явно пытаясь привлечь к ним его внимание.

Уильям пренебрег этим зрелищем, уставившись в камин и придумывая, чем ответить на такую ошеломляющую заносчивость. Он ощутил приступ боли при ее упоминании о Чарльзе, но тут же его самолюбие возмутилось и кинулось в бой. Его вмешательство в личную жизнь Чарльза — совершенно другое дело, да и в любом случае — он уже попросил прощения. Никакого сравнения с манипулированием Кэролайн по отношению к нему самому.

Смутная догадка опять пришла к нему, и опять он попытался отбросить ее, но на этот раз не получилось. Он посмотрел ей в лицо, внимательно следя за её реакцией.

— Как ты узнала, что Элизабет мне звонила, когда я был в больнице?

Взгляд Кэролайн вильнул в сторону, но лишь на миг.

— Ты, наверное, сам про это говорил в августе, когда взъелся на меня из-за этого недоразумения с орхидеей.

Уильям покачал головой, отгоняя свои подозрения, но избавиться от них было трудно.

— Ты знала, что она оставила не меньше двух сообщений, потому что ты назвала их сообщениями — во множественном числе. И ты почему-то знаешь, что я ей не перезванивал, а это произошло из-за того, что я этих сообщений не получал. И интересно, откуда ты все это знаешь? Ты умудрилась прослушать сообщения в моем телефоне?

— Просто смешно. Как я могла залезть в голосовую почту твоего мобильного? — Она закатила глазки и фыркнула.

— Я и не говорил, что мне звонили на мобильный, — произнес он негромко, но в темных глазах затаилась угроза. — Как ты могла это узнать, если только не прослушала?

Она молча глядела на него, выпятив подбородок.

Он продолжал говорить, больше даже с самим собой, чем с ней.

— А если ты сумела их прослушать, это значит… — Он, не веря собственной догадке, взглянул на нее. — Как ты узнала мой пароль для голосовой почты?

— Да ты сам и подсказал, — прошипела она. — Я тебя умоляю, кто же пишет пароль на бумажке и приклеивает к телефону?

— Значит, ты признаешься. Ты прослушала ее сообщения, а потом удалила.

— Да, я это сделала. Ты это хотел услышать? — Она бурно жестикулировала, ее кроваво-красные ногти были так длинны, что Уильяму вспомнились ястребиные когти. — Не могу поверить, что ты из этого раздуваешь такое событие. Нельзя было позволять этой маленькой пиявке так впиваться в себя. Да ты же, как и все мужчины, думаешь не головой, а головкой, той, что у тебя в штанах, и не способен разумно мыслить! Значит, нужно женщине вмешаться и позаботиться о тебе.

Уильям вспомнил, как страдал и мучился без внимания и поддержки Элизабет все долгое лето, пока выздоравливал, и его охватило бешенство.

— Ах ты стерва несчастная, — прошипел он. — Ты хоть представляешь, до какой степени ты мне омерзительна?

— Не говори так. Мы с тобой оба хорошо знаем, что она тебе скоро надоест, и вот тогда ты поймешь, что я была права.

— Хватит, Кэролайн. — Внезапно его голос стал громче. — Самое грустное — это что ты себя убедила: если разлучишь нас с Элизабет, то получишь шанс завоевать меня.

— Но… — Ее гнев и надменность исчезали на глазах, и вместо них появилась тревога.

— Слушай внимательно, потому что я говорю с тобой в последний раз. — Он говорил ровно и невыразительно, а руки сжал в кулаки — они тряслись от еле сдерживаемого бешенства. — Никогда и ничто не заставит меня быть с тобой. Ничто. Даже если бы мы были пресловутыми последними людьми на земле — все равно. Я тебя презираю, и больше ничего, и по-другому никогда не будет.

— Уильям… — Ее бравада наконец иссякла, голос был похож на жалобный визг.

— Держись от меня подальше, и главное — оставь Элизабет в покое. Если только ты еще раз ее тронешь… — Он покачал головой. — Я, вообще-то, чужд насилию, но если меня разозлить, могу сделать исключение. А теперь, с твоего позволения, мне бы хотелось выйти на свежий воздух.

Он резко повернулся и с достоинством покинул библиотеку. Кэролайн, внезапно осененная благоразумием, за ним не пошла.

divider

Porsche Boxster Чарльз уселся за руль и нажал на газ. Машина рванулась вперед, мощный двигатель заворчал.

— Буду скучать по этой машине, — сказал он со вздохом.

— Скучать? — нахмурился Уильям. — Почему? — Это был сияющий черный «Порше Бокстер» с откидным верхом, и в салоне еще не исчез тот опьяняющий запах новой машины, из-за которого столько покупателей поддаются искушению и тратят лишние деньги. С разрешения Чарльза Уильям сегодня днем вел эту машину по дороге на пляж и нашел, что она хоть и уступает Феррари в мощности, все же мягкая, быстрая и легкая в управлении.

— Лучше продам ее и куплю подержанную Пинто или что-нибудь в этом роде. — В темноте было не различить выражения лица Чарльза, но голос его был мрачен. — На одной страховке разоришься.

— И у тебя даже нет никакой доверительной собственности, которой ты мог бы распоряжаться?

— До тридцати пяти лет — нет. А до тех пор я, видимо, считаюсь слишком молодым, чтобы мне… э-э-э… доверять.

Уильям закатил глаза в ответ на этот слабенький каламбур и в душе поблагодарил своих предков, не наложивших такие ограничения на различные фонды, принадлежавшие ему.

— Не может случиться так, что твои права на имущество будут приостановлены по ходу проверки?

Чарльз содрогнулся.

— Господи, надеюсь, что нет. Но ордер на обыск был выписан на Кэро, вот бедняжка.

— Как ты думаешь, она виновна?

— Она мне ничего не сказала, но не думаю, что она так испугалась бы, если бы ничего не было.

Когда этим утром Уильям дал себе обещание никогда больше не сочувствовать Кэролайн, он даже и не думал, что ему так скоро придется подвергнуть проверке свое умение держать слово. Проведя приятный день на пляже, они с Чарльзом вернулись домой и обнаружили, что там все вверх дном. Незадолго до их возвращения прибыли федеральные служащие с ордером на досмотр всех бумаг, относящихся к финансовым операциям Кэролайн. В это же время другая такая же группа занималась аналогичным расследованием в главном офисе фирмы.

— Она как будто заранее была готова к проверке, — заметил Уильям.

— Да. — Чарльз перестроился в левый ряд, чтобы обогнать колонну грузовиков. — Вчера утром комиссия по ценным бумагам выдвинула против ее брокера обвинение в незаконных сделках с бумагами. Ну, и по этому случаю они обязаны навести справки о некоторых его клиентах.

До этого момента Уильяму не приходилось слышать ни о каком брокере. Из-за полного хаоса в доме трудно было собрать в целое всю историю.

— Так он делился с ней конфиденциальной информацией?

— Так они говорят. Но может быть, она считала, что его информация получена честным путем, а сама она — невинная жертва.

Невинная жертва не стала бы уничтожать бумаги, но Уильям не рассказал об этом Чарльзу.

— Вчера в больнице она все ждала звонка — не от него ли?

— Возможно. Но, скорее всего, Брюс был слишком занят с представителями власти.

Уильям вздернул брови.

— Брюс?

Чарльз взглянул на него и пожал плечами.

— Да, Брюс. Брюс Гормли, ее брокер. А что?

— Пару недель назад в аэропорту она говорила про какого-то Брюса, но звучало так, будто у них довольно близкие отношения.

— Ничего подобного. Она знает его еще с колледжа. Он по ней с ума сходит, но она с ним обращается, как с… комнатной собачкой, по-моему.

— И он ее брокер, — Уильям усмехнулся, вспомнив ее признания в вечной любви к таинственному незнакомцу.

— Надо сказать, последнее время она все поет ему дифирамбы. Видел это ее кольцо с огромным рубином? Она всем говорит, что обязана им Брюсу, потому что купила его благодаря прибыли, полученной с его помощью. Интересно, федералы наложат на кольцо арест?

Уильям кашлянул. Он знал, что Чарльз искренне переживает за Кэролайн, и почувствовал небольшое угрызение совести от того, что радуется ее неприятностям, — но совсем небольшое.

— Надеюсь, что эта переделка не затронет вас с матерью. Ты завтра едешь в Сан-Франциско, как и собирался?

— К сожалению, нет. Я уже позвонил Джейн и перенес все на выходные. Мама очень расстроена, и информация просочилась в газеты — пока ты укладывал вещи, в дом заявился корреспондент «Таймс». Но к вечеру пятницы все должно успокоиться, по крайней мере, настолько, что я смогу уехать на пару дней.

— Джейн знает, зачем ты приезжаешь?

— Мне показалось, что это трудно будет объяснить по телефону, я просто сказал, что буду в городе и хочу ее увидеть.

Нерешительность Чарльза на миг позабавила Уильяма, но затем он вспомнил, как ему самому трудно было объясниться с Элизабет в первый приезд в Сан-Франциско.

— Полагаю, ты остановишься в своем доме.

— Не знаю. Очень не хотелось бы быть там, когда ворвутся федеральные агенты в поисках улик против Кэро. Думаю, было бы разумнее в этот раз там не появляться. Кроме того, если с Джейн все не сложится, мне бы хотелось там быть меньше всего.

— Если хочешь, можешь остановиться в пентхаусе.

— Вообще-то, это было бы здорово, если ты не против. — Из немедленного согласия Чарльза было ясно, что он надеялся на это приглашение.

— Когда приедем в аэропорт, напомни мне позвонить миссис Хилл. С ней все и обсудишь.

Уильяму не хотелось в этом признаваться, но в этом предложении у него был и собственный интерес. Если бы Чарльз остановился в пентхаусе, об этом стало бы известно Джейн и, что важнее, Элизабет, и обеим было бы ясно, что Чарльз там находится с ведома и при поддержке Уильяма.

— Чарльз, пока ты там будешь… — Уильям запнулся, но заставил себя говорить дальше. — Не сомневаюсь, что ты кое-что узнаешь, и я думаю, ты должен об этом услышать сначала от меня.

— Про вас с Лиззи? — Чарльз глянул мельком, но даже в сумерках Уильям различил на лице друга сочувствие.

— Как ты узнал?

— Для начала, Джейн и не подозревала, что ты приехал сюда, пока я об этом не упомянул. Было странно, что Лиззи ничего ей не рассказала. Потом она спросила, как ты поживаешь, и еще кое-что, и я все понял. По-моему, она думала, что ты мне уже все рассказал.

— Извини. Мне не хотелось об этом говорить.

— Сочувствую, Уилл. Я все не мог понять, как это ты от нее уехал сюда и завис у меня.

— Наверное, я бы не смог уехать, если бы она меня не прогнала. В ней вся моя жизнь. — Уильям смутился, когда у него вырвались эти слова, но это была правда, с которой не поспоришь. — И я не знаю, как ее вернуть.

Чарльз опять быстро взглянул на него.

— Слушай, ты можешь сказать мне, чтобы я не лез не в свое дело, но все же что случилось? Я думал, у вас все замечательно.

— Все так и было, но она узнала о некоторых вещах, которые я сделал, и очень расстроилась. — Он покрутил пуговицу у себя на рукаве. — Частично это насчет вас с Джейн и тех советов, что я тебе давал.

— Ты поэтому решил поговорить со мной про Джейн?

Уильям кивнул.

— Я не знал, как еще загладить свою вину. Но к тому же в воскресенье я обнаружил, что ошибся насчет брачного договора.

— Как это?

— По кое-каким словам, сказанным Джейн.

— Знаешь, я уверен, что Лиззи тебя простит, если мы с Джейн опять будем вместе.

— Проблема не только в этом, — сказал Уильям так тихо, что Чарльзу пришлось переспросить.

— Не могу понять, — сказал Чарльз. — Вы что, официально расстались?

— Не официально, но… — Уильям закусил губу. — Не знаю. Ей нужно время, чтобы подумать, и я обещал ей пока не пытаться ее увидеть или звонить. Боюсь, что она совсем от меня отойдет — с глаз долой, из сердца вон.

— Сомневаюсь. Наверное, ей просто нужно время, чтобы перестать на тебя злиться.

— Так и Джейн сказала.

— Так прислушайся к ней, она мудрая женщина. Но на всякий случай давай разработаем стратегию поведения. Хм-м… как бы обойти правило «не приходить и не звонить»? — Чарльз нахмурился, облизнул губы и вдруг хлопнул по рулю, отчего раздался короткий сигнал. — Нашел! Напиши ей по электронной почте. Ох, совсем забыл, у тебя же технический кретинизм, ничего не выйдет.

— Нет у меня никакого технического кретинизма. — Уильям рассердило и такое отношение, и слово «кретинизм». — Не любить технику — не значит быть кретином.

— Как скажешь, Уилл.

Чарльз сказал это довольно безразличным тоном, но Уильям чувствовал, что про себя он забавляется. Он гневно поглядел на Чарльза и стал защищаться:

— К твоему сведению, я обещал Соне в эту поездку проверять электронную почту. Учитывая разницу во времени, будет нелегко с ней общаться.

— Вот и ответ — напиши Лиззи письмо.

— Но это будет так безлично. — Уильям знал, что старомоден, но ему было все равно.

— Все же лучше, чем ничего. Как бы то ни было, если у меня будет возможность замолвить за тебя словечко, я это сделаю. Вы двое прекрасно подходите друг другу, и, кроме того, я просто мечтаю произнести двусмысленный тост на вашей свадьбе и напомнить, что мы с Джейн всегда думали, что из вас с Лиззи получится замечательная пара.

— Да, знаю. Ты говорил об этом всего лишь несколько сот раз. — Уильям взглянул на часы. — Опаздываем. Нам еще долго ехать?

— Еще несколько минут, — сказал Чарльз. — А на регистрацию в первый класс очереди никогда нет.

— Но последнее время страшные очереди выстраиваются на досмотре.

— Это верно. Что ж, посмотрим, на что способен Порше. — Чарльз надавил на газ, и машина рванулась вперед.

divider

Три часа спустя кресло Уильяма представляло собой одинокий островок света в первом классе. Непроницаемые наушники наполняла тихая джазовая музыка — этот атрибут полета был для него совершенно необходим. Его соседи по салону или спали, или пытались заснуть; ему тоже придется это сделать в какой-то момент длительного перелета. Приземлиться в Сиднее они должны были рано утром, и у него будет время только на то, чтобы принять душ и переодеться перед долгим днем, посвященным репетициям.

Он выключил свет и стал смотреть в иллюминатор. Где-то внизу океан, но он был скрыт густыми облаками, в свете осколка луны напоминавшими застывший свинец. Захваченный этим видом, он перебирал в памяти события последних четырех дней, целый калейдоскоп воспоминаний.

«Такие люди, как ты или мой отец, вершат судьбы других», — сказал Чарльз, когда они разговаривали в библиотеке. Любое сравнение с властным отцом Чарльза было бы поводом для беспокойства, но здесь это значило только то, что они похожи в решительности и целеустремленности. Во всем остальном между ними не было ничего общего. Отец Чарльза был холодный эгоист, который в жизни никому не сказал доброго слова. К тому же он был настолько требователен, что люди ходили вокруг него на цыпочках, чтобы не разгневать.

Но Чарльз сказал своему отцу кое-что еще, и эти слова никак не уходили из памяти: «Главное то, что я сыт по горло твоими указаниями. Цена слишком высока, и я больше не буду делать этого». Словами этими выражалось настроение такое же, как у Элизабет, когда она просила его уйти: «Я люблю тебя, но не знаю, смогу ли я расстаться с такой огромной частью своей личности, которую мне необходимо принести в жертву, чтобы остаться с тобой». Возможно, у него с мистером Бингли больше общего, чем он себе представлял.

Сердце его сжалось от горя. Ему нужна была Элизабет — коснуться ее, посмотреть ей в глаза, рассказать о своем раскаянии и найти исцеление, если и не прощение. Но ведь он обещал уйти, и теперь, когда обещание было дано, только самое душераздирающее отчаяние могло заставить его нарушить слово. Он знал, что без нее обречен на одиночество и страдание, но не на отчаяние… по крайней мере, он искренне молился, чтобы это было так.

Ему вспомнился совет Чарльза послать электронное письмо. Вроде бы это не выходит за рамки его обещания, но как же можно излить свое сердце бездушной машине? И ощутит ли она силу его слов, если они будут безличными, электронными? Нет, компьютер не годится для любовного письма.

Ну конечно. Он чуть не рассмеялся, только сейчас вспомнив, что до появления мобильных телефонов и компьютеров использовался куда более живой способ общения.

Он включил свет и порылся у себя в портфеле. Желтый разлинованный блокнот ему не нравился — никак не соответствовал ситуации. Пожав плечами, он разложил его на откидном столике. Никакой другой бумаги не было, а потом, если захочет, он может переписать письмо на чем-нибудь получше. Он достал любимую ручку из кожаного органайзера, покатал пальцами ее гладкую прохладу, перебирая в уме тысячи слов, которые хотел сказать.

Он живо представил себе ее лицо, и чувство одиночества перестало быть таким острым, когда перо коснулось бумаги, и он вывел два простых слова:

«Элизабет, любимая».

 

Рояль