Нежданная песня > Оглавление > Глава 37

Глава 37

 

Элизабет где-то слышала фразу о том, что можно многое узнать о человеке, наблюдая за тем, как он спит. Она не была уверена, что это так и есть, — во всяком случае, десять дней назад, когда она смотрела на Уильяма, спящего у нее на диване, она не сделала для себя никаких поразительных открытий на его счет. Но находиться рядом с ним, пока он спит, и ощущать его практически всеми органами чувств — это было совсем другое дело.

Она пробудилась совсем недавно, чтобы обнаружить, что лежит на боку, а Уильям лежит в той же позе у нее за спиной и крепко держит ее в объятиях. Словно свернувшись калачиком в обнимку с огромным плюшевым мишкой. Улыбнувшись этой мысли, она еще уютнее и теснее прижалась к нему спиной. Он пошевелился и покрепче обхватил ее рукой, медленно и мерно дыша во сне.

Так, значит, вот чего я себя лишала все эти годы. Она не раз размышляла о том, каково это — спать с мужчиной, ну то есть именно спать, в прямом смысле слова, хотя ее едва ли можно было назвать более искушенной и в других занятиях, подразумевающих наличие мужчин и кроватей. Эта тема возникла несколько недель назад, в разговоре за ужином с Джейн и Шарлоттой.

«Когда все интересное заканчивается, — сказала тогда Шарлотта , — я предпочитаю вышвыривать их вон и располагаться на постели одной. Мне нужно чувствовать себя вольготно, чтобы я могла раскидываться и ворочаться как угодно, когда я сплю. Но знаете, кого я ненавижу больше всех? Тех мужиков, которые любят спать в обнимку».

Насколько могла судить Элизабет, у Шарлотты явно были не все дома. Она и правда просыпалась несколько раз ночью, разбуженная непривычным присутствием Уильяма — но каждый раз расслаблялась, прильнув к нему, наслаждаясь уютным, комфортным теплом его тела, и вскоре, умиротворенная, засыпала снова. А один раз он тоже проснулся, и они обменялись несколькими сонными поцелуями прежде, чем снова погрузиться в сон.

Итак, вот первое, что я о нем узнала нового. Он любит спать в обнимку, и мне это тоже нравится. Во-вторых, он, слава те Господи, не храпит, хотя я уже была в этом вполне уверена после той ночи, которую он провел у нас на диване. В-третьих, хотя и это я тоже уже знала, у него просто замечательный запах. Этот легкий пряный привкус одеколона — я рада, что он понимает, что не нужно им обливаться с ног до головы — смешанный с чем-то еще, с чем-то, что пахнет просто… им. Туалетная вода «Уильям».

Он снова пошевелился и на этот раз проснулся. Издав глубокий вздох, который, казалось, пророкотал вверх по его телу от самых кончиков пальцев ног, он откинул ее волосы в сторону и нежно поцеловал прямо за ушком.

В-четвертых, по утрам у него довольно колючая щетина. Но почему-то меня это не напрягает.

Он прижался к ней еще теснее, словно обволакивая ее собой. В-пятых, он был прав, когда сказал, что его тело, скорей всего, не поймет установленных правил.

Она повернулась к нему лицом, с удивлением обнаружив, что чувствует почти смущение:

— Доброе утро.

Уильям улыбнулся ленивой, блаженной улыбкой, глядя на нее из-под полуприкрытых век.

— Вот уж воистину. — Он осторожно убрал волосы с ее лица. — Ты хорошо спала? — Его мягкий голос звучал сейчас еще глубже, чем обычно.

Она кивнула:

— Я рада, что ты уговорил меня остаться.

— И вполовину не так рада, как я. Помнишь, что я сказал тебе прошлой ночью?

— О чем именно?

— О том, чтобы провести в этой кровати как минимум десять лет?

— М-м-м-м.

Он погладил ее щеку большим пальцем.

— Я передумал. Лет тридцать, не меньше.

— Хорошо.

— С обещанием рассмотреть возможность и последующих тридцати.

Он устроил голову у нее на плече и закрыл глаза, обдавая прохладным ритмичным дыханием шею. Глубокая нежность охватила Элизабет, когда она обнаружила, что он снова уснул. Она гладила его по волосам, паря в тумане сонного умиротворения.

В-шестых, если на свете и существует более замечательный человек, то он носит синий плащ с капюшоном, сапоги и красную букву «S» на груди.

Элизабет проснулась от резкого звука, донесшегося с улицы, — скорей всего, это был мусоровоз, с утра пораньше совершавший свой рейд. Да уж, вполне романтическая деталь. Уильям спал, по-прежнему уютно устроившись головой у неё на плече. Ну что ж, надо признать, что эта деталь определенно романтическая. К сожалению, совершенно неромантическая боль в спине заставила ее пошевелиться, чтобы сменить позу.

Она осторожно передвинула голову Уильяма на подушку и потихоньку выбралась из кровати. Затем на цыпочках прошла в ванную и закрыла за собой дверь. Вытянув руки над головой и потягиваясь, она подошла к окну и выглянула сквозь полупрозрачные белые занавески. Было еще темно, и даже намека на рассвет на горизонте пока не наблюдалось. Она выудила из сумочки сотовый телефон и проверила время на дисплее. Было 6:15, а ее первое занятие в среду начиналось только в 9:30. Вот и хорошо. Мне можно пока не торопиться домой.

Элизабет вернулась к окну, ощущая холод мраморного пола босыми ступнями. События прошедшей ночи вихрем кружились вокруг неё, слишком разнообразные и значительные, чтобы можно было осмыслить их все разом. Она до сих пор ощущала слабые отзвуки вчерашнего «возврата в прошлое» в виде смутного беспокойства и неловкости, которые ютились где-то на задворках ее сознания. Но я этого совсем не чувствовала, пока лежала в постели в объятиях Уильяма. Я только знала, что я… в безопасности. И счастлива. Очень счастлива.

Несколько минут спустя Элизабет стояла перед зеркалом, изучая свое отражение так же, как и накануне ночью. Волосы опять выглядят ужасно — как приятно, что в этой жизни есть нечто постоянное. Она прибегла к помощи щетки для волос, сосредоточившись на самых запутанных колтунах и узелках. Потом ее глаза упали на зубную щетку, позаимствованную вчера у Уильяма, и, пробежав язычком по зубам, она кивнула себе и принялась за дело. Как только она закончила чистить зубы, раздался стук в дверь.

— Лиззи? Ты здесь?

Она открыла дверь, чтобы обнаружить за ней Уильяма, который щурился от яркого света, лившегося из ванной.

— Тебе нужно войти? — Элизабет не смогла не улыбнуться его растрепанному, сонному виду. Это просто несправедливо. Ну почему он так потрясающе выглядит с самого утра, даже весь такой заспанный и помятый?

— Я проснулся, а тебя рядом не было. Я уж было испугался, что ты потихоньку ускользнула, не попрощавшись. — Он пробежал рукой по всклокоченным со сна волосам.

Она притронулась к его щеке, чувствуя, как темная щетина покалывает ей пальцы.

— Ну конечно, нет.

— Значит, ты вернешься обратно в кровать?

— Ненадолго. Я тут просто… освежалась немного.

— А-а. — Он крепко сжал губы. — Возвращайся в постель. Я сейчас приду.

Вскоре дверь ванной открылась и он пересек комнату, освещаемый тусклым мерцанием ночника, и присоединился к ней в кровати. Когда он улегся на боку к ней лицом, она повернулась, чтобы выключить лампу.

— Нет, оставь свет, — прошептал он, обхватывая ее рукой за талию. — Иначе будет слишком темно, и я тебя не увижу. Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Лучше, благодаря тебе.

Он перекатился на спину и привлек ее поближе, обнимая согнутой рукой за плечи. Она положила голову ему на грудь, и он стал поигрывать с одним из ее локонов.

— Люблю твои волосы. Всегда любил.

Элизабет слегка приподнялась, оперевшись головой на руку.

— А я ужасно привязана к этим завиткам, которые все время спадают тебе на лоб. — Она потянулась к нему, приглаживая его кудри.

Он взял ее руку и ненадолго поднес к губам; обычно глубокую, проникновенную силу в его взгляде сейчас сменило выражение абсолютного умиротворения и довольства. Она посмотрела на его красиво очерченный рот и потянулась, чтобы ласковым и томным касанием притронуться к нему губами.

В-седьмых, у него самые мягкие и теплые губы на свете. Впрочем, это я тоже и так уже знала.

Руки Уильяма сомкнулись вокруг неё, а язык нежно обвел ее губы, а затем устремился между ними. Он перекатился на бок, увлекая ее за собой и целуя с восхитительной, медленной тщательностью. И каждый раз, когда начинало казаться, что страсть вот-вот охватит его, Элизабет чувствовала, как он обуздывает свой пыл, вновь возвращая поцелую легкость и спокойную ласковость. Сегодня утром она не была уже настолько хрупкой и ранимой, как он, должно быть, полагал, но ее сердце переполнилось благодарностью от его нежной заботы.

Она провела пальцами по его подбородку, который оказался замечательно гладким на ощупь. Очевидно, что, будучи в ванной, он успел побриться.

— Я тебе сплошные обломы устраиваю, да?

— Да уж, это точно. — Усмехнувшись, он поцеловал её в кончик носа. — Но ты стоишь того, чтобы ждать.

У Элизабет были на этот счет свои сомнения. Безусловно, Уильям имел дело с десятками женщин, и все они наверняка вели себя смело и раскованно и обладали большим опытом в том, как доставить мужчине удовольствие. Ох, ладно, прекрати. Ты тоже не совсем уж невежественна. Кроме того, ты преподносишь это так, словно он всю жизнь только и делал, что пробивался сквозь строй куртизанок.

Уильям снова улегся на спину, и она свернулась поуютнее у него под боком, вновь уложив голову ему на плечо и чувствуя, как его пальцы ласково зарываются ей в волосы. Она провела рукой по его груди — удовольствие, которое только увеличилось при воспоминании о том, как он выглядел без майки. Вчера ночью она была удивлена — и даже немного разочарована, — когда он появился в спальне в футболке, надетой под халатом. Должно быть, он подумал, что мне будет спокойнее провести ночь с мужчиной, если он будет полностью одет. Какой же он все-таки милый.

Ее рука скользнула ниже, к талии, и ей пришлось подавить в себе искушение прокрасться пальчиком — или двумя, или пятью — к нему под майку, чтобы снова ощутить тепло и силу этого худощавого, подтянутого торса.

Эй, эй. Погоди-ка минутку и подумай. До сих пор он сдерживался ради тебя, но если ты сама сделаешь первый шаг, то все может измениться. А ты ведь еще пока к этому не готова, не так ли?

Она была удивлена, что ей пришлось задать себе этот вопрос, когда не прошло и восьми часов с того момента, как она лежала на этой самой постели бледной трясущейся тенью, готовой вот-вот разрыдаться. Но этим утром, в его объятиях, все казалось возможным. Да, но давай-ка посмотрим на это с другой стороны. Что, если мы продолжим с того момента, где остановились, и все повторится вновь? Я не могу больше этого устроить — ни себе, ни ему.

Она не питала иллюзий, что ее вчерашний разговор с Уильямом чудесным образом избавил ее от проблемы, которую она столько времени пыталась игнорировать, но рассказ о том, что с ней тогда произошло — и особенно такому любящему и заботливому слушателю — имел решающее действие.

Я не позволю этому больше стоять между нами. Он заслуживает женщину, которую не преследуют призраки прошлого. Я заслуживаю того, чтобы любить его, не оглядываясь поминутно через плечо. И я сделаю все, что только возможно, чтобы наконец преодолеть это.

Ей предстояло о многом хорошенько подумать, но для этого будет время и позже, когда голова уже не будет так уютно покоиться у него на груди. Она прикрыла глаза, наслаждаясь теплом его тела. Чуткие пальцы, которые вдохновляли фантазии тысяч женщин, все еще ласкали её волосы.

Невольно пришедшая в голову мысль о других женщинах напомнила ей кое о чем важном.

— Я думала о том, что сказала тебе прошлой ночью, — и я надеюсь, что ты правильно меня понял, когда я говорила, что в юности ты был моим кумиром.

— Хммм?

Она приподняла голову у него с груди:

— Я не хотела бы, чтобы ты думал, что я с тобой именно поэтому — что с моей стороны это всего лишь поверхностное преклонение перед знаменитостью.

— Я так не думаю.

— Вот и хорошо. Ну, то есть, конечно, ты потрясающий музыкант и я восхищаюсь тобой. И в смокинге ты выглядишь совершенно неотразимо. Но если бы этим все и ограничивалось, то меня бы сейчас здесь не было. Я полюбила человека, который скрывается за всем этим, — такого милого, романтичного и нежного — ну, разумеется, в тех случаях, когда он не бывает упрямым, начальственным и надменным.

Он недовольно нахмурился, но в его глазах она увидела веселую искорку:

— А я-то уж развесил уши, думая, что выслушиваю комплимент.

— Ты же знаешь мое правило по поводу подкармливания твоего эго. Ну и кроме того, если бы я только и делала, что беспрестанно пела тебе дифирамбы, то ничем бы не отличалась от любой другой женщины в мире. Должна же я хоть чем-то выделяться. — Ее улыбка поблекла, и она уселась в кровати, подложив под спину две подушки. — Впрочем, полагаю, я и так уже отличилась. Держу пари, я единственная женщина, у которой в твоей постели случился приступ паники.

— Бедная моя Лиззи. — Он тоже принял сидячее положение. — Если это тебя хоть сколько-нибудь утешит, ты уникальна в другом отношении. Ты единственная женщина, которая когда-либо была в моей постели — точка.

— Тебе не нужно говорить это только для того, чтобы утешить меня.

— А я и не говорю. Я не хочу сказать, что никогда раньше не был с женщиной, но ты — единственная, кого я пригласил провести ночь у меня, в моей кровати.

— Здесь, в Сан-Франциско. — Потому что не хочет же он сказать, что он не…

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, я говорю обо всех моих кроватях, везде. Ты ведь знаешь, как важно для меня личное пространство — и поэтому пригласить женщину в мою спальню, в святая святых… — Он пожал плечами. — Для меня это слишком.

— Но если я вторгаюсь в твое святилище, то это нормально?

— И даже передать тебе не могу, насколько это нормально. — Он тепло поцеловал её.

— Это большая честь для меня. — Она не хотела, чтобы слова прозвучали так формально, но это показалось ей единственно возможным ответом на тот невероятный коплимент, который он ей только что сделал. Оплетя его затылок руками, она вернула поцелуй, а после зарылась лицом в его шею, от души, с наслаждением вдыхая упоительный запах «туалетной воды «Уильям».

Несколько минут протекли в тихом умиротворении, после чего она подняла голову:

— Ты готов продолжить еще одну тему, которую мы начали вчера вечером?

— Думаю, что да. Какую именно?

— Ты сказал, что уже давно хотел рассказать мне о своих чувствах.

Уильям кивнул.

— А почему же ты этого не сделал? Ну, то есть, так ничего и не сказал мне об этом до вчерашнего вечера.

— Я сказал — той ночью, в Нью-Йорке.

— Но ты же не мог тогда всерьез иметь это в виду, правда ведь. Наверняка эти слова просто случайно вырвались у тебя в пылу момента.

Он покачал головой:

— Лиззи, я много лет ждал, чтобы впервые сказать женщине эти слова. Неужели ты и в самом деле полагаешь, что я бы произнес их, если бы так не думал?

Он никогда раньше не говорил женщине «Я люблю тебя»? Она пока отложила в сторону эту невероятную информацию, чтобы переварить позже.

— Но мы тогда едва знали друг друга.

— Я знал достаточно. Да, это верно, сейчас мои чувства глубже. Но я думаю, что начал влюбляться сразу же, как только первый раз тебя увидел.

— Ты имеешь в виду — на террасе в доме Чарльза, когда я услышала, как ты говорил обо мне?

— Нет. Я имею в виду — еще до этого, в аэропорту JFK. Я заметил твои глаза — они были прекрасны и полны жизни. И потом я снова тебя увидел, уже в Сан-Франциско. В тебе было что-то, что меня зацепило — даже с другого конца зала ожидания багажа.

— Но ты же мне как-то сам говорил, что не веришь в любовь с первого взгляда.

— Вот поэтому мне и было так трудно признать, что со мной происходит. И только позже, уже в Нью-Йорке, я наконец понял, что влюбился.

Она улыбнулась и взяла его руку в свои, поигрывая с длинными пальцами.

— Ты знаешь, мне ведь тоже показалось, что тогда, в JFK, между нами промелькнула какая-то искра. Но позже, когда я прошла мимо тебя в салоне самолета, ты меня полностью проигнорировал, да и в аэропорту в Сан-Франциско ты держался настолько холодно, что я решила, что мне это просто померещилось.

— Ну, для начала, ты ведь знаешь, что я в тот день плохо себя чувствовал.

— Знаю. — Несколько недель назад она спросила его о грубом поведении в то утро по отношению к Джейн, которую он принял за поклонницу. Уильям объяснил, что ощущал ужасную физическую слабость и как раз в тот момент, когда к нему подошла Джейн, боролся с острым приступом головокружения.

— Но я бы в любом случае тебя проигнорировал. У меня нет обыкновения первому заговаривать с незнакомыми людьми, и особенно с девушками-подростками — а ты выглядела тогда так, что тебе нельзя было дать больше 18-ти.

В прошлом они уже обсуждали кое-какие события того дня, но эта новость была для неё неожиданной. Задумчивое выражение его лица подсказало ей, что он собирается с мыслями прежде, чем продолжить, и она молча ждала, все еще не выпуская его руки из своей.

— На самом деле, меня обеспокоило неуместное притяжение, которое я почувствовал к молоденькой студентке колледжа, за которую тебя принял. Если бы я тогда знал то, что знаю сегодня, я бы дотянулся до тебя, когда ты проходила мимо в салоне самолета, и усадил к себе на колени. Это сэкономило бы нам кучу драгоценного времени, да и полет прошел бы куда приятнее. — Он улыбнулся ей с озорным блеском в глазах.

— Да, вот упущенная возможность. Интересно, как бы я на это отреагировала? — Она поцеловала его подбородок и щеку, и он повернул к ней голову, чтобы в свою очередь запечатлеть короткий поцелуй у неё на губах.

Они замолчали, наслаждаясь умиротворенным покоем, но вскоре она заговорила снова:

— Хорошо, теперь у меня есть еще один вопрос, который я так и не собралась до сих пор выяснить. Почему ты был так невежлив, когда встретил меня у церкви в тот вечер, перед репетицией венчания?

— Невежлив?

— Ты стоял там с совершенно каменным лицом. Мне пришлось чуть ли не по башке тебя стукнуть, чтобы заставить заговорить. Довольно странное поведение, если я тебе действительно понравилась.

Он помолчал мгновение, нахмурив лоб, а затем смущенно улыбнулся и покачал головой.

— Теперь я вспомнил. Я был переполнен.

— Переполнен? Чем?

— Тобой. Я тебя вначале не узнал. Я встретил необъяснимо привлекательную девушку-подростка, у которой были самые невероятные глаза, какие мне доводилось видеть… и что-то еще — нечто, что задело мое сердце. А у входа в церковь я увидел потрясающую, обворожительную женщину, от которой у меня просто захватило дух. Она сняла солнечные очки — и я увидел её глаза и понял, кто она. И вот тогда я действительно забыл, как дышать.

Элизабет притронулась губами к его губам, чувствуя, как тает её сердце.

— Это было так красиво, что я даже готова извинить тебе замечание про «необъяснимую привлекательность». Я даже и близко не догадывалась, что ты чувствуешь нечто подобное, а вот Шарли это заметила. Она мне сказала еще на предсвадебном ужине, что ты в меня влюбился, но я eй не поверила.

— Она была права. В ту ночь ты первый раз вторглась в мои сны, и с тех пор не было и дня, чтобы я о тебе не думал.

— Как жаль, что я этого тогда не знала. Мне порой казалось, что я вижу какие-то признаки того, что нравлюсь тебе, но в следующий момент ты становился холодным и отчужденным. Да и в любом случае, я не могла себе представить, что у тебя мог возникнуть ко мне какой-то интерес.

— Почему же нет? Я знаю, что иногда бываю сдержанным и замкнутым, но я старался показать тебе, что чувствую, всеми возможными способами. И все-таки ты мне не поверила, даже после того, как я пригласил тебя домой и представил своей семье.

Элизабет услышала в его голосе боль. Очевидно, им нужно было поговорить об этом еще давным-давно. Она подняла его руку и прижалась к ней губами.

— Если это хоть чем-то поможет, должна признаться, что Шарли и Джейн все время твердили мне, что я ошибаюсь на твой счет. Они с самого начали были твоими верными заступницами. Но проблема была в том, что я продолжала… наверное, я все еще слышала отголоски прошлого, Майкла. Нечто вроде синдрома Джекилла и Хайда.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Ну, я это так для себя называла — то, что иногда ты бывал таким милым и совершенно очаровательным, а потом мог казаться высокомерным или впадал в молчание, и я никогда не знала, чего от тебя ожидать. Теперь-то я понимаю — когда тебе неуютно, ты замыкаешься и уходишь в себя. Но тогда я этого не знала.

Уильям вздохнул, но воздержался от комментариев.

— Так или иначе, у Майкла тоже было это джекилл-и-хайдовое свойство, хоть и выражалось оно несколько по-другому. Я уже говорила тебе, что в один день он мог быть очаровательным и внимательным, на следующий день мог вообще меня игнорировать, а через день впадал в ярость, если я хотя бы улыбалась какому-то другому парню. И мне казалось, что и с тобой, возможно, происходит нечто подобное. Я видела двух Уильямов Дарси, и не знала, какой из двух — а может, и ни один из двух —истинный. Поэтому мне и было так трудно поверить тебе.

— Ты могла бы спросить у меня, что происходит.

— Ну и как бы это помогло? Если ты пытался меня обмануть, ты же не признался бы в этом. Кроме того, была и еще одна проблема. Меня опять сильно влекло к человеку, который был явно не из моей лиги. В случае с Майклом его недосягаемость была основана лишь на его популярности у женщин, но мы с тобой, казалось, вообще жили на разных планетах.

— Ну почему же? На одной и той же. И жили, и живем.

— Ну сам подумай. Уильям Дарси, самый завидный холостяк Нью-Йорка, которого «Ньюсуик» только что назвал «Секс-символом классической музыки». Уильям Дарси, с особняками за миллионы долларов и слугами. Уильям Дарси, который может получить любую женщину, на которую упадет его взгляд. Люди в твоем положении обычно встречаются с актрисами, или топ-моделями, или дочерьми европейских аристократических домов. Что тебе могло быть нужно от обычной учительницы музыки — ну, за исключением, возможно, того же, что и Майклу?

Его глаза сузились:

— Ты считала меня способным поступить с тобой так же, как поступил он?

— Я не говорю, что считала тебя способным применить силу. Но что касается эмоционального манипулирования или использования своего богатства и положения, чтобы попытаться меня соблазнить… Мне сейчас неловко в этом признаваться, но — да, тогда я считала, что такое вполне возможно.

По тому, как Уильям сжал челюсти, было видно, что он обижен и раздражен.

— И поэтому тогда, в Нью-Йорке, ты и обвинила меня в том, что я всего лишь хотел затащить тебя в постель?

— Ну, отчасти и поэтому, и я знаю, что с моей стороны это было несправедливо. Я должна была больше доверять тебе, особенно после того, как ты пригласил меня на ужин в свой дом. Но с тех самых пор, как… после той истории с Майклом мои инстинкты подсказывали, что я не должна никому доверять, если хочу защитить себя. А ты еще и невольно ухудшил дело той ночью, в моей квартире, сказав, что любишь меня.

— Я до сих пор никак не могу понять, почему это тебя тогда так расстроило, почему ты немедленно решила, что я лгу и пытаюсь тебя использовать. Ты ведь не… — он вдруг резко остановился и с ужасом взглянул на нее. Когда он снова заговорил, его голос был сдавленным и напряженным. — Майкл сказал, что любит тебя, чтобы заставить лечь с ним в постель. И поэтому ты подумала… — Он закрыл глаза, и у него вырвался короткий, мучительный стон.

Элизабет вздохнула:

— У меня в голове прозвучал его голос, повторяющий эти слова. И — знаешь, как гласит старая поговорка: «Обманешься раз — это беда; обманешься дважды — глупость». Ничто не могло заставить меня снова наступить на те же грабли. И поэтому я швырнула эти слова обратно тебе в лицо. — Она снова вздохнула. — Я чувствую себя заезженной пластинкой — но мне правда очень, очень жаль.

— Я рад, что наконец-то понял, в чем дело. Это было настоящей пыткой — не знать, что я такого сделал, за что ты так рассердилась на меня и отнеслась с таким презрением.

Она положила руку ему на грудь — туда, где сердце.

— Мне ненавистна мысль, что я причинила тебе боль. Передать не могу, как ненавистна.

— Теперь все позади. Но когда я сказал в ту ночь, что люблю тебя, я сказал тебе правду.

— И ты действительно произнес эти слова впервые в жизни?

Он кивнул.

Это была совершенно невероятная новость, которую она никак не могла полностью осознать.

— Но ты наверняка был до этого влюблён в какую-нибудь девушку, может, просто не говорил ей об этом.

— Я думал, что люблю мою первую девушку — мне тогда было около 14-ти лет. Но я был слишком стеснителен, чтобы сказать ей об этом, а сейчас я знаю, что это на самом деле была не любовь, это было просто… пробуждение гормонов, я думаю.

Она тихо рассмеялась.

— Хорошая формулировка.

— С тех пор я встречался с другими женщинами, но ни одну из них я не любил. Только тебя, Лиззи.

Он склонил голову, и теплые нежные губы, вкус которых Элизабет испытала чуть раньше, вновь прильнули к её губам в блаженной, изысканной ласке. В-восьмых, к его поцелуям быстро наступает опасное привыкание.

Наконец он поднял голову с необычайно самодовольным выражением лица.

— И, как ты, возможно, уже заметила, — промурлыкал он, — мои гормоны до сих пор не спят. На самом деле, они и на секунду не сомкнули глаз с тех пор, как я тебя встретил.

— Гормоны, страдающие бессонницей. Тяжелый случай в медицинской практике. — В глазах Элизабет искрился смех, когда она обвила его руками и вновь прижалась губами к его губам.

Час спустя, припарковывая машину возле своего дома, Элизабет все еще улыбалась. Услышав слабое жужжание, раздавшееся в недрах ее сумочки, она пошарила там рукой в поисках источника шума. Её сотовый, со вчерашней репетиции все еще находившийся в режиме беззвучного виброфона, настойчиво стремился известить, что она пропустила входящий звонок, сделанный из ее квартиры 45 минут назад. Элизабет решила, что нет никакого смысла перезванивать Джейн или даже прослушивать ее голосовое сообщение — ведь через две минуты она сама уже будет наверху, а Джейн наверняка еще не успела уехать в суд.

Ровно две минуты спустя Элизабет открыла ключом дверь их квартиры и вошла внутрь.

— Джейн? Я дома. Надеюсь, что ты… — слова замерли у нее в горле.

На диване, в рубашке, расстегнутой до пупа, небрежно развалился Ричард, водрузив босые ноги на кофейный столик.

— А-а, доброе утро, — с нахальной ухмылкой произнес он, приподняв в приветственном жесте кружку с кофе.

Элизабет с трудом сглотнула.

— Что ты здесь делаешь? — Джейн и Ричард? Это было невозможно — во всяком случае, она на это надеялась.

— Пью кофе, как видишь. Я так полагаю, ты оставила нашего общего друга с блаженной улыбкой на лице?

Она проигнорировала его недвусмысленный тон.

— Я не понимаю. Ты что, провел ночь здесь?

— Поразительная дедукция. — Ричард откинулся назад на диване и отпил кофе.

В гостиную вошла Джейн, одетая в свой любимый серый костюм.

— Лиззи, ну вот и ты! Ты получила мое сообщение?

Элизабет отрицательно покачала головой, все еще не сводя глаз с Ричарда.

— Я не заметила, что ты звонила, — только пару минут назад это обнаружила. Но, как я вижу, у нас гость.

— Думаю, тебе лучше сказать Элизабет, где я спал. — По кривизне его ухмылки было очевидно, что Ричард от души забавляется ситуацией. — А то, похоже, она уже пришла к собственным выводам на этот счет, основанным на моей репутации.

— Ох, Лиззи, нет, конечно же, это совсем не то, что ты подумала. Я знала, что после репетиции ты планируешь заехать к Уильяму, и я хотела, чтобы у вас была возможность побыть немного наедине. И поэтому…

— И поэтому она похитила меня после ужина и привезла сюда, чтобы я не испортил вам праздник. А потом позвонил Уилл и сообщил мне, что я — персона нон грата.

— И тогда я пригласила Ричарда посидеть ещё. А когда стало совсем поздно и я поняла, что ты уже не вернешься домой, я постелила Ричарду в твоей комнате. Я надеялась, что ты не будешь возражать.

— Да нет, все в порядке. — Элизабет с извиняющейся улыбкой взглянула на Ричарда. — Честное слово, я совсем не собиралась выбрасывать тебя из пентхауса.

— Ты, возможно, и не собиралась, — парировал он добродушно, — а вот старина Уилл практически угрожал уволочь меня в кандалах, если я нарисуюсь в радиусе пяти кварталов от дома.

— Он сделал это ради меня. Мы обсуждали очень серьезные личные проблемы, и он хотел быть уверенным, что нам никто не помешает.

Джейн приподняла брови, с интересом уставившись на Элизабет, но затем взглянула на часы и нахмурилась:

— Очень жаль, что я не могу остаться и поговорить, но мне уже пора бежать. Сегодня мне никак нельзя опаздывать.

— Я провожу тебя до лифта, — сказала Элизабет. Времени и впрямь было мало, но так они, по крайней мере, успеют хотя бы перемолвиться парой слов.

Джейн подошла к Ричарду, который поднялся на ноги.

— Мне и правда уже нужно уходить, но ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

— Спасибо, что прошлой ночью не вышвырнула меня на улицу. — Он поцеловал ее в щечку. — Давай, уложи их на обе лопатки — надеюсь, что я не слишком помешал твоей подготовке к сегодняшнему заседанию.

— Ох, и правда, — сказала Элизабет, — тебе же нужно было готовиться. Мне на самом деле очень жаль, что так вышло.

— Ничего страшного, я все успела. Я предоставила в его полное распоряжение пульт от телевизора, а свою работу взяла на кухню.

Ричард скрестил руки на груди.

— Неужели вы тоже разделяете этот абсурдный миф о том, что любого мужчину хлебом не корми — дай пощелкать пультом по всем каналам? Хотя, если подумать, именно этим я и занимался, пока не нашел фильм, который можно было посмотреть. — Он взглянул на Элизабет. — Кстати, я полагаю, мы сегодня вечером по-прежнему планируем собраться в «Высшей Марке»?

— Разумеется. Ты сможешь к нам присоединиться, Джейн?

— Надеюсь, хотя это будет зависеть от того, как пойдут дела в суде. Шарлотта тоже будет, верно?

— Да, насколько я знаю.

— Я сказала Ричарду, что уверена, что они друг другу понравятся.

Элизабет фыркнула:

— Кто бы сомневался. Шарли — это именно то, что получилось бы из Ричарда, если бы он решил сделать операцию по смене пола — за исключением более симпатичного внешнего вида, конечно.

— Я надеюсь, ты имела в виду, что это она выглядела бы более симпатично. Потому что при мысли о том, как я буду смотреться в мини-юбке… — Ричард передернулся, скривив уничижительную гримасу.

— Ох, ну я даже и не знаю. Держу пари, у тебя классные ноги, — кинула Элизабет через плечо, следуя за Джейн к выходу.

— Ну что ж, полагаю, мы обсудили все имеющиеся вопросы. Мы можем считать на этом наше заседание закрытым?

Уильям обвел взглядом лица, собравшиеся за конференц-столом, собирая в ответ хор согласных кивков.

— Очень хорошо. Благодарю вас всех за помощь в организации процесса.

Следующие несколько минут Уильям был занят тем, что обменивался прощальными рукопожатиями с сотрудниками факультета и местными музыкантами, которые помогли ему отобрать победителей в конкурсе на получение грантов для молодых композиторов, проводимом его фондом. Когда они ушли, он повернулся к Соне:

— Теперь займись подготовкой писем-уведомлений, чтобы я мог их подписать.

— Встретимся в твоем кабинете. — Она собрала стопки бумаг и вышла из комнаты.

— Должна сказать, все прошло относительно неплохо. — Кэтрин до Бург поднялась на ноги. — И я удовлетворена результатами.

Еще бы. Кэтрин весьма категорично настаивала на включение в число победителей двоих конкурсантов из числа студентов консерватории. По счастью, один из них представил совершенно замечательное портфолио с композициями для фортепьяно и, безусловно, заслуживал того, чтобы стать одним из получателей гранта и безо всякой протекции со стороны Кэтрин. Поскольку с одним из ее протеже никаких сложностей не возникло, она оказалась более сговорчивой в том, что касалось другого, и избавила Уильяма от необходимости затевать серьезную баталию. Не то чтобы Кэтрин её выиграла, разумеется, но в этом случае мне и биться особо не пришлось.

— Благодарю вас за помощь, Кэтрин.

— Разумеется. Хотя, конечно, как я уже говорила тебе в августе, я была бы только счастлива возглавить отборочную комиссию вместо того, чтобы быть простым ее членом. У меня значительный опыт в подобного рода делах.

Уильям постарался не закатывать глаза. Именно то, чего мне так не хваталоx

— Ну, в любом случае ваше участие было для нас очень ценным. А теперь, если вы позволите, я…

— Нет, не уходи пока. Я хотела бы поговорить с тобой у себя в кабинете.

Уильям взглянул на часы.

— Мне скоро нужно быть в другом месте.

— Это займет всего минуту. Я хотела бы уточнить твое расписание на остаток семестра.

Он снова сверился с часами. Возможно, уже сейчас он пропускает начало её песни, но все же у него будет шанс дойти туда, пока она не закончит петь.

— Ну хорошо.

Кэтрин прошествовала в свой кабинет и указала ему жестом на свободный стул, усаживаясь за свой стол.

— Как я уже говорила, я чрезвычайно расстроена тем обстоятельством, что ты уезжаешь в конце недели. Я полагала, что ты останешься здесь до конца семестра.

— Когда мы обсуждали эту идею в Нью-Йорке, я предупреждал вас, что надеюсь возобновить гастрольный график к ноябрю. С тех пор ничего не изменилось. Но заключительный сольный концерт в декабре я обязательно здесь дам, как и планировалось.

— Тем не менее, я крайне огорчена. И Энн глубоко разочарована. За эти два месяца ты провел с ней очень мало времени, и вот теперь уже уезжаешь. Чтобы хоть как-то загладить вину, ты должен сегодня составить нам компанию за ужином.

— Боюсь, что у меня уже есть другие планы.

— Мне любопытно, что это за планы у тебя постоянно, Уильям. У меня никогда не было ощущения, что ты любишь вращаться в свете, но за время твоего пребывания здесь я замечаю, что у тебя вечера постоянно чем-то заняты.

Уильям почел за лучшее проигнорировать общий подтекст ее реплики и решил ответить только на вопрос, связанный с сегодняшним вечером.

— Я полагаю, вы знаете, что мой кузен Ричард приехал меня навестить. И мои планы на сегодняшний вечер связаны с ним. — Это было правдой — ну, во всяком случае, в какой-то степени.

— Прошу прощения, доктор де Бург? — В дверях кабинета Кэтрин показался Билл Коллинз.

— Да, Коллинз, в чем дело?

Билл просунулся в кабинет и протрусил к столу Кэтрин, остановившись подле него с видом самой униженной просьбы. Уильям пожалел, что у него нет в кармане сахарной косточки.

— Прошу вас простить мое вторжение, — начал Билл своим елейным тоном, который неизменно действовал Уильяму на нервы, — но я сейчас согласно вашим указаниям занимаюсь подготовкой предварительных контрактов, заключаемых с сотрудниками факультета на следующий учебный год. Вы велели мне начать со старшего преподавательского состава и администрации, а потом уже переходить к младшему преподавательскому составу.

Кэтрин смерила его взглядом.

— Ну да, так и есть. И я полагаю, что вам лучше идти и заниматься этим, вместо того чтобы стоять тут и отнимать у меня время.

Если бы Билл сейчас простерся ниц у ее ног, Уильяма это ничуть бы не удивило.

— Я приношу вам свои глубочайшие извинения. Мне просто известно, что вы планируете в ноябре провести серию встреч с младшим преподавательским составом, и мне подумалось, что, возможно, вы захотите ознакомиться с предварительными условиями их контрактов на следующий год прежде, чем с ними встречаться. Так что я подумал, что, возможно, мне следует начать именно с них, а не с профессуры.

Выражение замешательства, промелькнувшее на лице Кэтрин, было донельзя комичным. Уильям кашлянул, чтобы скрыть смешок, который не успел вовремя подавить. Она быстро пришла в себя и фыркнула:

— Ну разумеется, вы так и должны поступить. Я удивляюсь, с чего вы вообще задаете мне этот вопрос. Проследите, чтобы они были готовы вовремя.

Она снова повернулась к Уильяму:

— Если сегодня вечером ты занят из-за кузена, тогда мы с Энн хотели бы, чтобы в пятницу вечером ты сопровождал нас в оперу. Я так понимаю, что ты пробудешь в городе до субботы, а ты еще ни разу в этом сезоне не был с нами в театре.

— С вашего позволения, доктор де Бург, я тогда вернусь обратно к работе. Я хотел бы начать работу над этими контрактами сию же секунду. — Слова Билла предназначались Кэтрин, но кривая ухмылка на лице была адресована Уильяму: — Я ни в коей мере не хотел бы помешать вам обоим обсуждать ваши планы.

Биллу было прекрасно известно, где Уильям собирается провести сегодняшний вечер, и этим и объяснялся его сарказм. Джазовый ансамбль «Золотые Ворота» сегодня выступал в ресторане «Высшая Марка» на верхнем этаже отеля «Марк Хопкинс» на Ноб Хилле. Билл должен был присутствовать там как пианист группы, а Уильям уже сделался неизменным завсегдатаем их выступлений.

Уильям и Элизабет прекратили попытки скрывать свои отношения от Билла, поскольку Элизабет была убеждена в том, что Билл и так наверняка слышал — и, возможно, даже помогал распространять — слухи, которые к этому моменту уже ползли о них по консерватории. «Если бы он собирался рассказать о нас доктору де Бург, он бы уже это сделал», — настаивала она. Уильям наконец согласился с ее аргументами, с облегчением ухватившись за возможность не сдерживать свое отношение к Элизабет в присутствии Билла.

— На вечер пятницы у меня тоже есть планы, — ответил Уильям, — но я буду очень рад, если завтра вечером вы с Энн позволите мне пригласить вас на ужин в «Чарльз Ноб Хилл». — Уильям обычно оставлял вечер четверга, когда занятия у Элизабет заканчивались поздно, на походы по джазовым клубам в компании Роджера, но одним таким вечером вполне можно было пожертвовать ради того, чтобы усыпить опасное любопытство Кэтрин. И, может быть, мне удастся уговорить Ричарда составить мне компанию.

— Боюсь, что завтра вечером я занята, но Энн с удовольствием к тебе присоединится. Ты ведь знаешь, конечно, что это её любимый ресторан.

Ещё лучше — Кэтрин не будет! Вообще-то, это было несколько необычно — приглашать на ужин одну женщину на следующее утро после признания в любви другой, но Уильям знал, что Элизабет его поймет. И это только одна из многих причин, по которым я — самый везучий мужчина на свете.

Он попрощался с Кэтрин, вышел из ее кабинета и, поглядывая на часы, быстрым шагом направился к месту назначения. Энн находилась у себя в кабинете, который располагался рядом с кабинетом ее матери, но с ней он переговорит позже. Он торопливо шел по консерватории, и шаги гулким эхом отдавались в пустынных коридорах. Меньше чем через пятнадцать минут закончится очередная пара и в проходах начнется толкотня и давка, но пока что здесь царила тишина.

Уильям добрался до цели и с удовлетворением увидел, что дверь аудитории, как всегда, приоткрыта. Он услышал поющий женский голос и улыбнулся, но через пару секунд осознал, что этот голос принадлежал не Элизабет. Чёрт. Должно быть, я её пропустил.

Хотя он уже неоднократно видел, как Элизабет выступает на публике, ему пока не удалось добиться осуществления одного из самых заветных своих желаний: быть единственным слушателем её выступления, чтобы оно предназначалось ему одному. Он пробовал самые разные подходы — и поддразнивание, и умасливание, и даже делал вид, что дуется, — но у Элизабет всегда была наготове какая-нибудь отговорка: то у нее не было с собой нот, то она не могла петь на полный желудок (который давит на диафрагму, мешая правильному пению), то время уже слишком позднее.

И вот как-то в середине сентября, проходя в среду утром по этому коридору по направлению к её кабинету, он услышал её милый звонкий голосок, доносящийся из-за двери. Эта была та же самая аудитория, в которой он услышал её щемяще трогательную песню в свой первый день здесь, накануне приема в Розингсе. Прослушав несколько песен, он потихоньку ускользнул незамеченным — хотя он почти впал в состояние транса, но все же не хотел рисковать и быть обнаруженным. Несколько дней спустя он, как бы между делом расспрашивая Элизабет, получил ценную информацию о том, что она часто оставалась здесь по средам после утренних занятий, чтобы упражняться в исполнительском мастерстве, поскольку эта аудитория до обеда была свободной.

С тех пор Уильям завёл привычку проводить среды в консерватории, и его график неизменно включал в себя прогулку по этому коридору в поздние утренние часы. Иногда его разочарованному взгляду представала пустая аудитория, но, как правило, его певчая птичка была там, прилежно трудясь над собой. Он никогда не давал ей знать о своем присутствии, памятуя о том, насколько сам не любил слушателей во время занятий, но все же не мог лишить себя этих восхитительных интерлюдий.

Он тихо ступил в дверной проем, который находился на самом верхнем уровне аудитории, и пробежал глазами по нижним рядам. Она сидела во втором ряду, внимательно слушая певицу, в которой Уильям узнал еще одну преподавательницу с кафедры вокала.

Песня закончилась, и Элизабет воскликнула:

— Это было замечательно!

Другая женщина, имени которой Уильям не помнил, присела в шутливом поклоне.

— Значит, на этот раз мне удалась правильная смена фокусировки?

Элизабет поднялась с места и направилась к сцене.

— И ты была абсолютно убедительна. За то время, что мы работаем над этой пьесой, ты добилась большого прогресса.

— И все благодаря тебе. Теперь я понимаю, почему они укатывают тебя до полусмерти во время репетиций «На юге Тихого океана» — ты действительно здорово умеешь добиваться нужного результата.

— Рада, если смогла помочь. В самом деле, Барб, у тебя это будет отличная песня для прослушиваний. Хочешь исполнить ее еще раз?

— Нет, спасибо. Я уже вполне уверенно её пою. А ты, кажется, говорила, что собиралась опробовать на мне какую-то новую вещь из своего репертуара?

Элизабет бросила взгляд наверх, и Уильям отступил назад, в тень.

— Да, мне бы хотелось, если ты не возражаешь.

— Нет, конечно, давай.

Элизабет взяла со стола компакт-диск и вставила его в проигрыватель. Уильям расположился так, чтобы удобнее было слушать. Он уже знал, что она никогда не смотрит вверх, на крайние ряды кресел в аудитории, а это значило, что он мог спокойно прислониться к дверному проему, чтобы в полной мере насладиться и её голосом, и теми эмоциями, которые так живо отражались у неё на лице во время пения.

Интересно, что она споет мне сегодня? Он всегда представлял, что находится в аудитории с ней вдвоем и сидит в первом ряду, и все её внимание отдано ему безраздельно.

Она начала петь, и Уильям замер, не в силах пошевелиться. Казалось, что она поет свою историю — их историю, — и каждое слово этой песни находило немедленный отклик в его сердце:

Когда Элизабет взяла финальную ноту, Уильям не смог дольше прятаться. Он вошел в дверной проем и остановился у задней стены. Возможно, почувствовав это движение, она посмотрела наверх. Их взгляды встретились — её глаза переполняли любовь и трепетная радость.

Он уже собирался спуститься по ступенькам вниз, к сцене, чтобы крепко, изо всех сил стиснуть ее в объятиях, но в этот момент раздались громкие аплодисменты Барб, и Уильям замер на месте. Он совершенно забыл, что они были не одни.

— Это было потрясающе! — Барб встала и подошла к сцене. — Я даже прослезилась. Но если ты проговоришься кому-нибудь из моих студентов, что во мне есть сентиментальная жилка, я тебе голову откручу. — Она присмотрелась к Элизабет повнимательнее. — Ого, да у тебя и самой глаза на мокром месте, как я погляжу.

Элизабет и в самом деле смахивала со щеки слезинку.

— Это счастливые слезы, — сказала она, как бы в ответ на реплику Барб, но Уильям знал, что эти слова были предназначены для него. — Я обычно не плаксива, но эта песня для меня — особенная. — Она снова подняла глаза на Уильяма и застенчиво улыбнулась.

— Ну что ж, в этом исполнении я не стала бы менять ни единой ноты.

Элизабет смахнула еще одну слезинку. Уильям изнывал от желания подойти к ней, обнять и осушать поцелуями все последующие слезинки по мере их появления.

— Спасибо, что дала мне шанс попробовать исполнить её на публике, — сказала она, улыбаясь Барб.

— Может, хочешь спеть еще раз? Не то чтобы в этом была необходимость, конечно.

Уильям надеялся, что Элизабет примет это предложение — теперь, когда ей было известно о его присутствии, может, она спела бы всю песню, от начала до конца, обращаясь к нему, — но она отрицательно покачала головой.

— На самом деле, ко мне с минуты на минуту должна прийти студентка. Мы собирались позаниматься здесь, чтобы использовать аппаратуру.

— Так что же, у тебя не будет и минутки, чтобы перекусить хотя бы сэндвичем?

— Нет, к сожалению, — но спасибо за предложение.

— Эм-м, извините… — за спиной у Уильяма раздался тонкий женский голосок. Он обернулся и увидел высокую худенькую девушку с копной коротких волос, отливающих яркой рыжиной даже в полумраке дверного проема. Она изумленно вытаращилась на него:

— Вы — Уильям Дарси!

— Да, так и есть.

— Ох, мамочки! Это и правда вы! Я, знаете, я ваша горячая поклонница! Я видела вас на нескольких концертах, ну и все такое, но я всегда боялась, ну, что ли, я не знаю, подойти и, ну, заговорить.

Уильям не знал, что сказать, поэтому просто улыбнулся ей, сунув руки в карманы.

Глаза у девушки сделались совершенно огромными.

— Меня зовут Дженна. Дженна Вудс. А вы пришли к мисс Беннет? Ну, то есть, я просто слышала, ну, ходят слухи, что она ваша… ой, не обращайте внимания, я не должна была этого говорить, но… Ох, господи, что ж это я лепечу, как идиотка!

Уильям обычно старался избавляться от восторженных поклонниц как можно быстрее, но по какой-то причине сейчас ему было важно, чтобы эта девушка почувствовала себя с ним комфортно.

— Рад познакомиться, Дженна. Вы пришли на урок вокала?

— А откуда вы узнали?

— Я слышал, как мисс Беннет говорила что-то об этом буквально минуту назад. Она вас ждет, так что проходите, пожалуйста.

— Спасибо. Но сначала — ой, нет, мне не стоит, наверное, просить…

— А что вы хотели?

Она протянула ему желтую нотную папку:

— Вы не могли бы оставить автограф на моей папке для нот?

— У вас есть ручка?

Пока Дженна лихорадочно рылась в сумочке, Барб прошла мимо к выходу из аудитории, кивнув Уильяму на ходу. Дженна наконец выудила лиловый фломастер и протянула ему; усмехнувшись, он принял фломастер у нее из рук и написал на желтой папке короткую записку.

Она взяла у него папку, внимательно изучила её и подняла на него глаза, в которых плясал восторг:

— Спасибо вам огромное.

— Пожалуйста. Желаю успешно позаниматься.

Сияющая Дженна буквально проскакала вниз по ступенькам. Элизабет стояла на лестнице на полпути к выходу; ее глаза лучились от удовольствия. Очевидно, она наблюдала за этой встречей.

— Дженна, проходите прямо на сцену, — сказала она, — я сейчас к вам спущусь.

Коридоры уже заполнялись студентами и сотрудниками факультета; кто-то медленно брел, поглощенный оживленной беседой, кто-то торопливо прокладывал себе путь сквозь толпу. Элизабет вышла из аудитории и остановилась перед Уильямом, улыбаясь очаровательной, милой улыбкой.

— Привет, — прошептала она.

Хоть его руки и оставались неподвижными, но глаза обняли её:

— Привет, cara.

— Тебе понравилась песня? — Она подошла чуть ближе.

Он тоже подступил поближе, и их тела почти соприкоснулись — почти, но не совсем.

— Очень, очень понравилась.

— Я рада, потому что она была спета для тебя.

— Я хочу тебя поцеловать. — Уильяму потребовалось все его самообладание, до последней капли, чтобы не схватить ее немедленно в объятия, невзирая на снующие вокруг них толпы народа.

Она кивнула, и её взгляд упал на его губы.

— Ты позже будешь у себя в кабинете? — спросил он. Мы могли бы запереть дверь, а потом…

— Нет. Всю вторую половину дня у меня занятия по вокалу, а потом еще назначена одна встреча в городе. Но сегодня вечером я с тобой увижусь?

— Непременно.

Она притронулась к его ладони легчайшим ласковым движением, но этого было достаточно, чтобы вверх по его руке побежал ток.

— Мне очень не хочется уходить, но… — Она оглянулась на аудиторию, где внизу, на сцене, ее ждала Дженна.

— Я понимаю. И, Лиззи?..

— Да?

— Обещай, что ты как-нибудь споешь мне эту песню, когда мы будем одни.

В ее улыбке светилась нежность:

— Обещаю.

Они постояли еще мгновение молча, глядя друг другу в глаза, а затем, очень медленно, она повернулась и вошла в класс. Он смотрел, как она спускается вниз по ступенькам к центру зала, любуясь плавным, грациозным покачиванием её бедер.

В конце концов ему удалось заставить ноги двинуться в сторону кабинета, где Соня работала над письмами, уведомляющими победителей конкурса о получении грантов. Но на полпути он вдруг остановился и, повинуясь внезапному безотчетному порыву, вышел из здания через главный вход. Он спустился по травянистому склону, который вел из кампуса на улицу, и остановился, дойдя до боковой дорожки, уводившей в глубь территории.

Они с Ричардом во второй половине дня планировали побегать вместе в парке Золотых Ворот, но сейчас ему нужно было побыть какое-то время одному, чтобы хорошенько осмыслить и переварить все то, что он услышал и узнал за прошедший день — душераздирающую историю, рассказанную Элизабет, ее объяснение тех недоразумений, которые мешали развитию их отношений, и уверенность в том, что он любим женщиной, которую обожал. Долгая прогулка, чтобы дать работу телу и прояснить голову, казалась идеальным решением.

Уильям свернул налево и энергичным шагом направился по боковой дорожке. Соне придется подождать.

------
* «Нежданная песня» — “An Unexpected Song / The Last Man in My Life”, музыка и слова Уэббера/Блэка/Малтби. Исполнительница — Кристиан Нолл, название альбома: «A Broadway Love Story», © 1998 Fynsworth Alley.

 

© 2006. Все права принадлежат автору